Петр Кошель



БИОЛОГИЯ: СТРАНА ВЕЧНЫХ ЗАГАДОК

Книга для школьников

Москва
Олма-пресс
2000


Из века в век века человек все больше узнает об окружающем его мире, да и о себе самом. Неиссякаемые тайны природы открывают такие глубины, перед которыми застываешь в восхищении! Что может быть увлекательнее познания самой жизни? Эта книга уводит вас в волшебную страну Биологию, рассказывая о ее парадоксах, неожиданностях и странностях.
Вы собираетесь стать биологом или медиком? Тогда отправляйтесь в край вечных загадок!..


Кудесники алхимии

«Насыпь в « горшок зерна, заткни его грязной рубашкой и жди»».  Рецепт прост, но что должно случиться? Через 21 день появятся мыши: они зародятся из испарений слежавшегося зерна и грязной рубашки.
Второй рецепт требовал некоторых хлопот. «Выдолбите углубление в кирпиче, положите в него истолченной травы базилика, положите на первый кирпич второй, так, чтобы углубление было совершенно прикрыто; выставьте оба кирпича на солнце, и через несколько дней запах базилика, действуя как закваска, превратит траву в настоящих скорпионов».
Автором этих рецептов был один из крупнейших ученых своего времени (первая половина ХVII века) - алхимик Ян-Ван Гельмонт. Он утверждал, что сам наблюдал зарождение мышей в горшке, и мыши появились вполне взрослыми.
Гельмонт не был одинок, он также не был первым. Еще философы Древней Греции - Аристотель и другие ? утверждали, что лягушки родятся из ила, что насекомые, черви и прочая мелочь заводятся сами собой во всех мало-мальски подходящих местах.
Эти мысли, нисколько не измененные, легли в основу тогдашней науки о живом. Ученые средневековья преклонялись перед авторитетом Аристотеля. Для них он был непогрешимым и великим мудрецом. Кто осмелится критиковать его? И действительно, естествознание ? родная стихия аристотелевой мысли, особенно, когда речь идет о живой природе, и мы вправе сказать, что Аристотель ? первый по времени философ-натуралист, поставивший научно-исследовательскую работу на небывалую до него высоту.
В зоологии у него были предшественники, например, талантливый племянник знаменитого философа Платона Спевсипп, сделавший кое-что в области классификации животных и растений и даже высказавший нечто в духе идей органической эволюции. Но то, что нам дает в этой области Аристотель, во много раз и количественно и качественно превышает все достигнутое его предшественниками.
Он вскрывает трупы различных животных, делая при этом выводы об анатомическом строении человека; он изучает свыше пятисот видов животных, описывая их внешний вид и рассказывая об их образе жизни, нравах и инстинктах; он делает ряд ценных открытий: прослеживает спаривание у ежей, находит мочевой пузырь у черепахи и яйцепровод у устриц, доказывает существование живородящих акул и змей, констатирует развитие трутней из неоплодотворенных яиц. Он отмечает своеобразное прикрепление языка у лягушек, говорит о наличии третьего века у птиц, рудиментарных глаз у крота, органов слуха у рыб и органов звука у насекомых; описывает зимнюю спячку животных, их строительное искусство, перелеты птиц, дает очерк жизни ос, шмелей, пауков...
От зоологии идет прямой путь к систематике животных, в которой Аристотель в течение многих веков, вплоть до Линнея, считался единственным авторитетом. И действительно, он первый поставил классификацию животных на более или менее научную основу, имея при этом в виду группировку их не только по сходству, но и по родству.
Средневековые ученые, уставив свои столы банками и склянками, соорудив перегонные кубы и прочие аппараты, десятки лет проводили возле  пузатых колб и громоздких ре­торт. Они кипятили и перегоня­ли, настаивали и процеживали. Они клали и лили в колбы все, что им подвертывалось под ру­ку. Они старались изо всех сил. Одни из них призывали на по­мощь Бога, другие черта: очень уж им хотелось увидеть, как завертится в колбе какой-ни­будь лягушонок или голова­стик.  Увы!  Кроме  смрада, обожженных рук и пятен на платье ничего не получалось.
Вся суть в рецепте! Найти бы его!
И вот за дело взялся сам великий Парацельс. Это был умнейший человек, но жил-то он в годы алхимии. И эта алхи­мия, со всей присущей ей наив­ностью, с ее смесью суеверия, зачатков знания и грубейшего невежества, наложила свой от­печаток и на Парацельса, чело­века блестящего ума.
Парацельсу  было  скучно возиться с лягушками, мышами и скорпионами. Это мелко. То ли дело изготовить в колбе... человека.
Этому существу было да­же придумано название - «гомун­кулус». Для незнакомых с латинским языком оно непонятно и выглядит странно. Тех, кто знает, как по-латыни называется человек, это слово не удивит. На латинском языке человек - «гомо». Уменьшительное от слова «человек» - человечек, а по-латыни «гомункулус».
Слово «гомункулус» говорит о происхождении «человечка»: не просто крохотного человечка, а фантастического существа, изготовленного в ла­боратории.  Он может вырасти,  этот гомункулус,  но если бы он и стал великаном, все равно его имя так и будет прежним - гомун­кулус.
Гомункулус - памятка о людях-фантазерах, мечтавших изготовить в лаборатории живое существо. Пусть это будет не «человечек», а са­мая простенькая инфузория.
Великий маг и  кудесник не оробел перед ответственной зада­чей. Окруженный колбами и ре­тортами, среди перегонных кубов и пузатых бутылок, наполненных разноцветными жидкостями, сре­ди связок сушеных летучих мышей и облезлых, изъеденных молью чу­чел зверей и птиц, под сенью кро­кодила, висящего под потолком, Парацельс предложил свой рецепт:
«Возьми известную человече­скую жидкость и оставь гнить ее сперва в запечатанной тыкве, по­том в лошадином желудке сорок дней, пока не начнет жить, дви­гаться и копошиться, что легко за­метить. То, что получилось, еще нисколько не похоже на человека, оно прозрачно и без тела. Но если потом ежедневно, втайне и осто­рожно, с благоразумием питать его человеческой кровью и сохра­нять в продолжение сорока седьмиц в постоянной и равномерной теплоте лошадиного желудка, то произойдет настоящий живой ребенок, имеющий все члены, как дитя, родившееся от женщины, но только весьма маленького роста».
Никто не знает, о чем думал Парацельс, ставя последнюю точку на своем рецепте, но может быть, он улыбался, и лицо его выражало ехидство и довольство собой. Кто сможет это сделать: налить «известную человеческую жидкость» в тыкву нехитро, перелить ее потом в лошадиный желудок и того проще. А вот «питать осторожно и с благоразумием» то невидимое и прозрачное, что закопошится в гниющей жидкости, - это штука не простая.
Прочтите внимательно рецепт, и вы увидите: Парацельс оставил себе столько лазеек, что всегда мог оправдаться.
И я отчетливо вижу, как в его лабораторию входит алхимик, испробо­вавший рецепт,  как он почтительно склоняется перед «учителем» и с дрожью в голосе говорит:
? Я сделал все, что сказано в твоем рецепте. Но у меня ничего не получилось!
 ? Да? - презрительно улыбается Парацельс. - И ты сделал все точно?
? Д-да, - заикается ученик.
? Нет! - резко обрывает его учитель. - Нет, нет, нет!.. Ты не все сделал! Ты был благоразумен и осторожен? Ты дал жидкости достаточно загнить? Ты вовремя перелил ее из тыквы в желудок? Ты сохранил тайну?
Ученик опускает голову. Насчет тайны он как раз и промахнулся: не утерпел и похвалился перед товарищем, что скоро в его лаборатории по­явится нерожденный человек.
- Ну?.. - смотрит на него Парацельс. - Сознавайся!
- Ты прав, учитель, - отвечает смущенный ученик. - Я…
И снова он наполняет тыкву и ждет. Каждый день смотрит - гниет или нет. И когда приходит время, переливает загнившую жидкость в ло­шадиный желудок, старательно отворачивая нос в сторону: очень уж пахнет.
Да, Парацельс ловко одурачивал своих почитателей… Одна нелепее другой создавались сказки. Откуда взялись черви, мухи, лягушки, улитки? Почему они появляются иногда тысячами и ты­сячами? Никто не видел, как они родились, никто не видел их яиц, никто не видел, как они росли. Ясно - они не родились, не выросли, а появи­лись сразу: народились из грязи, мусора, ила, гнили, из всего, чего хотите. Находились и критически настроенные умы. Были скептики, которые никому и ничему не верили. Они пытались иногда протестовать, но силен был ав­торитет греческих мудрецов, недосягаемой звездой сиял на горизонте средневековой науки Аристотель. Кто посмеет пойти против него?
И скептики нерешительно бормотали о своих сомнениях, а большинст­во - большинство зычно кричало: 
- Как? Ты против Аристотеля? Еретик!
Но время шло. Бормотаньи скептиков становилось все громче и громче. К тому же появились и факты.
Позицию за позицией сдавали сторонники учения о самозарождении. Они уступили скептикам мышей и лягушек, отказались от кротов, яще­риц, змей и рыб, птиц и, понятно, человека. Но всех позиций долго не сдавали.
Насекомые, черви, улитки и прочая мелочь - они-то уж, конечно, зарождаются из гнили, падали и всякой грязи.
Даже воинственный задор скептиков начинал остывать, и они нет-нет, да и принимались сомневаться. То им казалось одно, то - другое. Мир насекомых так велик и многообразен… Как знать, может быть, и правда мухи зарождаются из гнилого мяса?
Так, в спорах и сомнениях, проходили годы, десятки и сотни лет. 

Волшебный прибор Левенгука


В XVII веке в городе Дельфте жил голландец Антоний Левенгук. В молодости  он торговал сукном, это не помешало ему навсегда войти в историю науки, хотя и был он всего лишь самоучкой-любителем. Заинтересовавшись увеличительными стеклами, он научился шлифовать их и достиг в этом деле редкостного для тех времен совершен­ства. Его линзы были безукоризненны и на редкость малы: диамет­ром всего три миллиметра и даже меньше. Увлекаясь все сильнее и сильнее, Левенгук большую часть своей долгой жизни (он прожил девяносто один год) посвятил микроскопу. Правда, то был еще не микроскоп, а только лупа, и на современный микроскоп он походил не больше, чем самовар на паровоз, но он увеличивал. Великий искусник, Левенгук сумел изгото­вить простейший микроскоп. Он состоял из одной линзы, но увеличивал в двести семьдесят раз. Микроскоп от­крыл людям новый мир: он позволял видеть дотоле невидимое. Прошло некоторое время, и микроскоп начал входить в обиход ученых. Разнообразнейшие инфузории, коловратки и прочая мельчайшая жив­ность замелькала перед глазами изумленных наблюдателей. Эти крохот­ные существа были удивительно многочисленны и разнообразны, иссле­дователи были поражены.
И - это было самое главное - все кишело этими существами. В на­возе и в воде, в воздухе и в пыли, в земле и в водосточных желобах, во всяких гниющих веществах, словом, всюду были эти «микробы», как тогда называли все микроскопически малые существа. Откуда они появились?
Стоило положить в воду клочок сена, и через несколько дней сенной настой кишел инфузориями. А по­мимо них в настое кишели мириады уж совсем крохотных существ. 
- Они произошли из гниющих остатков сена,- заявил ирландский аб­бат Нидгэм. - Они зародились из него. 
- Они произошли из неживого,- вторил ему блистательный француз граф Бюффон.
Ученые разделились на два лагеря, кричали и шумели, обвиняли друг друга кто в безбожии, кто в излишнем преклонении перед авторитетами, кто - в чем придется. Какие могут быть яйца у этих существ? 
- Они сами меньше любого из яиц!
- Яйца не летают по воздуху, а они летают. 
- Вздор! Яйца есть! Еще знаменитый Гарвей сказал: всё из яйца. 
- Сказал, да не про них. Он про кур и других птиц это сказал. - Чем кричать, лучше докажите.
Когда дело дошло до доказательств, то встретились представители трех стран: Англии, Франции и Италии. С одной стороны были француз Бюффон и ирландец Нидгэм, с другой - итальянец аббат Спалланцани.
Ладзаро Спалланцани было всего пятнадцать лет, когда он попал в Реджио, в руки иезуитов. Они обучили его философии и другим наукам, и, видя способности юноши, стали соблазнять его блестящей карьерой монаха-иезуита. Неблагодарный ученик - с ним столько возились! - отказался от этой чести и отправился в Болонью.
На это у него были особые соображения. Дело в том, что в Болонском университете профессором математики и физики была его кузина - зна­менитая Лаура Басси. Лаура была очень учена, а легкость, с которой она решала самые трудные вопросы, удивляла иностранных профес­соров.
Ладзаро умело воспользовался счастливым случаем и так изучил мате­матику под руководством Лауры, что его университетский диспут закончился громом руко­плесканий. Профессора-старики пришли в восторг. Некоторые из них тут же передали ему своих частных учеников. То была трогатель­ная картина.
Отец Ладзаро был юристом, и, по обычаю, юноша должен был пойти по его стопам. Ладзаро, как послушный сын, принялся было за изучение юридических наук, но они не заинтересовали его. 
- Скучно! - заявил он, прочитав несколько толстых томов в кожаных переплетах.
Ладзаро занялся естественными науками, а чтобы родители не очень уж ворчали (родительским благословением он дорожил), заодно по­ступил и в монахи.
Вскоре аббат Спалланцани стал профессором. Он читал лекции в Тос­кане, Модене и Павии, путешествовал по Апеннинам, Сицилии и другим местам, нанес визиты не только австрийскому королю, но и турецкому султану. Он изучал все, начиная от рикошетов брошенных по воде камеш­ков и кончая восстановлением отрезанных кусков тела у дождевого червя. Сделав несколько открытий, он так увлекся естествознанием, что превратился в страстного натуралиста-исследователя.
Его не привлекала систематика животных, и он не старался найти и описать побольше новых видов. Распространение животных, их повадки, польза и вред тоже не привлекали особого внимания аббата-профессора. Физиология, эксперименты - вот что его интересовало.
Спалланцани изучил кровообращение у лягушек, змей, ящериц и дру­гих животных и узнал здесь немало нового. Долго мучил петухов - про­стых и породистых, стараясь постичь тайны пищеварения. Он не пожалел и самого себя: нужно же знать, как работает человеческий желудок. Чтобы получить немного желудочного сока, Спалланцани добывал его из собственного желудка.
Летучие мыши летают в темноте и ни на что не наталкиваются. Поче­му? Любознательный ученый начал «проверять» летучих мышей. Он за­клеивал им глаза, прижигал роговицу каленым железом, целиком удалял глазное яблоко. И слепой зверек летал, минуя все препятствия, кото­рых на его пути оказывалось предостаточно: аббат заботился об этом.
Экспериментатор не смог ответить на вопрос: каким чувством руковод­ствуется летучая мышь, летая в темноте. Ясно было, что это не зрение. Но что? Конечно, не слух, не обоняние и уж подавно не вкус. Оставалось осязание. И было решено, что у летучих мышей осязание чрезвычайно сильно развито: они могут осязать даже на расстоянии. Ученый ошибся, но можно ли ставить это ему в вину? Лишь спустя полтораста лет была раскрыта тайна летучей мыши. Оказалось, что огромную роль при ее по­лете имеют ультразвуки, своего рода «радарная установка»: издавая ультразвуки (тончайший писк, недоступный нашему слуху), она улавли­вает отражение этих звуков (ультраэхо) и им-то и руководствуется при полете. 
Аббат-натуралист был неутомимым исследователем. Поработав над раскрытием тайн кровообращения и пище­варения, он занялся изучением развития яйца. Эти исследования сулили множество интереснейших открытий. Правда, ученые XVII века уже раскрыли некоторые тайны размножения и развития животных, но все же именно здесь оставалось еще много неизвестного и еще больше домыслов.
Чем дольше работал Спалланцани в этой области, тем больше и больше убеждался в том, что у всех живых существ должны быть родители. 
- Именно родители, - настаивал Спалланцани. - Ничто живое не зарождается, не родится из ничего. Все живое от живого же, родится от подобного себе же.
Микроскоп, открывший микромир, дал новое поле деятельности для нашего исследователя. О, сколько всего замелькало под линзами его про­стенького микроскопа, и притом разнообразного, таинственного и глав­ное - нового, нового и нового! . .
Спалланцани увлекся этой работой. Кто знает, может быть, его интерес и угас бы вскоре - ведь аббат-натуралист так любил новизну, - если бы он не прочитал сочинения графа Бюффона.
Бюффон писал очень хорошо, но лабораторной работы не любил. Наблюдениями над всякими «микробами» занимался ирландец аббат Нидгэм, а Бюффон, выслушав доклад Нидгэма, писал страницу за страницей. Это было идеальное сочетание двух талантов - писателя и наблюдателя.
Спалланцани не мог согласиться с мнением Нидгэма, не убедило его и имя Бюффона - знаменитого натуралиста и писателя.
- Как? У мельчайших существ нет родителей? Они родятся из настоя сена? Микробы зарождаются из какой-то бараньей подливки? Вздор! - Спалланцани резко махнул рукой. - Вздор! - повторил он.
Сказать «вздор» легко. Мало ли кто кричал «вздор!» в споре со своим научным противником. Но слов мало - нужно доказать.
И вот Спалланцани увлекся новым делом: занялся поисками родителей микробов. Пожалуй, ни одно учреждение в мире не разыскивало родите­лей брошенного ребенка с таким старанием, с каким аббат искал этих родителей микробов. А они,  словно желая посмеяться над ним, никак не давали вывести себя на чистую воду.
- Неужели же так и останетесь сиротками? - горевал аббат. - Нет, этого не будет.
Спалланцани изменил тактику. Вместо того чтобы доказывать, что микроб может быть родителем, вместо того чтобы искать неуло­вимых родителей, он сделал наоборот. Нет микробов-родителей - нет и детей.
- Микробы заводятся во всяких настоях? Они заводятся в бараньей подливке? Родятся из нее? Ладно! Я сделаю так, что они не будут там родиться. Я не пущу туда их родителей.
Баранья подливка особенно рассердила горячего аббата. Именно она и выводила его из себя.
- Почему баранья подливка? Почему именно баранья? - с него­дованием восклицал он, уставившись на котелок, в котором жирным блес­ком переливалась подливка.
Он подогревал и кипятил  ее на всякие лады. Ему как будто удавалось уничтожить в ней всякие признаки жизни, но стоило подливке постоять день-другой, и микробы начинали в ней кишся кишеть. Мутные облачка покрывали жидкость, еще вчера такую искристую и чи­стую с поверхности. Хорошо еще, что у микробов нет языков, а то, чего доброго, Спалланцани увидел бы в свой простенький микроскоп-лупу, как они ехидно показывают ему язык и дразнят его: «Что? А мы здесь, мы здесь, мы здесь. . .»
Спалланцани горячился и волновался, десятками бил пузырьки и бу­тылочки, но не сдавался.
- Они попадают туда из воздуха, - мрачно бурчал он, разглядывая очередную порцию подливки. - Они носятся в пыли…
Он пробовал затыкать пузырьки пробками. Но что такое пробка для микробов? Эти маленькие проказники находили в пробке такие проходы, что сотнями оказывались в злосчастной подливке.
Спалланцани так увлекся войной с микробами, что начал смотреть на них, как на злейших своих врагов. Он потерял сон и аппетит, все мысли его вертелись около микробов и подливки.
И вот в одну из бессонных ночей у него мелькнула блестящая мысль. Он не стал дожидаться утра, вскочил, оделся и побежал в свою лабора­торию.
Идея Спалланцани была очень проста: нужно запаять горлышки буты­лок. Тогда уж никаких отверстий не останется, не пролезут эти проныры-микробы в подливку.
Работа началась. Спалланцани наполнял бутылочки подливкой, подо­гревал их, - некоторые несколько минут, а некоторые и по полчаса, - затем на огне расплавлял их горлышки и стеклом запаивал отверстие. Он обжигал руки, бил бутылочки, заливал пол и себя подливкой.
Рассвет застал Спалланцани в лаборатории. С десяток бутылочек сто­яло в ряд на столе. Их горлышки были наглухо запаяны.
- А ну!- щелкнул пальцем по одной из бутылочек аббат. - Пробе­ритесь-ка сюда!
Не без робости начал он исследовать содержимое бутылочек через не­сколько дней. А что, как и в них микробы?..
Подливка в бутылочках, прокипяченных в течение долгого времени, оказалась про­зрачной. Ни одного микроба! Спалланцани был в восторге.
Но чем дальше продвигалась работа, тем больше вытягивалось его лицо.
В бутылочках, которые кипятились по четверть часа, микробов было мало, но они были. А в бутылочках, которые кипятились всего по не­скольку минут, они просто кишели целыми стадами.
- Может быть, я не очень быстро запаивал? - усомнился Спалланцани. - Повторим…
И тут же решил изменить подливке: очень уж опротивел ему этот мерзкий запах. Он изготовил разнообразные настои и отвары из семян. Теперь в лаборатории запахло аптекой.
Снова бурлили настои, снова лилась жидкость в бутылочки, снова обжигал руки Спалланцани, снова на столе выстраивались ряды запаянных буты­лочек. И снова - через несколько дней - повторилась прежняя история. В бутылочках, подогревавшихся недолго, были микробы.
- Ба! - аббат хлопнул себя по лысине. - Ну и дела! Да ведь это новое открытие. Есть микробы, которые выдерживают нагревание в тече­ние нескольких минут. Они не умирают от этого...
Спалланцани весело засмеялся, довольно потер руки и уселся за стол. Он писал послание Бюффону и Нидгэму.
Возражение было длинно, полно ехидства и насмешек. Оно в корне уничтожало все «теории» Бюффона и Нидгэма.
«Микробы не зарождаются из настоев и подливок. Они попадают туда из воздуха. Стоит только прокипятить в течение часа настой и запаять бутылочки, и там не появится ни одного микроба, сколько бы времени настой ни простоял», - вот основные мысли возражения Спалланцани.
К аббату вернулся аппетит, а его сон стал крепок и безмятежен: тайна родителей микробов была как будто раскрыта.
- Ваша светлость! - вбежал в кабинет Бюффона Нидгэм. - Про­фессор Спалланцани спорит с нами. Он доказывает, что...-И Нидгэм рас­сказал содержание возражений Спалланцани.
- Гм… - задумался Бюффон, теребя кружевной манжет. - Гм. . .- повторил он и понюхал табаку. - Хорошо... Я обдумаю это. А вы оза­ботьтесь выяснением вопроса- могуг ли микробы зародиться в бутылоч­ках Спалланцани.
Нидгэм, прекрасный экспериментатор, сумел уловить смысл сказанного. - Он нагревал, он кипятил, - шептал аббат-ирландец, потирая нос. - Он нагревал по часу и дольше… Он… Так! - вскрикнул Нидгэм. 
Бюффон вздрогнул и укоризненно посмотрел на аббата: - Можно ли так кричать?
- Ваша светлость! Ваша светлость! - голосил восторженный Нид­гэм. - Все хорошо! Пишите…
Бюффон схватил перо, обмакнул его в чернила и навострил уши. 
- Пишите: у Спалланцани и не могло ничего получиться в его на­стойках, - захлебываясь, говорил Нидгэм. - Почему? А очень просто. Он своим нагреванием убил ту «производящую силу», которая заключа­лась в настойке. Он убил силу жизни. Его настои стали мертвы, они ничего не дали бы и без всяких пробок и запаиваний.
Нидгэм говорил, а Бюффон быстро строчил. Когда он записал все нуж­ное, то распрощался с Нидгэмом. Теперь он мог писать и один: материал у него имелся.
Ответ Бюффона и Нидгэма был напечатан. В нем говорилось и о на­гревании, и о том, что воздуха в бутылочках Спалланцани было слишком мало, что самозарождение микробов в таких условиях не могло произой­ти, и многое другое. Спалланцани внимательно вчитывался в пышные фразы бюффоновского произведения. И он уловил главное: в бутылочках было мало воздуха.
Нидгэм прав: воздуха было мало. Горлышки у бутылочек -  широкие. При запаивании приходилось сильно нагревать бутылочку. На­гревалось стекло, нагревался находящийся в бутылочке воздух. А нагре­ваясь, расширялся, и часть его выходила наружу. Отверстие горлышка было широкое, и запаивать его приходилось не одну минуту. Бутылочка не остывала: Спалланцани запаивал ее горячей. Воздух в запаянной буты­лочке был разреженный. Нидгэм оказался прав: такая обстановка мало пригодна для самозарождения. Какая там жизнь в разреженном воздухе!
Спалланцани изменил тактику. Он не запаивал бутылочку сразу, а вытягивал ее горлышко в трубочку. Оставлял на конце малюсенькое от­верстие, и только затем подогревал и кипятил. Потом он давал бутылочке остыть и лишь после этого запаивал отверстие. Оно было совсем кро­хотное, и при запаивании его бутылочка не успевала нагреться. Теперь во время остывания в бутылочку проникал наружный, неперегретый воздух. Его было достаточно: главное условие самозарождения соблюдено.
И все же микробы не появлялись. Правда, при условии, что настой был хорошо прокипячен.
Снова писал Спалланцани, высказывая свои  возражения Бюффону, и снова тот отвечал ему. В споре принял участие и Вольтер. Микробы, настойки и вся эта возня с ними его мало интересовали, но разве он мог упустить случай лишний раз съехидничать?
- А не кажется ли вам, господа, - обратился он к Бюффону и Нндгэму, - что ваши разговоры о самозарождении несколько странны? Ведь по Библии-то оно не так выходит. Идти же против библии аббату не со­всем удобно.
Нидгэм не сумел ответить великому насмешнику, а мог бы сказать ему: «Разве вы не знаете, что повар никогда не ест состряпанного им самим изысканного блюда?»
«Производящая сила» - это было очень туманно, зато звучало внуши­тельно. Производящая сила. Конечно, нет ее - не будет и живого, если... если верить в такую чепуху. Производящая сила в скором вре­мени превратилась в «жизненную силу» - таинственную силу, свойствен­ную всему живому. Именно она-то и несет с собой жизнь; нет ее - нет и жизни, перед нами мертвая материя. Жизненная сила - она же произво­дящая сила - оказалась на редкость непрочной: стоило полчаса кипятить настой, и она исчезала. Правда, не навсегда, и это было самое занятное. Нужно было лишь открыть доступ воздуха к настою, и «сила» появля­лась снова, доказательством чего служили «зародившиеся» микробы.
Вот здесь-то перед исследователем и возникало непреодолимое затруд­нение. «Ты убил жизненную силу,-говорили ему.-Как же хочешь ты видеть самозарождение? Без жизненной силы оно невозможно». Что тут делать? Стерилизовать настой, уничтожить в нем микробы и их зародыши необходимо: останься в живых хоть один микроб или «зародыш», и - где же самозарождение? Уцелевший микроб размножится, вот и все. Но сте­рилизация, говорят, убивает не только микробы, но и «жизненную силу».
«Производящая сила» очень помогла Бюффону и Нидгэму. Чем доль­ше затягивался спор, тем труднее становилось итальянцу. Очень уж мудрено писал Бюффон: его красивые фразы были звучны, но очень ту­манны. Привыкшему к точности изложения и описания фактов Спалланцани никак не удавалось толком понять, что сказал знаменитый француз-натуралист. Он хватался то за одно, то за другое место в книге Бюффона;.. но смысл их словно ускользал от него.
Как возражать? Как попасть в цель, если перед тобой туманное пятно? Спор остался неразрешенным.
Прошло много лет, и «жизненную силу» сменило «живое вещество». Простейший организм не зарождается, не возникает сразу из неживого: между ним и неживой материей - живое вещество. При определенных условиях из него возникает, зарождается простейший организм, появ­ляется существо.
Как проследить это, как показать и доказать, что это бывает? Без стерилизации не обойдешься: иначе увидишь мириады микробов, и при­том отнюдь не самозародившихся. Но. . . стерилизация, уверяют, убивает не только микробы, но и живое вещество. Нужно найти такой способ стерилизации, чтобы всякого рода бактерии, их споры (а они особенно стойки), да, конечно, и вирусы были полностью убиты, а живое вещество осталось живым. Его не нашли еще, такого способа, а пока не нашли - спор остается неразрешенным. Слова, как бы умны и красивы они ни были, не помогут: нужны  факты.


Опыты русского врача


Невозможность произвольного зарождения «микробов» доказывал не только Спалланцани. Его союзником оказался русский ученый - Мар­тын Матвеевич Тереховский (1740-1796).
Получив свидетельство об окончании курса в Санкт-Петербургском генеральном сухопутном госпитале, он был в 1765 году произведен в лекари. Несколько лет лекар­ской работы показали Тереховскому, что его знания, полученные в гос­питале, недостаточны. Он решил поехать за границу, чтобы изучить меди­цинские науки там. Очевидно, лекарь не надеялся, что его отправят учиться за счет казны, а потому просил разрешения поехать «за свой счет». Разрешение дали, но поставили условие: Тереховскому пришлось выйти в отставку. В 1770 году он уехал в Страсбург.
В Страсбургском университете, славившемся своей медицинской школой, Тереховский четыре с половиной года изучал врачебное искус­ство. Здесь же он написал и защитил докторскую диссертацию и получил диплом доктора медицины.
Диссертация была написана на латинском языке (как тогда было принято) и называлась «Зоолого-физиологическая диссертация о наливочном Хаосе Линнея».
«Наливочный Хаос» - малопонятное в наши дни название. В своей системе животных Линней назвал «Хаосом» раздел, куда отнес са­мые разнообразные существа: общим у них было одно - микроскопически малая величина.
Многие из этой мелюзги заводились во всякого рода «настоях», иначе - «наливках», отсюда - «наливочные», те животные, которых мы теперь называем простейшими. Инфузории, один из классов простейших, в переводе на русский язык означает «наливочные» (по-латыни «инфузум» означает - настой, настойка, наливка).
Русский медик проделал множество опытов и наблюдений. Он уста­новил, что «наливочные тельца» двигаются и что движения их собствен­ные, что это - организмы, пусть и очень малых размеров. Он установил и другое: «наливочные тельца» есть животные; «... двигающиеся нали­вочные существа - это не неодушевленные тельца и не органические молекулы среднего и хаотического царства, а истинные мельчайшие жи­вотные».
Оставалось выяснить: откуда берутся эти крошки во всякого рода настоях?
Тереховский работал спокойно и методично. Он не горячился, не жег себе пальцы и не сажал жирных пятен на платье. Не проклинал «микро­бов», не бранил Нидгэма и Бюффона. Наверно, он не страдал бессонни­цей, и если не всегда сытно ел, то не из-за отсутствия аппетита, а просто потому, что у него было очень мало денег.
Он имел дело только с простейшими животными: инфузориями и жгу­тиковыми. Наблюдая их, Тереховский заметил, что они появляются в на­стоях из семян, плодов, трав. В  разных настоях они иногда бывали разными.
Он был очень дотошным, этот врач: он принялся выяснять, в чем тут дело. Оказалось, что причина в воде. Можно изготовить настой из гороха или миндаля, из листьев желтофиоли или цветка гвоздики, и со­став «зверюшек»-инфузорий будет одинаковым во всех этих настоях при условии, что они изготовлены на одной и той же воде.
Вывод напрашивается сам собой: «зверюшки»-инфузории попадают в настои вместе с водой. В этом не было бы ничего удивительного. В при­роде эти крошки живут именно в воде: болотной, прудовой, речной, озер­ной, морской, даже колодезной.
Однако был и еще один путь попадания в настои: воздух. Опыты по­казали, что при высыхании воды «зверюшки» погибают. Очевидно, воз­душный путь был маловероятен.
Вода вызывала наибольшие подозрения, и Тереховский принялся ставить опыты именно с водой.
Для начала он взял чистую воду - сырую и кипяченую - и держал сосуды с ней открытыми, поставив их рядом в комнате. В сосуде с сырой водой «зверюшки» появились, кипяченая вода осталась незаселенной. Но когда к ней прибавили сырой воды, то «зверюшки» появились и в этом сосуде.
Проделав ряд опытов с водой, Тереховский пришел к убеждению, что в водяные настои «зверюшки» попадают именно с сырой водой. Чтобы доказать это, были проделаны новые опыты.
Были изготовлены настои на трех сортах воды: сырой, прокипяченной и ледяной (талой). В сосуде с сырой водой «зверюшки» появились, в про­чих - нет.
Тогда Тереховский взял настой, в котором кишели «зверюшки», и раз­лил его в две посудины. Одну из них нагрел выше 35 градусов, другую так охладил, что вода в ней превратилась в лед. В обеих посудинах «зверюш­ки» погибли. И хотя сосуды - одни с остывшей, а другие с талой водой - простояли очень долго, ничего в них не появилось.
Хорошенько проварив траву, Тереховский залил ее сырой и кипяченой водой. В банке с сырой водой «зверюшки» появились, в другой банке их не было, хотя она и простояла много дней.
Чай, заваренный обычным способом, - чем не настой? Был проверен и он: ведь это так просто - налить стакан горячего чая и оставить его стоять. В чае никто не «завелся».
Тереховский проделал множество опытов, и все они показывали одно и то же: «зверюшки» попадают в настои с сырой водой. Нет их в воде -  нет и в настое.
Никакого самопроизвольного зарождения!
Не все было хорошо в опытах Тереховского. Он был уверен, что «зверюшки» не могут попасть в настои из воздуха, и его опыты как будто доказывали это. Но мы-то знаем теперь, что это не так. Они не попадали в сосуды Тереховского просто потому, что сосуды стояли в комнате, да еще, по-видимому, зимой. Известно, что в воздухе цист простейших вооб­ще очень мало: одна, две, три в кубическом метре воздуха. И это - в природе, летом. Стой сосуды месяцами, может быть, в них что-нибудь и попало бы из воздуха, но месяцами они не стояли.
На листьях, на траве, даже на сене есть цисты инфузорий. И всякий школьник знает, что в сенном настое появляются туфельки и другие ин­фузории. Но во времена Тереховского о цистах простейших ничего толком не знали.
Для своего времени Тереховский убедительно доказал, что «анималькули» (инфузории и другие микроскопически малые животные) не заво­дятся сами собой, не зарождаются в настоях, а попадают в них с водой. Он не все сказал, как и Спалланцани, но ведь не довел всего до конца и Луи Пастер сто лет спустя.


Таинственный мир


Водная гладь озер, морей и рек кажется в солнечный день ясной и прозрачной. Если взять стакан воды из реки, посмотреть на свет, то и на свету вода покажется чистой, как воздух. Так ли она чиста на самом деле? Проверить это можно при помощи микроскопа, увеличиваю­щего предметы в 250 и даже в 2500 раз, а новейшие электрон­ные - в несколько десятков тысяч раз. Возьмем из ближайшего пруда, канавки или болота только одну каплю воды. Поместим ее под микроскоп и начнем рассматривать. Неведомый мир откроется нам.
Капля похожа на маленький прозрачный пруд. Множество юрких созданий шныряет во все концы этого крохотного пруда. Одни из них круглые, как мячик, другие похожи на яйцо, у третьих тело вытянуто в виде трубки, а четвертые наде­лены изогнутой ножкой. У одних на теле имеются маленькие реснички, у других - жгуты или бичи. Реснички быстро колеб­лются, а жгуты с силой ударяют то в одну, то в другую сторону, и благодаря их работе обитатели водяной капли передвигаются. Жизнь здесь бьет ключом.
Во всяком пруду, если он не проточный и если на дне его нет родников, вода медленно высыхает. По мере того, как вода в капле убывает, маленькие обитатели начинают замедлять свои движения. Реснички на их теле колеблются медленнее, сами они съеживаются, еле двигаются и, наконец, совершенно оста­навливаются. Жизнь замерла. Однако можно снова оживить этот мирок; стоило лишь на высохшее пятно капнуть воды. Тогда и обитатели капли воды оживут.
Откуда бы мы ни взяли каплю воды - из лужи, речки, бо­лота. пруда или моря - всюду могут найтись не видимые без микроскопа живые существа.
Что же это за существа? Это простейшие из существующих на нашей земле животных: амебы, биченосцы (с одним или несколькими жгутами), инфузории и микроскопические расте­ния. Большинство из них состоит всего из одной клетки. Позна­комимся сначала с амебами.
Амеба по своей организации довольно проста. Это крошеч­ный кусочек протоплазмы живого вещества мелкозернистой структуры, состоящего главным образом из белка. В протоплаз­ме находится ядро круглой или овальной формы. Протоплазма и ядро - важнейшие части тела амебы. Существо это, несмотря на ничтожные размеры, обладает всем тем, что присуще живо­му организму.
Дышит ли она? Несомненно. Без кислорода амеба погибает. Правда, животные дышат легкими, а у амебы легких нет, но она поглощает кислород всей поверхностью тела.
Питается ли амеба? Конечно. Проследим за нею. Вот она плавает в капле воды. К амебе подкатывается какой-то зелено­ватый шарик; это - водоросль, крошечное водяное растеньице. Как только шарик прикоснется к телу амебы, она выпускает отростки, точно лапки, обхватывает ими водоросль и медленно вместе с маленькими пузырьками воды втягивает добычу внутрь тела. Водоросль в теле амебы постепенно распадается на кучку маленьких зернышек, которые затем смешиваются с протоплазмой амебы. Амеба переварила добычу при помощи особого пищеварительного сока.
Проследим за жизнью амебы далее. Вот она снимается с ме­ста, выпускает из тела отросток (его называют ножкой, или псевдоподием) и подтягивает к нему все тельце; затем выпу­скает другой, делает как бы шаг вперед. Если хотите помешать ее прогулке, направьте на нее яркий луч света. Амеба сейчас же съежится, свернется в клубочек и замрет на месте. Яркий свет ей, очевидно, вреден. Особенно любопытна в амебе способ­ность без конца менять свою форму. То она совершенно круг­лая, точно шарик, то вдруг вытянется наподобие груши или же примет какую-нибудь странную форму, выдвигая отдельные части своего тела в виде отростков.
Способность двигаться и менять форму особенно ярко вы­ступает у амеб под воздействием различных раздражителей - не только резкого света, но и тепла, электричества, химических веществ. Под влиянием тепла амеба начинает двигаться быстрее, а под влиянием паров спирта она замедляет свои дви­жения, а затем останавливается, свернувшись в круглый комо­чек. Достигнув зрелости, амеба размножается: делится пополам, и каждая половина становится новой молодой амебой.
Существует несколько видов амеб. Они живут в пресной или соленой воде, в илистых прудах и болотах, в сыром песке и во влажной почве, а некоторые селятся в теле человека и жи­вотных (главным образом в кишечнике). В пищеваритель­ном канале человека чаще всего встречаются два вида амеб: безвредная и болезнетворная, вызывающая у людей тяжелое ки­шечное заболевание - дизентерию.
Есть и другая распространенная болезнь, которая вызывает­ся простейшим микроскопическим животным. Это - болотная лихорадка, малярия. Ею чаще всего заболевают жители боло­тистых местностей, а возбудителем этой болезни является плазмодии - особое микроскопическое существо. Живут плаз­модии в крови страдающего малярией и проникают в красные кровяные шарики; здесь они питаются, опустошают весь кровяной шарик, заполняют его, растут и, наконец, размно­жаются. Новые плазмодии, выбравшись из разрушенного кро­вяного шарика, проникают в здоровые шарики. Одно поколе­ние плазмодиев нарождается за другим и ведет свою разруши­тельную работу, а человек страдает приступами жестокой лихорадки.
В местностях, где люди болеют малярией, распространен особый вид комаров - анофелесы. Этот комар кусает человека, страдающего болотной лихорадкой, сосет кровь, а вместе с ней забирает и несколько плазмодиев. В тот момент, когда зараженный комар садится на здорового человека и запускает в его кожу свой хоботок, плазмодии попадают вместе со слюной комара в кровь человека, который после этого заболевает болотной лихорадкой (малярией).
Трипаносома - также одно из простейших (одноклеточных) животных. Она имеет вытянутую в длину форму. На одном конце ее выступает подвижный жгутик, от основания кото­рого вдоль тела, подобно оборке, тянется нежная перепонка, которая колышется, точно по ней все время пробегает вол­на. Перепонка вместе со жгутом служит органом движения трипаносомы. Трипаносома размножается, как амеба, путем деления.
Остановимся теперь на двух наиболее интересных видах этой группы микроскопических животных. Один из них заводится в крови копытных животных, другой - в крови человека.
Давно уже известно, что в жарких странах Африки лошади, мулы, ослы, а также крупный и мелкий рогатый скот страдают от особой повальной болезни, называемой наганой. Болезнь эта начинается жаром и лихорадкой. Затем животное постепенно чахнет, худеет, теряет аппетит, лишается сил и умирает. Одно время думали, что тут всему виной муха цеце. Но изучив этот вопрос основательно, узнали, что возбудителем болезни являет­ся не муха, а трипаносома. Этот паразит попадает в кровь животных, где с невероятной быстротой размножается. Через некоторое время в крови этих животных оказываются миллионы трипаносом. В одном наперстке крови лошади пла­вает свыше двухсот тысяч трипаносом. У такой лошади число красных кровяных шариков в крови оказывается вдвое и даже втрое меньше, чем должно быть. Трипаносомы разрушают кровяные шарики тех животных, в теле которых они поселяются. Этим и объясняется худосочие и потеря сил при нагане.
Нужно ли, однако, думать, что муха цеце не играет никакой роли в заражении наганой и что жители Африки ошибают­ся, считая цеце опасным насекомым?
Муха цеце распространяет эту болезнь, передает ее от одного животного к другому, заражая целые табуны лошадей и ста­да рогатого скота. Своим острым хоботком муха цеце прокалывает кожу больного животного и, высасывая его кровь, уносит с собой и трипаносомы. Когда же эта муха кусает здоровое животное, то в его кровь попадают трипаносомы, застрявшие в хоботке.
Различают несколько видов мухи цеце. Одна из них опасна для животных, другая причиняет много неприятностей людям, особенно обитателям Африки: она переносит и распространяет особый вид трипаносом, который вызывает у людей так называемую сонную болезнь. Поселяясь в крови человека, эти трипаносомы вызывают тропическую лихорадку - изнуритель­ную болезнь, нередко приводящую к смерти. Когда же они пробираются в жидкость, омывающую спинной мозг, человек заболевает сонной болезнью. Больной становится вялым, мало­подвижным. Его все время клонит в сон. Он может иногда спать неделями, просыпаясь лишь для того, чтобы поесть или попить. Такое состояние тянется месяцами, иногда два-три года, причем склонность ко сну растет, а сон становится все про­должительнее, пока, наконец, больной не засыпает навсегда.
К невидимкам принадлежат и простейшие микроскопиче­ские растения - водоросли. Они живут в пресных и соленых водоемах и в почве. Иногда они размножаются в таком огромном количестве, что окрашивают воду в желтый, зеленый, бурый и даже красный цвет. Воды знаменитого Красного моря, а также Тихого и Индийского океанов приобретают порой на протяжении многих километров то кирпичный, то красный оттенок благодаря массе окрашенных в бурый или розовый цвет низших водорослей. А наши пруды летом обычно покры­ваются ковром водорослей, и тогда говорят: «пруд цветет».
Микроскопические водоросли различаются, по окраске и по форме. Самая обычная форма - почти правильный шарик, по­крытый оболочкой. Внутри клетки заключена протоплазма с ядром и зелеными зернышками, содержащими хлорофилл.
Снежный первопузырник - водоросль ярко-розового цве­та - является причиной одного из любопытнейших явлении природы - «кровавого снега». Ветер приносит массу зароды­шей снежного первопузырника и рассеивает их по снегу. Низ­кую температуру они легко переносят и размножаются в огром­ном количестве. Каждая клетка водоросли ярко-розового цвета, множество водорослей придает снегу красный цве»т.
Снежный первопузырник и другие родственные ему виды простейших водорослей часто встречаются на покрытых снегом горных вершинах, в талой воде полярных льдов и на обширных равнинах далекого севера. Снеговые и ледяные поля Гренлан­дии зачастую окрашиваются благодаря таким водорослям то в зеленый, то в желтый, то в красноватый цвет. По словам путе­шественников, это очень красивое зрелище.
Некоторые растения-невидимки покрыты твердыми оболоч­ками удивительно изящной формы. Остановимся только на двух видах простейших водорослей: перидинеях и диатомовых водо­рослях, или кремнеземках.
Большинство перидиней - обитатели северных морей. Почти все они одеты в панцири причудливой формы, образованные из отдельных твердых скорлупок. Скорлупки связаны швами и имеют множество отверстий, через которые часть протоплазмы вытекает на поверхность панциря; тут протоплазма вырабаты­вает особые твердые образования, которые отлагаются на пан­цире в виде гребешков, зубчиков, сеточек, шипов, воротничков и иных украшений. Некоторые из перидиней ночью излучают свет, и там, где эти водоросли скапливаются в очень большом количестве, море светится.
Море - родная стихия диатомовых водорослей, или диатомей. Накапливаясь в морской воде в огромных коли­чествах, они придают ей зеленоватый, желтоватый или бурова­тый оттенок. Миллионы диатомей ежеминутно становятся жертвами мелких рачков и червей, которые являются добычей различных рыб, а рыбами, в свою очередь, лакомятся птицы. Панцири водорослей переходят из желудка рачков в кишечник рыб, а затем - птиц. Пищеварительные соки не в силах растворить тот материал, из которого состоят эти панцири. Пройдя через желудок птиц, они оказываются в их помете - гуано.
Вдоль западных берегов Южной Америки и на ближайших к ним островах встречаются обширные залежи гуано, являю­щегося ценным удобрением. Гуано можно очистить, промыть, прокипятить с кислотой, останется беловатый порошок. Под микроскопом можно увидеть, что он состоит из панцирей диатомовых водорослей различной формы: они словно выточены из тонкого, играющего радугой стекла и разукрашены узора­ми. Панцири сложены из чистейшего кремнезема, из которого образуется и горный хрусталь, поэтому диатомей называют еще и кремнеземками. Скапливаясь на морском дне, они образуют осо­бую рассыпчатую легкую породу, которую иногда называют мукой.
Кремнеземки водятся не только в морях. Многие виды их обитают и в пресных водах - в озерах, прудах, реках, торфя­ных болотах. Они, подобно всем простейшим водорослям, играют очень большую роль в природе.
Микроскопические водоросли, как и все растения, наделен­ные хлорофиллом, способны использовать энергию света и за счет нее превращать минеральные вещества в сахара, жиры, белок (то есть в органические вещества). Животные делать этого не могут: они получают сахара, жиры и белок от расте­ний. Их жизнь немыслима без растений. Водорослями питаются живущие в водах мелкие животные, а ими - более крупные. Чем больше будет в водоемах таких водорослей, тем больше будет в них животных, которыми питается рыба. Это обстоятельство учитывается при разведении рыб: специалисты стараются выбирать такие водоемы, которые обильно населены низшими водорослями, в том числе кремнеземками. Многие водоросли, в том числе и кремнеземки, усваивают не только минеральную пищу, но и различные разлагающиеся остатки погибших растений и живот­ных. Поедая эту гниль, они тем самым очищают пресные воды, что очень важно для человека.
Нам предстоит теперь познакомиться еще с одной группой низших растений - с классом грибов.
Глядя на боровик или масленок, каждый скажет, что это - гриб; тут ошибиться невозможно. Есть, однако, такие грибы, которые не сразу можно назвать грибами.
Кому не приходилось видеть плесень? Она вырастает на стенах домов, на ломтях сырого хлеба, на лежалых плодах, на кустах картофеля, половинках разрезанного лимона.
Рассматривая плесень сквозь увеличительное стекло, ви­дишь множество тонких переплетающихся нитей. Это - те же грибы, только чрезвычайно маленькие. Нити стелются на по­верхности того предмета, на котором выросли, либо пробирают­ся внутрь его. Эти нити называются мицелием, или грибницей. Над ними выступают тоненькие столбики. На вершине отдельных столбиков сидят округлые головки, а в головках - множество мелких спор, то есть зародышей будущих грибков.
Некоторые из выступающих столбиков ветвятся на верхушке, образуя нечто вроде кисти. Каждая нить такой кисти сложена из маленьких шариков, наподобие четок или бус. Шарики - это те же споры, из которых при подходящих условиях могут развиться такие же растеньица.
Откуда же на сырых стенах, на плодах, на хлебе берется плесень? В воздухе с пылью носится множество спор, из которых, как из семян, вырастают грибки, образующие плесень. Попав из воздуха на кусок отсыревшего хлеба или на сырую стену дома, споры прорастают, образуя грибницу, над которой со временем поднимаются столбики, несущие либо мешочек (головку) со спорами, либо кисть, состоящую из спор.
Некоторые из простейших грибков приносят большую поль­зу. Это, прежде всего, дрожжевые грибки, или дрожжи. Они имеют разнообразное применение. С их помощью делают, например, пиво и вино. Солодовое (ячменное) сусло и виноградный сок превращаются в пиво и вино только после того, как перебродят под воздействием дрожжевых грибков и в них появится спирт. В обоих случаях спирт возникает под воздействием дрожжевых грибков. Эти грибки, питаясь сахаром, находящимся в виноградном и солодовом сусле, разлагают его на спирт и углекислый газ. Газ выделяется в воз­дух, а спирт остается в пиве и вине.
Существует несколько видов дрожжевых грибков, вызываю­щих спиртовое брожение. Дрожжевые грибки применяются при выпечке хлеба, изготовлении браги и некоторых кормов. Дрож­жи имеют также лечебное значение, например, при нарывах (фурункулезе), так как они богаты витаминами.
Есть и другие грибки, действующие так же, как дрожжевые. Так, один из них вызывает брожение молока кобыл и образует кумыс. Это очень ценный питательный и лечебный напиток, применяемый при лечении туберкулеза. Кефирные грибки служат для приготовления из коровьего молока другого полезного продукта - кефира.
Есть грибки, не состоящие в родстве с дрожжевыми и, тем не менее, выполняющие примерно такую же работу. В Японии, например, в большом ходу водка, известная под названием «сакэ». Она готовится из риса, который бродит под влия­нием особого вида плесневых грибков, известных в науке под общим названием аспергиллусов. Другой вид этих грибков перерабатывает сахаристые вещества в лимонную кислоту, а третий способствует созреванию некоторых сортов сыра.
Если сюда прибавить еще два вида грибков, из которых один заводится в дозревающих ягодах винограда и способствует образованию в них добавочного сахара, а другой увеличивает количество спирта в вине, то станет вполне ясно, что некоторые грибки есть приносят большую пользу.
Существуют виды грибков, которые паразитируют на живых расте­ниях: на стебле, на корне, на молодых побегах, на листьях, на цветках, на плодах. Трудно представить себе, как разно­образно проявляют они свою вредоносную, а часто и разруши­тельную работу.
Молодую рассаду капусты поражает грибная болезнь под названием «черная ножка». Корневая шейка каждого растения чернеет и отмирает. Вся ткань в этом месте набита клетками паразита и мешочками с его спорами. Эта болезнь приносит огромный вред огородным хозяйствам.
Картофель поражается «картофельной гнилью». Болезнь эта вызывается грибком фитофтора инфестанс, по имени которого и «картофельную гнилью» часто называют фитофторой. Она появляется во второй половине лета и поражает листья (ботву) и клубни картофеля. Гниение продолжается в хранилищах и нередко приводит к полной гибели запасов.
У нас в России ведется успешная борьба с фито­фторой, выведены устойчивые против заражения фитофторой сорта (например, Лорх) и организовано правильное хранение семян.
В некоторых странах Европы и Америки потери от фито­фторы были в недалеком прошлом очень велики. Известен такой исторический факт. В 1845 году в Ирландии, где жители пита­лись главным образом картофелем, все его посадки погибли от фитофторы. Начался голод, свирепствовавший три года. Это был самый ужасный голод из всех, когда-либо посещавших человечество. От голода и болезней умерло миллион двести сорок тысяч взрослых и детей. Кроме того, около миллиона бежало из Ирландии, главным образом в Америку.
Листья у персика, вишни и черешни часто становятся курчавыми. Эта курчавость - результат работы, производимой особым грибком. Другой вид таких же вредите­лей уродует не листья, а плоды. Он пробирается в ту часть цветка, которая называется завязью (будущий плод). Под влиянием паразита завязь быстро разрастается и образует «дутый» плод. Такие дутые плоды можно увидеть, например, на сливе или черемухе.
От другой породы грибков-вредителей страдают порой такие плодовые деревья как груша и яблоня: на их листьях и плодах вдруг появляется масса темных бархатистых пятен. Эту болезнь называют «паршой» яблони и груши.
Существует много видов грибков, в результате жизнедеятельности которых на листве растений появляются пятна черного, бурого и ржаво-красного цвета. Пятна представляют собой или кучки спор грибков-вредителей, или же разрушенную паразитом листовую ткань. Сами же грибки, вернее их тонкие нити (грибница), стелятся либо по поверхности листа наподобие паутины, либо под кожицей, одевающей лист снизу и сверху, а споры их собираются на листе отдельными пятнами.
Интересно проследить, как питаются эти паразиты. Для этого нужно прежде познакомиться со строением растений.
Если срезать с листа острой бритвой тоненькую пластинку и рассмотреть ее под микроскопом, то легко увидеть, что вся она состоит из отдельных ячеек (клеток), похожих на пчели­ные соты. Каждая ячейка наполнена соком. Из таких ячеек состоит все растение: стебель, веточки, корни, лепестки цветка, тычинки, завязь.
Из воздуха споры грибка-паразита попадают на кожицу листа. Смоченные росой или каплями дождя, они прорастают, то есть вытягиваются в нити. Нитей становится больше, они ветвятся, переплетаются и образуют грибницу. Некоторые из нитей грибницы выпускают из себя маленькие отростки, вернее, присоски. Отростки эти разрушают стенки клеточек, из которых сложен лист, и пробираются внутрь, где находится питательный сок. С помощью присосок грибок вытягивает из листа пищу, растет, производит новые нити, образует споры.
В то время как одни грибки растягивают свои нити на кожице листа, другие, например картофельный, забираются глубоко в тело растения. Грибница картофельного грибка внед­ряется то в листья и молодые побеги растения, то внутрь самих картофелин; ее нити пробираются в промежутки между рядами клеток, из которых сложен картофельный лист или клубень. При этом каждая нить выпускает маленькие присоски, которые пробуравливают стенки клеток, погружаются в клеточный сок и впитывают его. Пронизанные множеством нитей картофельного грибка, клубни так сильно изменяются, что под конец начина­ют походить на какую-то гнилую, вонючую жижу. Понятно, что такой картофель не годится ни в пищу, ни для посева.
Виноградная плесень развивается на незрелых ягодах вино­града. Грибница, развивающаяся из спор этого грибка, покры­вает кожицу ягоды нежной паутиной из множества ветвящихся и перекрещивающихся нитей. Эти нити выпускают маленькие присоски, которые внедряются в клетки кожицы и вытягивают из них сок. При этой болезни пораженные грибком ягоды трескаются, гниют, не дозревают, и вследствие этого иногда весь урожай винограда гибнет. Название болезни, вызываемой виноградной плесенью,- оидиум. Эту болезнь называют также пепелицей - от слова пепел, потому что ягоды, на которых растет виноградная плесень, имеют такой вид, точно их посы­пали мелкой пылью или пеплом.
Есть и другой грибок, причиняющий много бед виноградникам. Болезнь, которую он вызывает, называют мильдью. Грибок поражает стебли, листья и ягоды виноградной лозы. Убытки, причиненные мильдью виноградникам Франции, достига­ли огромных размеров. Обе болезни - и оидиум и мильдью, а также картофельная гниль - завезены Европу из Америки.
Человек, работающий на земле, конечно, знает, что такое спорынья, или рожки. В колосе ржи (а иногда и других злаков) среди обыкно­венных, здоровых зерен попадаются зерна крупные, уродли­вые, действительно похожие на маленький рожок темно-фио­летового цвета. Грибок, вызывающий эту болезнь, проникает в завязь цветка. Здесь его грибница сильно разрастается, обра­зуя плотный, твердый рожок. Это и есть спорынья. Она ядовита. Необходимо очищать от нее семена (в продовольственном зерне примесь спорыньи допускается не свыше 0,2%). Хлеб, испе­ченный из ржи, содержащей значительное количество спо­рыньи, может вызвать тяжелую болезнь, которую называют «злые корчи», и даже смерть. Название болезни показывает, что яд спорыньи вызывает сильное сокращение мышц (судо­роги). Спорынью употребляют в медицине, но только по пред­писанию врача и в очень малых дозах.
Спорынья вредна не только тем, что ядовита. Она снижает и ухудшает урожай. Ясно, что нужно бороться с этим врагом. Самое надежное средство - сбор рожков, очистка посевно­го зерна. Рожки можно отделять, погружая зерно в крепкий соляной рассол.
Не менее настойчиво приходится бороться с другой извест­ной болезнью злаков - головней. Одно из средств борьбы с головней - протрава зерна, предназначенного для посевов, хлорной известью, суперфосфатом, слабым раствором медного купороса или формалина; эти растворы убивают гриб­ки, не вредя самим зернам. Применяется также опыление сухими протравителями.
Что такое головня? Как проявляется эта болезнь и почему ее так называют?
Существует около 700 видов головневых грибков-паразитов. Они селятся по преимуществу на цветках частях злаков (пшеницы, ржи, овса, ячменя, кукурузы, проса, риса) и луговых трав. К цветкам растения обильно притекают соки, кото­рыми и питается грибок. Его грибница, вырастая, часто пронизывает все растение сверху донизу. Первоначально растение выглядит здоровым, но к поре колошения метелки и колосья чернеют, точно их чем-то обожгло, обуглило. Отсюда и название болезни - головня. Почернение объясняется огром­ным количеством темных спор головневого грибка, развивше­гося на метелках, колосьях, листьях и стеблях.
Известен ряд болезней, вызываемых разными видами голов­невых грибков: обыкновенная «пыльная головня», обильно по­крывающая темной пылью (споры грибка) полуразрушенные колоски; «головня пузырчатая», уродующая стебли, корни и цветы кукурузы и раздувающая пузырем междоузлия этого растения; «вонючая головня», набивающая зерна пшеницы твердой массой черных спор, отдающих запахом селедочного рассола.
Многочисленна семья головневых. Но куда обширнее семей­ство ржавчинных грибков. Почти все они паразиты. Эти пара­зиты селятся на различных растениях: злаки, яблони, груша, рябина, можжевельник, сосна, подсолнечник, лен - вот обыч­ные «хозяева» ржавчинных грибков.
Давно было замечено, что кусты барбариса не следует сажать подле хлебных полей, так как такое соседство небезопасно. Весной на листьях барбариса появляются иногда небольшие бородавки ржавого цвета. Это - скопище ржавчинных грибков. Подобно другим грибкам, они образуют споры, которые ветром переносятся на листья и стебли злаков. Происходит это летом. Очутившись на злаках, споры барбарисного грибка прорастают. Из них образуются нити, которые живут за счет хлебного расте­ния. К концу лета грибок, сидящий на колосьях, производит, в свою очередь, споры, которые покрывают мелкими подушеч­ками желтовато-красного цвета листовые пластинки и стебли злака. Вместе с частями больного растения споры попадают в почву. Тут они зимуют, а весной вновь переносятся на молодые листья барбариса.
Итак, один и тот же ржавчинный грибок в разное время года питается соками различных растений: весной он живет на листьях барбариса, а летом - на колосьях злаков; в первом случае он производит ржавчину на барбарисе, а во втором - ржавчину на хлебных колосьях. Теперь легко понять, почему кусты барбариса - опасные соседи для хлебных полей.
Такие грибки-кочевники встречаются нередко. Одни из них в начале лета селятся на стеблях брусники, а потом живут на иглах пихты, образуя здесь ржавчину наподобие бокальчи­ков красного цвета; другие в течение лета тянут соки сначала у дикого розмарина, а затем развиваются на иглах ели; третьи ютятся сначала в виде желтых пятен на листьях различных сложноцветных растений, а там, смотришь, усеяли красно-жел­той сыпью иглы сосен.
Каждый вид ржавчинных грибков обычно имеет своего гостеприимного хозяина. Так, например, на различных сортах пшеницы селятся различные грибки. Но бывает и так, что на одном и том же злаке развивается «сборный грибок», состоя­щий из нескольких специальных форм.
Все эти грибки, поражая листья злаков, наносят растению большой вред. Ведь именно в листьях «сырая пища», получае­мая растением из почвы и воздуха, перерабатывается в такие сложные питательные вещества, как крахмал и белок. Листья, пораженные ржавчинным грибком, плохо выполняют свою ра­боту: растение чахнет, зерно получается тощее, не наливается, а то и вовсе не дозревает и гибнет. Вред, который приносит людям «хлебная ржавчина», порой огромен. Неудивительно, что при­ходится принимать самые решительные меры борьбы с этим явлением. Ранний посев яровых, опыление озими серными препаратами, отбор стойких сортов для посева, истребление кустов барбариса, растущих вблизи полей,- вот обычные средства обезопасить посевы от ржавчины. Довольно хорошо действуют и удобрения: благодаря им растение, во-первых, луч­ше питается и, стало быть, легче переносит болезнь; во-вторых, оно быстро растет, тогда как грибок-паразит отстает в своем развитии от «хозяина» и не успевает причинить ему серьез­ный вред.
Грибки-паразиты не оставляют в покое и животных. Брюшко погибшей от грибка мухи вздувается, а снаружи покрывает­ся тонкой паутиной: споры грибка попали в ее тело и про­росли, а грибница разрушила внутренности. На трупе мухи видна «булава»: это грибок выгнал наружу свой плод - столбик с головкой на верхушке. В головке находятся споры. Го­ловка отваливается и падает неподалеку. Зрелый спорангий (мешочек со спорами) с силой лопается, и из него вылетают споры. Если здоровая муха окажется возле трупа, она зара­зится грибком. Случается так, что одна из погибших мух за­ражает несколько других, которые, в свою очередь, заражают следующих и т. д. Тогда среди мух начинается мор.
Грибки-паразиты опасны не только для мух. Многие виды насекомых гибнут от болезней, которые вызываются различны­ми вредными грибками. 
Пчеловоды, например, часто жалуются на то, что пчелиная личинка в ульях погибает от особых грибков, которые вызывают заразную болезнь - гнилец. Различают европейский и амери­канский гнилец. Грибки попадают в тело пчелиных личинок и так сильно разъедают его, что в ячейках сот вместо расплода остается какая-то гнилая, дурно пахнущая тягучая жижа буро­ватого цвета. С европейским гнильцом чаще всего справляются сами пчелы. Американский же гнилец необходимо энер­гично лечить. Шелководы также нередко терпят большие убытки от того, что на шелковичных гусеницах развивается мельчайший грибок-споровик, вызывающий трудноизлечимую болезнь.
Стригущий лишай, или парша, также вызывается особыми грибками. Заражаются им от домашних животных или от больного человека. Лишай - болезнь кожи; грибки, поселив­шиеся на коже, раздражают и разрушают ее внешний покров.
Почти все рассмотренные нами грибки являются паразита ми: они не могут сами вырабатывать необходимые для жизни питательные вещества, как это делают зеленые растения, и живут за счет других организмов. Не только простейшие грибки, но и все существующие на земле виды грибов могут поддерживать свое существование только двумя путями. Одни из них - паразиты - тянут живые соки из тела различных растений и животных; другие живут за счет мертвых разла­гающихся остатков растений и животных, их называют сапро­фитами. Многие виды плесени, о которой шла речь в начале этой главы, относятся к группе сапрофитов.
Грибки-сапрофиты имеют большое значение в жизни при­роды и приносят человеку несомненную пользу. Их очень много в почве: по приблизительному подсчету ученых, в одном грам­ме почвы содержится около ста тысяч спор. Вся эта масса спор дает несчетное количество грибков. Грибки же, питаясь, раз­рушают находящиеся в почве органические вещества, обогащая ее различными минеральными солями, которые необходимы для питания растений.
В последнее время приобрели большое значение анти­биотики как ценные лечебные средства. Антибио­тики - это вещества, выделяемые некоторыми видами плесени и другими микроорганизмами. Эти лечебные вещества задержи­вают развитие болезнетворных микробов или даже убивают их.
Отметим, наконец, еще один интересный факт из жизни мик­роскопических грибков.
Корни многих деревьев покрыты густой сеткой из тончай­ших нитей микоризы (грибницы). Это не паразит и не сапро­фит. Проникая в корень дерева, грибы получают от него пищу. Дерево, в свою очередь, получает воду с растворенными в ней минеральными солями и органическими соединениями, которые грибок извлекает вместе с водой из почвы. Это - пример содру­жества двух различных организмов (дерево - грибок), пример союза, который возник в процессе эволюции.
В природе есть живые существа, имеющие столь малые раз­меры, что видеть их можно только при сильном увеличении под микроскопом - это микробы, или бактерии.
Бактерии - значит палочки - название подходящее для многих организмов, потому что некоторые из них действительно на­поминают палочки - то короткие, то длинные, то прямые, то изогнутые; одни из палочек и шариков собраны в кучки, другие расположены в ряды и образуют то ниточки, то цепоч­ки.
Бактерии чрезвычайно малы. Но и среди них есть вели­каны и карлики. Одной крупной капли воды хватило бы для сорока миллионов таких бактерий-карликов; они жили бы в ней так же свободно, как рыбы в пруду.
Строение бактерии очень простое. Каждая клетка - палочка или шарик - напоминает крошечный мешочек, наполненный протоплазмой,- бесцветной массой, похожей на белок куриного яйца. Снаружи она покрыта оболочкой. Многие из бактерий имеют жгутик, у некоторых бактерий жгутик один, у других много; жгутики либо сидят пучком на одном или на обоих кон­цах бактерии, либо покрывают все ее тело. Так называемая сенная бактерия (свое название она получила оттого, что появ­ляется всегда в большом количестве в настое из сена) воору­жена длинными ресничками и самостоятельно передвигается.
Бактерии, подобно всем живым существам, размножаются. Палочка (или шарик) делится на две равные части; половинки растут и, в свою очередь, делятся пополам и т. д. Если каждая палочка через полчаса уже делится на две новые палочки, зна­чит, через час вместо одной бактерии их будет уже четыре, а че­рез два часа -16. Пройдет пять часов с того времени, как бактерия начала делиться, и перед нами будет уже 1024 палоч­ки. Через 12 часов из одной бактерии появится около 17 мил­лионов бактерий.
Насколько быстро бактерии размножаются, настолько же быстро они и гибнут. Чтобы бактерии могли жить, расти и раз­множаться, им нужно достаточное количество пищи, влаги и тепла. Голод, засуха и морозы для них так же пагубны, как и для других живых существ.
Однако и в пору невзгод многие бактерии остаются целы и невредимы. Дело в том, что в это время внутри таких бактерий образуются небольшие шарики. Шарики эти растут, а тем временем сами бактерии и их оболочки разрушаются, так что шарики выходят на свободу.
Это уже не бактерии, а зародыши бактерий, или споры, ко­торые легко переносят и засуху, и стужу. Попав в благоприятные условия, они прорастают: оболочка споры набухает, разрывается, а сама спора вытягивается и превращается в бактерию. Палочка растет, потом делится на две новые палочки.
Живут бактерии всюду вокруг нас и даже в нашем теле. Воздух и почва, моря, реки и ручьи, болота и лужи, сточные ямы и канавы, колодцы и водопроводные трубы, сорные и на­возные кучи, трупы животных - все это является местообитанием бактерий.
Вот один из путей распространения бактерий в природе. Летом лужи и болота высыхают, и миллионы бактерий гибнут из-за недостатка воды. Другие же образуют споры, которые стойко переносят засуху. Ветер поднимает над высохшим боло­том облака пыли, а вместе с нею поднимается в воздух масса засохших бактерий и их зародышей. Ветер проносится над селами и городами, рассеивая повсюду споры. Они попадают в ручьи и реки, на кучи навоза и сора, оседают на различные предметы, на шерсть и тело животных, забираются в нос, рот и легкие людей.
Захваченные дождевыми каплями, бактерии падают на землю и проникают в почву. В тумане и в облаках, которые сте­лятся низко над землей, в блестящих каплях росы, на поверх­ности градин и снежинок можно найти бактерии и их зароды­ши. В благоприятных условиях они начинают размножаться.
Чтобы познакомиться с бактериями поближе, ученые выра­щивают нужных бактерий. Бактерии хорошо размножаются на отварах из мяса, гороха, бобов и репы или же на кусках варе­ного картофеля, пареной репы и крутого яичного белка. Лучше всего взять мясной отвар, к которому добавлено немного жела­тина. Когда отвар из мяса и желатина готов, его разливают в плоские стеклянные чашки. Остывший мясной отвар с жела­тином похож на студень; на таком-то студне хорошо размно­жаются многие бактерии и их споры.
Возьмем вместо пробирки стеклянную пластинку, на кото­рую налит тонким слоем студень. Если брызнуть на эту пластин­ку водой из лужи или даже просто оставить ее на открытом воз­духе, то студень сплошь или местами помутнеет и покроется налетом, похожим на плесень. Если соскоблить кончиком иглы частичку этого налета и рассмотреть его под микроскопом, то мы увидим в нем множество разнообразных бактерий. На поверхности пла­стинки бактерии образуют скопления, имеющие различную фор­му и величину. В каждом таком скоплении - миллио­ны бактерий. Бактерии и споры попали на питательный сту­день из воздуха и размножились. В воздухе находятся различ­ные бактерии, поэтому на студне и получились скопления, или гнезда, разной формы; их называют колониями.
Работая над изучением бактерий, ученые установили их форму, способы питания и размножения, значение для человека и животных. Было установлено, что одни бактерии вызывают у людей и животных различные болезни, другие совершении безвредны, а третьи полезны.
Интересны так называемые нитчатые бактерии. Такие бактерии почти всю жизнь связаны вместе наподобие длинных нитей - то простых, то ветвистых. Каждая нить состоит из множества сложенных в ряд бактерий. Нитчатые бактерии могут поселиться в водопроводных трубах. Иногда их набирает­ся такое множество, что водопроводные трубы совершенно за­купориваются. Вода, в которой эти бактерии накапливаются в большом количестве, становится уже негодной для питья.
К нитчатым бактериям относятся и серобактерии, которые живут в серных ключах. Таких ключей довольно много на Кавказе. В Тбилиси, например, бани выстроены как раз у подошвы горы, где бьют горячие серные источники. Вода в таких источниках имеет запах тухлых яиц. Так пахнет накопливающийся в серных источниках газ - сероводород. Серо­водород служит питательным материалом для серобактерий. Они поглощают -этот газ и перерабатывают его в протоплазме, в результате получаются вода и сера (в виде маленьких крупи­нок или капелек).
Много любопытных загадок разрешилось с тех пор, как люди узнали, что существуют особые микроскопические суще­ства, названные бактериями.
Возьмем хотя бы такой случай. Хлеб, хранившийся во влаж­ном месте, пришел в негодность: появился неприятный запах и какие-то красные пятна. В чем тут дело?  На хлебе посели­лись особые мелкие бактерии; они быстро размножились и выделили вещество ярко-красного цвета. Эта краска и высту­пила на хлебе в виде кровяных пятен. Такие бактерии могут размножаться не только на плохо выпеченном хлебе, но и на вареном рисе, и на картофеле, и на моркови, и даже в молоке. Тогда на поверхности этих продуктов появляется кроваво-красный налет. Другие бактерии выделяют вещества зеленого, синего, бурого и желтого цвета; поэтому продукты, в которых поселились такие бактерии, окрашиваются. Гнилые продукты иногда светятся в темноте благодаря светящимся бактериям. Светятся ночью выброшенная на берег рыба, туши погибших животных, гнилые пни.
Бактерии в определенных условиях могут принести людям и непоправимый вред и громадную пользу.
Все живое в конце концов умирает. Сохнет трава на зеле­ных лугах, опадает листва, свалятся на землю могучие стволы деревьев. Гибнут птицы, рыбы и животные. Куда же деваются погибшие растения и животные? Они сгнивают и превращаются в прах. В этом процессе главными работниками оказываются бактерии. Где нет бактерий, там нет и гниения, а без гниения не было бы разрушения.
Почему гниет труп животного? Потому что в нем поселились бактерии, которые беспрепятственно разрушают труп. Отчего гниют и тлеют опавшие листья деревьев, стебли и корни однолетних трав? Оттого, что на них живут гнилостные бактерии. И пока эти бактерии живы, пока они питаются, растут и раз­множаются,-листья, стебли и корни трав гниют и распадают­ся; из них образуется перегной, делающий почву более плодо­родной. Такие бактерии - наши друзья и невидимые помощ­ники в сельском хозяйстве: разрушая мертвое, они не только расчищают место для живого, но и готовят им богатую, удобоваримую пищу.
Правда, по вине бактерий портятся наши пищевые про­дукты. Но это зло ничтожно по сравнению с той пользой, кото­рую приносят людям гнилостные бактерии. Да к тому же всякие продукты нетрудно уберечь от порчи: в холоде гни­лостные бактерии не могут развиваться, и гниение не проис­ходит.
Давно известно, что растениям необходим азот. Для того, чтобы обеспечить растения азотом, поля удобряют главным образом селитрой. Как выяснили ученые, селитра в почве по­лучается и при помощи бактерий, которые обогащают таким образом почву азотистыми веществами. Известен способ, при помощи которого микробы, живущие в почве, обогащают почву азотистыми веществами. Есть бактерии, исполь­зующие молекулярный азот воздуха. Таким активным азотофиксатором является азотобактер. Забирая из почвы изготов­ленную бактериями селитру, растения образуют белки - глав­ный строительный материал всякого организма (растительного и животного). Где есть жизнь, там обязательно должны быть белки, без белков нет жизни.
Если бактерии, изготовливающие в почве селитру, усваивающие молекулярный азот, разлагающие белки, способствуют росту растений, то есть увеличению уро­жая, то невольно возникает вопрос: нельзя ли истощенную почву удобрять не азотистыми соединениями, а бакте­риями? Наука дала положительный от­вет на этот очень важный для земледе­лия вопрос. Мы уже знаем, что различ­ные виды бактерий можно искусственно выращивать в лаборатории. Можно получить и «чистую культуру» азотобактера, способного усваивать азот из воздуха.
Ученые нашли способ приготовить из такой культуры препа­рат, который можно использовать как своего рода удобрение. В одном грамме препарата содержится около миллиарда бактерий, усваивающих азот воздуха и тем самым обогащающих почву азотом.
Остановимся еще на одном примере, показывающем, какую огромную поль­зу могут принести человеку бактерии, фиксирующие азот. Известно, что почва, на которой много раз подряд сеяли рожь, истощается, и поэтому рожь растет плохая - жидкая, малозернистая. Однако если засеять это поле клевером, чечевицей, горохом, фасолью или каким-нибудь дру­гим бобовым растением, то почва даст хороший урожай этой культуры. Если после бобовой культуры снова засеять поле рожью, то урожай будет гораздо выше. В чем тут секрет? По­чему после посева бобового растения истощенная почва стано­вится снова плодородной?
Любой наблюдательный деревенский житель прекрасно знает, что на корнях бобового растения есть небольшие наросты: их назы­вают желваками, или клубеньками. Внутри таких желваков живут миллионы бактерий, которые усваивают из воздуха азот. В этом секрет их деятельности: они снабжают азотом и бобовые растения и ту почву, в которой эти растения коренятся.
Когда урожай чечевицы или другого бобового растения сни­мают, то корешки остаются в почве. Вместе с корешками остаются клубеньки, набитые бактериями. Каждый такой клу­бенек - это крошечный пакетик, богатый азотом. Когда кореш­ки сгнивают, клубеньки разрушаются, а заключенные в них азотистые вещества переходят в почву и делают ее более плодо­родной.
Ученые предложили использовать препарат из клубенько­вых бактерий в земледелии. Как же применяют это «живое удобрение»? Берут чистую культуру клубеньковых бактерий и «удобряют» ими несколько килограммов почвы, из которой предварительно устранены другие микробы. Затем сдобренную клубеньковыми бактериями почву .разбавляют водой и смачи­вают этой смесью зерно, предназначенное для посева. Десяти килограммов обогащенной клубеньковыми бактериями почвы вполне достаточно, чтобы удобрить двадцать гектаров пахоты.
Таким образом, одни бактерии разрушают остатки мертвых животных и растений, другие превращают образующийся при этом аммиак в селитру, третьи фиксируют азот из воздуха.
Для человека имеют большое значение и многие другие виды микробов. Уксусные бактерии, например, превращают пиво и вино в уксус. Происходит это потому, что в плохо заку­поренную бутылку с вином или пивом попадают из воздуха уксусные бактерии. Эти бактерии вызывают уксусное брожение, то есть перерабатывают спирт вина и пива в уксус­ную кислоту; отсюда и название «уксусные бактерии»).
Скисает также и молоко, если держать его в теплом месте. Молоко скисает, когда в него из воздуха попадают молочно­кислые бактерии. В молоке есть небольшое количество сахара (молочный сахар), бактерии превращают его в молочную кислоту, которая створаживает молоко, то есть делает из него кислое молоко. В капле кислого молока можно при помощи микроскопа увидеть множество молочнокислых бактерий. Рост мо­лочнокислых бактерий подавляется молочной кислотой. Поэтому, когда в молоке накопится много молочной кислоты, на смену им приходят другие бактерии, споры которых попали в молоко. Эти бактерии развиваются только с того момента, когда молочнокислые бактерии закон­чили свое существование.
К чему же сводится деятельность этих бактерий? Они вырабатывают в кислом молоке масляную кислоту, от которой молоко горкнет.
Молоко скисает тогда, когда в нем заводятся бактерии мо­лочнокислого брожения, а горкнет оно тогда, когда в нем появляется масляная кислота, которую образуют уже бактерии маслянокислого брожения.
Причина гниения и брожения была открыта замечательным ученым Луи Пастером. Он первый доказал, что гниение и бро­жение вызываются определенными бактериями. Пастер открыл много различных болезнетворных бактерий и нашел средство борьбы с ними.
Издавна известны такие болезни человека как водобоязнь, или бешенство, желтая лихорадка, оспа, корь, скар­латина, от которых погибло много тысяч людей. От желтой лихорадки на острове Гаити в 1801 году погиб почти полностью военный отряд (25 тысяч человек), его возглавлял Наполеон. Десятки тысяч рабочих погибли на строительстве Панамского канала в Америке. Зона строительства канала превратилась в сплошное кладбище. А распространившийся по всему земному шару в 1918 году грипп, названный «испанкой», унес около 20 тысяч человеческих жизней.
Возбудители всех перечисленных болезней не были извест­ны ученым. Легче всего было бы предположить, что, подобно другим заразным болезням, эти болезни вызывают особые виды микробов. Но самые тщательные поиски микробов долго ни к чему не приводили. Они были найдены сравнительно недавно: это - вирусы. От микробов они отличаются ничтожно малыми разме­рами (миллионные доли миллиметра), их можно видеть только в электронном микроскопе.
Вирусные болезни поражают лошадей, крупный рогатый скот (воспаление легких, чума, ящур) и других домашних жи­вотных (чума свиней и кроликов, дифтерит домашней птицы). Страдают от вирусных болезней и некоторые пушные звери, пчелы и гусеницы шелкопряда. Но, пожалуй, больше всего вре­да приносят вирусы растениям. Особенно страдают от них культурные растения: зерновые, плодовые, овощи, технические культуры.
Как выглядят растения, зараженные различными вирусами? 
Вот обширное картофельное поле. По ботве картофеля вид­но, что листья больны - скручены, морщинисты; с клубнями тоже творится что-то неладное, и многие из них уже гниют.
По соседству поле, засеянное табаком. Часть растений пора­жена вирусом. Листья у них выглядят неодинаково: одни нор­мальные, остальные в разной степени изменены вирусом. У не­которых растений недоразвитые уродливые цветы.
Переходим на третье поле. Оно густо засажено сахарной свеклой. Листья у нее пестрые: по зеленому полю листовой пластинки рассыпаны желтоватые пятна; пятна эти лишены хлорофилла, без которого растение не может вырабатывать са­хара из углекислоты.
Рассмотрим другие растения. Мозаичная расцветка наблю­дается у многих культурных растений, зараженных вирусом: хлопчатника, яблони, груши, табака, картофеля, персикового дерева, малины, смородины, винограда. При этом проявляется она по-разному. У винограда, например, листья, зараженные вирусом, становятся курчавыми; у малины появляются мелкие листья, мельчают и ягоды; смородина становится бесплодной, цветы ее, обычно простые, становятся под влиянием вируса махровыми и не развивают завязи.
Известны еще две характерные для растений вирусные бо­лезни. В одном случае зараза придает листьям форму нитей, а в другом ппроисходит задубление плодов. Эта болезнь - ее называют столбуром - иногда наблюдается у помидоров.
Все приведенные примеры говорят о том, что человек, домашние животные и культурные растения подвержены вирусным заболеваниям. Но как доказать, что эти возбудители действительно существуют?
Если из листьев табака, имеющих мозаичную расцветку, выжать сок и процедить его сквозь особый фильтр, на поверх­ности которого задерживаются мельчайшие микробы, можно считать, что в процеженном соке нет никаких микробов. Тем не менее этим соком заражаются другие кустики табака со здоровыми, нормальными листьями. Ясно, что в соке листьев больного табака находятся частицы, вызывающие мозаичную болезнь; только частицы эти мельче самых мелких микробов. То же самое можно доказать и в отношении других вирусных заболеваний. Стало быть, вирусы действительно существуют, а поскольку они проходят сквозь самые густые, плотные фильт­ры, их принято называть фильтрующимися вирусами.
Возникает вопрос: что представляет собой фильтрующийся вирус - ядовитое вещество или невидимое в микроскоп живое существо? Чтобы ответить, необходимо позна­комиться с главными свойствами фильтрующихся вирусов.
Возьмем для примера тот же процеженный через фильтр сок табачных листьев, заключающий в себе вирус пестролистности. Разбавим его чистой водой в пропорции 1:100 000. По­лучится жидкость, в которой будет в сто тысяч раз меньше частичек вируса, чем в чистом соке. Несмотря на это, такой жидкостью можно заражать здоровые табачные растения. Каж­дое зараженное растение получает ничтожное количество виру­са, но через некоторое время в листьях табака накопливается большое количество вируса. Откуда он взялся? Неужели вирусы Могут размножаться, как микробы? Ведь микробы размно­жаются потому, что они живые существа. Значит ли это, что вирус - живое существо, нечто вроде микробов? Подождем, од­нако, с ответом. Познакомимся с другими свойствами вирусов.
Изучая характерные черты фильтрующихся вирусов, ученые отметили одну чрезвычайно любопытную особенность: жизнь и размножение вирусов возможны лишь в присутствии живых клеток.
Существование вирусов прочно связано с жизнью тех жи­вотных и растений, которые подвержены вирусным заболева­ниям. Вирусы существуют и увеличиваются в количестве за счет тех продуктов, которые живые клетки вырабатывают для себя. Короче говоря, вирусы ведут себя, как паразиты, как болезнетворные грибки и бактерии, поселяющиеся в теле расте­ний и животных.
Мы говорили, что болезнетворные микробы живут и хорошо размножаются в пробирках и склянках с искусственной пита­тельной средой, например, на мясном бульоне. Спрашивается: можно ли таким способом выращивать и вирусы? Нет, нельзя.
Их можно разводить вне организма только на «живых средах». Ученые могут поддерживать жизнедеятельность отдельных кусочков ткани, вырезанных из тела животного (кусочки кожи, мышцы и т. д.). На таких искусственно взращенных тканях могут существовать и вирусы, поражающие животных, но только до тех пор, пока эти ткани живы: с их смертью исчезают и вирусы.
Эти опыты наглядно показывают, насколько существование вирусов тесно связано с жизнью тканей и составляющих эти ткани клеток. Они лишний раз склоняют нас к мысли, что вирусы похожи на паразитов, «хозяевами» которых являются живые клетки организма. Не надо только забывать, что «пара­зиты» эти не могут существовать в какой-либо мертвой среде, тогда как живущие в организмах болезнетворные микробы могут свободно жить и размножаться и в искусственных пита­тельных средах.
Есть и другие факты, которые несколько сближают вирусы с болезнетворными бактериями.
У больных растений вирус может из листьев проникнуть в семена. Из таких семян разовьются больные растения.
Далее. Вы уже знаете, что некоторые заразные болезни пе­реносятся от больных животных к здоровым насекомм. Сон­ную болезнь переносит один вид живущих в Африке мух; комар-анофелес распространяет возбудителей болотной лихо­радки и т. п. Оказывается, что некоторые насекомые переносят различные вирусные заболевания. Переносчиками вируса оспы у людей могут быть клопы. Различные формы злокаче­ственной лихорадки (возбудителями которых считаются виру­сы) распространяются комарами и москитами.
Эти факты показывают, что есть что-то общее между види­мыми в микроскоп микробами и фильтрующимися вирусами.
Теперь на вопрос, что такое вирус - вещество или живое существо, подобное микробу, многие ученые отвечают - живое существо.
Но есть ученые, склонные думать, что вирусы - это не мик­робы, а просто крошечные частички неживого вещества, кото­рые действуют на организм, как яд, и тем самым причиняют ему вред. Ведь до сих пор никому не удалось наглядно показать, что вирусы обладают одним из самых основных признаков живого суще­ства. Каждый организм перерабатывает поглощаемую им пищу в составные части собственного организма. Даже мельчайшие из известных нам микроорганизмов (микробов) делают это: живя в искусственных средах (желатине, говяжьем бульоне и т. п.), они превращают мертвый материал питательной среды в новые порции живого вещества, за счет которого продолжают жить и плодиться. Вот этой-то способности не удалось пока что обнаружить у болезнетворных вирусов. 
Для понимания природы вирусов очень важен тот факт, что существуют микробы, которые пробираются в тело бактерий и, живя за счет своих микроскопических «хозяев», вызывают их гибель. Такие «вредители» бактерий названы бактериофагами, то есть пожирателями бактерий. 
Установлено, что существует несколько видов бактериофа­гов, среди которых один вид поражает бактерий кровавого по­носа, другой - бактерий сибирской язвы и т. д. Изучено в из­вестной мере воздействие бактериофагов на бактерий: тело бакте­рий, зараженных бактериофагами, то меняет свою форму, то расплывается, превращаясь в комочек слизи, то растворяется. Все эти факты показывают, что бактериофаги обладают рядом свойств, которые характерны для живого существа и, в частно­сти, для микробов.
Наука о вирусах родилась в нашей стране. Известный рус­ский ученый Дмитрий Осипович Ивановский (1864-1920) - отец  науки вирусологии. Он впервые доказал существова­ние фильтрующихся заразных начал как причины болезни (табачная мозаика). Первая научная статья об этом открытии была напечатана Ивановским в 1892 году. Это и есть год возникновения новой науки. Имя Д. О. Ивановского в науке о вирусах значит то же, что имена Пастера и Коха в бактерио­логии.
Молодая наука быстро развивалась. Успешно шли исследо­вания и разработка мер борьбы с вирусными болезнями. Ученые-вирусологи нашли вирус возбудителя желтой лихорадки, раскрыли тайну его распространения через комара-стегомию и выработали средства борьбы (прививки) против желтой лихорадки. Начиная с 1943 года, медицинские лаборатории получают миллионы доз таких прививок. Желтая лихорадка перестала быть ужасом тропических стран. Прививки и меры борьбы с переносчиками болезни - комарами - принесли людям осво­бождение от страшной «желтой смерти».
Заметно шагнуло вперед дело изучения микробов и вирусов после изобретения электронного микроскопа. Это совсем особый микроскоп. Он дает увеличение не в одну-две тысячи раз, как обыкновенный оптический микроскоп, а в десятки и сотни ты­сяч раз. При помощи электронных микроскопов удалось уви­деть то, что было не видно в простом микроскопе.
Во время заразных болезней организм человека вступает в борьбу с напавшим на него врагом, то есть с бактериями. Борьба ведется жестокая и кончается победой либо человека, либо бактерий. Хорошо известно, что во время эпидемий, или повальных болезней, не все заболевают. Чем крепче, здоровее человек, чем правильнее работа его сердца, легких, кишечника, печени, почек и т. д., тем труднее микробам справиться с ним.
Как же борется наш организм с болезнетворными бакте­риями? Тело человека пронизано множеством кровеносных сосудов, по которым циркулирует кровь. Знаменитый русский ученый Илья Ильич Мечников утверждал, что в крови нахо­дятся те неутомимые борцы, которые выступают на защиту чело­века против болезнетворных бактерий.
Перед нами капля крови, слегка разбавленная водой. В ней множество кровяных шариков - не­обходимой составной части крови. Не все они одинаковы по форме и цвету. Одни (таких особенно много) имеют вид дисков, кружочков, сдавленных посередине с обеих сторон: их называют шариками или красными кровяными тельцами. Они окрашивают кровь в красный цвет. Другие (таких гораздо меньше) бесцветны и очень изменчивы на вид. Их называют белыми кровяными тельцами или белыми кровяными шарика­ми, хотя они тоже по форме не шарообразны.
Красные кровяные шарики сами двигаться не могут: их уносит с собой ток крови, идущий по кровеносным сосудам. Белые кровяные шарики (или лейкоциты), наоборот, могут сами передвигаться с места на место, изменяя свою форму и цепляясь своими отростками за стенки кровеносных сосудов. Они могут даже проникать сквозь стенки сосудов.
Болезнетворные бактерии и белые кровяные шарики - два воюющих стана. Если бактерии попадают в кровь, то схватка завязывается тут же, в кровеносных сосудах. Белый кровяной шарик подползает к бактерии и выпускает отростки, как бы пытаясь захватить ими бактерию. Пойманная бакте­рия, очутившись внутри белого кровяного шарика, обычно гибнет: размягчается и переваривается. Так же действуют и другие белые шарики. Но часто им не удается справиться со своей задачей. В таких случаях борьба кончается поражением белых кровяных телец. Количество их быстро уменьшается, между тем как число бактерий растет; бой становится нерав­ным. Бактерии заражают все тело, отравляют его, и человек гибнет. Вместе с ним гибнут и уцелевшие в бою белые кровя­ные шарики.
Часто болезнетворные бактерии поселяются не в крови, а, например, в легких или в стенках кишечника. Тогда белые кровяные шарики направляются к тому месту, где собрались бактерии, и тут же начинают свою «атаку».
Борьбу белых кровяных шариков с бактериями можно на­блюдать под микроскопом. Мечников пробовал впускать под кожу лягушек целые колонии бактерий сибирской язвы. Бак­терии эти пробирались в кровь, но лягушки все же не заболе­вали сибирской язвой. Рассматривая под микроскопом кровь таких лягушек, Мечников нашел в ней множество белых кро­вяных шариков, внутри которых находились остатки сибире­язвенных бактерий. Очевидно, белые кровяные шарики лягуш­ки прекрасно обороняются от бактерий сибирской язвы: погло­щают их и не дают возможности причинить лягушке вред. Оттого-то лягушка и не чувствительна к сибирской язве.
Белые кровяные шарики, как мы говорили, называются лейкоцитами, что значит «белая клетка». Узнав, какую роль играют эти «белые клетки» в организме животных, Меч­ников назвал их фагоцитами, а фагоцит - значит, клетка-пожирательница. Согласно этому названию, уничтожение бак­терий белыми кровяными шариками принято называть фагоцитозом.
Мы уже говорили о том, что ученые могут выращивать различные виды бактерий. Болезнетворных бактерий можно вырастить ослабленными, и они утратят свои ядовитые свой­ства. Попав в тело человека или животного, такие бактерии не причинят им большого вреда.
Представьте себе, что барану впрыснули в кожу жидкость с такими бактериями сибирской язвы, которые почти не ядо­виты. Разумеется, баран заболеет сибирской язвой, но болезни будет протекать легко, и он вскоре поправится. Если потом ввести ему под кожу более ядовитые бактерии сибирской язвы, то он, быть может, и заболеет снова, но в очень легкой форме, а вер­нее всего вовсе не заболеет. Наконец, если в третий раз мы привьем тому же барану настоящих, неослабленных бактерий сибирской язвы, он останется живым и невредимым: первые две прививки делают его невосприимчивым к заразе и предохра­няют от болезни (животное получает иммунитет). Баран, которому сделана двойная прививка сибирской язвы, может свободно разгуливать среди больного стада: он как бы застра­хован от заразы, он до некоторой степени неуязвим. До того как животным стали делать прививки от сибирской язвы, во многих странах ежегодно гибли десятки тысяч голов крупного и мелкого скота. Предохранительные прививки, которые делают теперь домашним животным, победили эту болезнь.
Домашнюю птицу также можно предохранить от куриной холеры при помощи прививок, или вакцинации. Если курице привить каплю бульона с ослабленными бактериями, курица за­болеет, но болеть она будет непродолжительно и легко. Более того: курица, перенесшая холеру, обычно в другой раз ею не заболевает.
Яд бешенства можно прививать, например, кроликам. В головном и спинном мозге погибших от бешенства кроликов скапливается довольно много вируса, который вызывает бешенство. Если кусочек мозга растереть с водой и полученную жидкость при­вить,  собаке или зайцу, то через некоторое время животное заболеет бешенством и умрет. Если же мозг бешеного кролика пролежит в сухом месте несколько дней, то он сделается уже менее ядовитым. Чем дольше пробудет он на сухом воздухе, тем слабее будет действовать заключенный в нем яд бешен­ства; на четырнадцатый день яд потеряет всю свою силу и бешенства не вызовет.
Человек, укушенный бешеной собакой или бешеным вол­ком, обычно несколько недель чувствует себя совершенно здо­ровым, но затем вирус бешенства начинает действовать, болезнь очень часто заканчивается смертью. Было время, когда эта бо­лезнь считалась неизлечимой. Теперь благодаря пастеровским прививкам людей, укушенных бешеными животными, лечат; но не тогда, когда болезнь уже проявилась, а сразу после укуса: чем скорее, тем лучше.
Человеку, которого укусила бешеная собака, прививают ослабленный вирус бешенства, приготовленный из мозга погиб­шего от бешенства животного. На другой или на третий день после этого ему делают вторую прививку, уже из более сильно­го яда; затем делается третья, четвертая, пятая прививки. Для каждой следующей прививки берется яд. более сильный, чем раньше. После ряда прививок организм человека становится устойчивым к вирусу, который попал в его кровь вместе со слюной бешеной собаки.
К числу болезней, вызываемых бактериями, относится диф­терия (или дифтерит). Дифтерийные бактерии хорошо растут на особом бульоне. Тут они выделяют и свой яд (токсин). Бульон с дифтерийными бактериями можно процедить так, что все бактерии останутся, а выделенный ими яд вместе с бульоном пройдет сквозь сито. Бульон этот служит для приготовления лекарства, при помощи которого теперь лечат детей, заболевших дифтерией. Вот как это делают.
Лошади под кожу вводят три-четыре капли бульона с диф­терийным ядом. Лошадь от этого не страдает, ибо такое малое количество яда на нее не действует. Через несколько дней ей прививают немного больше ядовитой жидкости; в третий раз - еще больше. В течение трех-четырех месяцев порция яда, кото­рую впрыскивают лошади под кожу, постепенно увеличивается. После ряда таких впрыскиваний лошадь не боится уже дифте­рийной заразы: ее кровь разрушает дифтерийный яд и уничто­жает его вредные свойства. Вот эту-то кровь и используют как лекарство от дифтерии. У лошади, привыкшей к сильному дифтерийному яду, на шее вскрывают вену и выпускают опре­деленное количество крови. Кровь, простояв несколько часов в прохладном месте, распадается на кровяной сгусток и прозрач­ную желтоватую жидкость - сыворотку.
Эта сыворотка - хорошее лекарство от дифтерита. Ее раз­ливают в маленькие скляночки, которые запаивают, затем они хранятся в холодном и темном месте до тех пор, пока не понадобится пустить сыворотку в дело.
Как же ею пользуются? Доктора вводят ее шприцем под кожу больному ребенку. Сыворотка обезвреживает дифтерий­ный яд и, таким образом, спасает больного от смерти. Пока не знали лечения сывороткой, чуть не половина детей, заболев­ших дифтерией, умирала. Но с тех пор, как открыли это лече­ние, из ста больных дифтерией выздоравливает восемьдесят-девяносто. Важно только как можно раньше распознать дифте­рию и тотчас же начать лечить сывороткой.
Почему кровяная сыворотка лошади оказалась прекрасным лечебным средством от диф­терии?
В кровяной сыворотке лошади, не восприимчивой к дифте­рии, вырабатывается вещество (противоядие), которое обезвре­живает дифтерийный яд, уничтожает его болезнетворное дей­ствие. Противоядие вырабатывают белые кровяные шарики.
Организм, вступающий в борьбу с болезнетворными бакте­риями, выполняет двойную работу: обезвреживает яд, который выделяют бактерии, и уничтожает бактерии. Мечников утверж­дал, что обе эти работы выполняют белые кровяные шарики. Они вырабатывают двоякого рода продукты. Одни из них выполняют роль противоядия, а другие убивают бактерии.
Зная это, можно ответить на вопрос, почему «застрахован­ная» от дифтерийного яда лошадь не заболевает дифтерией. Благодаря прививкам в крови такой лошади накопливаются про­тивоядия - вещества, которые обезвреживают дифтерийный яд и убивают бактерии.
Остается ответить еще на один вопрос: почему сыворотка лошади, застрахованной от дифтеритного яда, излечивает человека от дифтерита? Очевидно, потому, что противоядия, вырабатываемые  клетками крови человека, недостаточны для борьбы с дифтерийными бактериями и их ядами: нужна помощь извне, и она приходит в виде кровяной сыворотки ло­шади которая заключает в себе противоядие, уничтожающее дифтерию. Человек нашел средства для борьбы со многими болезнями. 
Можно было бы еще очень долго рассказывать о пользе и вреде, которые приносят людям невидимые простым глазом микроскопические живые существа-микроорганизмы, но в небольшой главе невозможно рассказать обо всем. Наша цель  - показать, что существует особый мир, мир микроскопи­ческих организмов, среди которых у человека есть и враги и друзья.


Могучая сила клетки

Около 300 лет назад научились делать микроскопы, которые увеличивали изображение невидимых предметов в 100-120 раз. Английский ученый Роберт Гук (1635-1703) при помощи микроскопа сделал открытие. Он взял кусочек обыкновенной пробки, вырезал из него тонкую, как папиросная бумага, пластинку и рассмотрел ее под микроскопом. Картина получилась совершенно неожиданная: пластинка пробки выгля­дела, как пчелиные соты,- она состояла из множества тесно стоящих одна подле другой ячеек. Гук назвал их клетками, и с того времени это название утвердилось в науке.
Это было великое открытие. До Гука никто ничего подоб­ного не видел. Ему первому посчастливилось заглянуть в тот новый мир, куда взор человека до этого еще не проникал. Ему первому удалось узнать, что строение организмов гораздо слож­нее, чем это представляется невооруженному глазу человека.
Толчок был дан. Мысль ученых заработала в новом направ­лении. Два выдающихся натуралиста XVII века - итальянец Марчелло Мальпиги и англичанин Нееемия Грю - сделали новое открытие. Исследуя под микроскопом стебли, листья, почки и плоды растений, ученые заметили, что в них встречаются в огромном количестве те самые «ячейки», или «клетки», о которых говорил Гук. Кроме клеток, наполненных веществом, похожим на сырой яичный белок, они нашли в стебле и листьях множество про­стых и спиральных трубочек, а также волокон, свидетельствовавшие о сложности строения растений.
В XVIII веке внимание ученых переместилось от растений на жи­вотных. Но важнейшие открытия на этом поприще были сде­ланы выдающимися учеными XIX века, среди них были Т. Шванн, И. Мюллер, Р. Вирхов и др. 
Изучение клетки стало быстро развиваться благодаря усовершен­ствованию микроскопов. Микроскоп Адамса увеличивал изображение предметов уже от 300 до 1000 раз (XVIII век), а в микроскопе Шика увеличение размеров клеток доходило до 2400 раз. Теперь же благодаря электронному микроскопу можно видеть чрезвычайно сложное строение клеток, бактерий, вирусов.
Перечисленным ученым удалось наглядно до­казать, что различные органы у животных и человека так же, как и у растений, построены из многих тысяч, миллионов, а иногда и миллиардов разнообразных по форме клеток, измеряемых десятыми, сотыми и даже тысячными долями миллиметра.
Эти же ученые, а за ними и другие натуралисты пришли к выводу, что каждая клетка обладает всеми ха­рактерными свойствами жи­вого организма - принимает и перерабатывает пищу, уда­ляет ненужные ей вещества, растет, размножается, она наделена чувствительностью и выполняет определенную работу.
Итак, плавающая в пруду крошечная ряска и многовековой дуб, комар и кит, шимпанзе и человек - словом, каждый орга­низм, представляя собой нечто целое и единое, есть в то же время и нечто сложное, составное; ибо в нем сосредоточено множество строительных единиц, исполняющих ту или иную работу в жизни этого сложного организма.
Возьмем для примера человека. У него есть кожа, кости, хрящи, сухожилия, мышцы, мозг, печень и т. д. Обратимся к микроскопу и рассмотрим с его помощью тоненькие, прозрач­ные срезы перечисленных органов и тканей. Перед нами откроются удивительные картины. Дайте простор своему воображению - оно нужно ведь не только поэту, но и уче­ному! Объедините все эти картины в одно целое, и вы увидите, как сложно устроен наш организм, какая кипучая, разносто­ронняя деятельность идет в нем.
Вот стройные ряды чешуйчатых роговых клеточек: они об­разуют нежный тонкий слой, который покрывает снаружи все наше тело и защищает его от вредных воздействий окружающей среды. Под ним лежат слои других кожных клеток, еще глубже расположены жировые и мышечные клетки - то длинные в виде волокон, то короткие, похожие на веретено. Легко возбу­димые, исполненные физической мощи, они выполняют разнообраз­ную работу: приводят в действие наши органы движения, осуществляют механическую работу желудка и кишечника, сжимают и расширяют при дыхании грудную клетку, выгоняют из сердце кровь, направляя ее по сети кровеносных сосудов во все концы нашего тела.
А разве кровь не является вместилищем огромного количе­ства клеток? Одни из них - красные - насыщаются в легких кислородом и доставляют этот живительный газ всем остальным строительным эле­ментам нашего тела, а другие - белые - являются чем-то вроде стражи, которая защищает наш организм от болезнетворных бактерий.
А вот многомиллионная рать костных и хрящевых клеток. Их назначение-дать прочную опору чело­веческому телу; они образуют скелет, который держит на себе мускулатуру и внутренние части тела. Однако весь этот фун­дамент рухнул бы немедленно, если бы отдельные части его не были скреплены связками, состоящими из соединительной ткани, которая, в свою очередь, сложена из клеток и волокон. Эту ткань можно найти в каждом органе, в любой его части.
Тысячи клеток образуют различные железы, которые выделяют соки для переработки пищи: слюну, желчь, желудоч­ный или кишечный сок. На внутренних стенках кишечника выстроены правильными рядами цилиндрические эпителиальные клетки, которые всасывают из кишечника питательные соки и направляют их по особым сосудам сначала в сердце, а затем по кровеносным сосудам к остальным группам клеток всего нашего организма.
В легких на внутренних стенках дыхательных путей, рас­положены рядами особые клетки, имеющие на свободном конце подвижные реснички. Это клетки реснитчатого эпителия. Их в шутку называют  «клетками-санитарами», потому что они удаляют из дыхательных путей вместе с мокротой попавшую сюда из воздуха пыль.
Невозможно в небольшой главе перечислить все группы клеток, исполняющих ту или иную специальную работу в на­шем организме. Но об одной группе клеток нельзя умолчать: их роль в жизни человека очень важна. Это нервно-мозговые клетки. Они управляют работой всех остальных групп клеток - видоизменяют, регулируют, контролируют и объеди­няют деятельность различных наших органов в соответствии с потребностями всего организма и сообразно влияниям, иду­щим от окружающей его среды. Не забывайте, что вся умствен­ная деятельность человека прочно и неразрывно связана с ра­ботой этих клеток: благодаря им мы знаем с помощью органов чувств, что делается во внешнем мире, они воспринимают «впечатления», из которых слагаются все наши ощущения, представления и понятия...
Сложное строение имеет не только человеческое тело, но и подавляющее большинство животных и растений. Есть, однако, в живой природе чрезвычайно важная закономерность, прояв­ляющаяся у всех живых существ. Она также была открыта и доказана благодаря микроскопу в начале прошлого столетия. Знаменитый ученый Карл фон Бэр установил, что каждый ор­ганизм - будь это тщедушный с виду гриб или величественная индийская смоковница, под густолиственной кроной которой может свободно укрыться от непогоды целый караван, ничтож­ная по величине букашка или тридцатиметровый кит - начи­нает свою жизнь всего лишь из одной- единственной микроско­пической клетки. Эта клетка - оплодотворенное яйцо. Она последовательно дробится, образует новые клетки, из которых и слагаются по­степенно различные ткани будущего сложного организма - костная, хрящевая, мышечная и т. д.
Яйцо лягушки - это клетка, из которой получается лягушо­нок. Оно дробится на 2, 4, 16 и более клеток, то есть из одной клетки постепенно возникают десятки, сотни, тысячи новых клеток. Все они связаны вместе и образуют целое «клеточное государство».
Благодаря микроскопу наука стало возможно еще одно великое завоевание. Приблизительно в то время, когда Гук открыл клет­ку, голландец Левенгук выпустил в свет книгу под заглавием: «Тайны природы, открытые при помощи микроскопа». Одна из этих «тайн» заключалась в следующем: рассматривая под мик­роскопом каплю гниющей воды, Левенгук нашел в ней множество «крошечных созданий, отличавшихся чрезвычайной по­движностью». Теперь нам известно, что это инфузории и бак­терии. Мы отлично знаем, что эти простейшие одноклеточные организмы встречаются всюду - в воде, воздухе, почве, на поверхности и внутри тела животных и человека. Но во вре­мена Левенгука его замечательное открытие казалось каким-то чудом. Перед человеком развернулся совершенно новый, неведомый дотоле мир. Границы жизни раздвинулись далеко за пределы того, что видел раньше человек.
Благодаря микроскопу людям удалось установить, что на земле существует богатый мир микроскопических организмов, каждый из которых представляет собой одну клет­ку,- отсюда и название их: одноклеточные организмы; что все растения и животные сложены из миллионов, а зачастую и мил­лиардов клеток, образующих различные ткани и органы, поэто­му растения и животные принято называть многоклеточными; что каждый многоклеточный организм, как бы сложно ни был он построен, начинает свое существование в виде одной-един­ственной клетки, заключающей в себе живое вещество, очень сложное по составу и строению.
С того времени, как все это стало известно, наука о жизни вступила на новый путь, под знамя нового учения о клетке. Оно дало человечеству много ценных теоретических и практи­ческих знаний.  Только вместе с этим откры­тием продвинулось вперед исследование органических, живых форм природы. Покров тайны, окутывавший строение организ­мов, а также процесс их возникновения и роста, был сорван. Не понятное до сих пор чудо предстало в виде процесса, кото­рый происходит по одинаковому для всех многоклеточных орга­низмов закону.
Учение о клетке объединило оба царства живой природы. Мир животных и растений предстал пред взором человека как нечто единое и в то же время многообразное по форме и по деятельности. До последнего времени многие ученые смотрели на клетку - ту, что живет самостоятельно, и ту, что входит в состав многоклеточного организма, - как на простейший, эле­ментарный организм. Эти же ученые, сравнивая многоклеточ­ный организм с человеческим обществом, называли каждый такой организм «клеточным государством».
Конечно, такие одноклеточные существа как грибок пивных дрожжей, амеба, инфузория могут быть названы элементарны­ми организмами. Каждая из этих клеток живет как более или менее независимый организм. Несколько иначе обстоит дело с клетками многоклеточного организма, например с нервными, мышечными, печеночными и т. д. Каждая из них не может жить отдельно от организма. Правда, она обладает всеми основ­ными признаками жизни - дышит, питается, растет и т.д. Но эти свойства проявляются у нее лишь тогда, когда связь ее с остальными клетками не нарушена, так как работа ее тесно сплелась с работой всех остальных клеточных групп многокле­точного организма.
Организм как целое оказывает воздействие на каждую группу составляющих его клеток и даже на каждую отдельную клетку и сам, в свою очередь, находится в зависимости от жиз­недеятельности отдельных органов, тканей и клеток. Тут оче­видна постоянная взаимозависимость между всем организмом и его частями. В итоге этих часто чрезвычайно сложных взаимо­отношений и взаимодействий развертывается жизнь многокле­точного организма. Вот почему на вопрос о том, можно ли клетку многоклеточного существа считать одноклеточным орга­низмом, следует отвечать отрицательно. А если это так, то с еще меньшим основанием мы можем отождествлять многоклеточное растение или животное с человеческим обществом. Тут - каче­ственная разница. О ней не надо забывать. Если не всякую клетку можно назвать полноценным организмом; если даже многоклеточный организм является чем-то качественно новым по сравнению с организмом одноклеточным, то нет основания ставить знак равенства между государством и орга­низмом. 

Путь от амебы к человеку


Согласно библейской легенде весь мир, наша планета и ее население были созданы в шесть дней волей всемогущего творца.  В противовес библейской легенде наука выдвинула свое учение о развитии жизни на земле.
Согласно научным теориям, жизнь постепенно возникла из неживого вещества. Живое вещество - всего лишь качественно новая ступень развития вечно изменчивой материи: оно постепенно создавалось из неживого (неорганического) материала самой земли благодаря тем про­цессам, которые протекали и протекают в природе. Возникнув, живое вещество продолжало развиваться дальше: меняло фор­му, приобретало новые свойства, усложнялось. В результате этого становился все более сложным и разнообразным мир организмов.
Взгляните на населяющих землю животных. Какое обилие различных видов! Наука насчитывает их свыше полумиллиона. Какое богатство форм и красок! От ничтожной живой пылинки, называемой амебой, до гигантского тридцатиметрового кита; от микроскопической корненожки, представляющей одну един­ственную клетку, до человека, объединяющего в своем орга­низме миллиарды однородных и разнородных клеток; от нека­зистой с виду жабы до блестяще оперенной, отливающей разноцветными красками крошечной птички - колибри, обита­тельницы южноамериканских лесов, - все они дети единой природы, продукт длительной эволюции (развития). Обозревая эту пеструю картину, ученые уловили сходство и различия между животными отдельных групп, связали их узами близкого или отдаленного родства и составили классификацию животного мира, разбив его представителей на отдельные классы, отряды, семейства, роды и виды.
Ученые открыли закономерность в мире живот­ных - постепенный переход от простых форм к более сложным. Вот многочисленная группа микроскопических животных - особый мир, богатый формами и населяющий по преимуществу воду. Одни из них - амебы - представляют кусочек живого ве­щества; другие - инфузории - имеют довольно сложное строение. Но все они отличаются одним общим признаком: каждое микроско­пическое существо представляет собой одну клетку - микроско­пический пузырек, заключающий в себе живое вещество. Это - мир простейших, одноклеточных животных. Подавляющее боль­шинство их живет в одиночку, но некоторые из них объединены в небольшие колонии из нескольких десятков или сотен штук.
Море изобилует удивительными по форме и строению жи­вотными - достаточно вспомнить о губках, полипах и медузах. Полип организован довольно просто. Его цилиндрическое тело состоит из трех пластов (внутренний и внешний образованы целой серией клеток). Специальных органов, за исключением органов размножения и щупалец, служащих для ловли добычи и отражения врагов, у полипа нет. Нет у него даже особого пи­щеварительного тракта. Общая полость его тела является в то же время и пищеварительной полостью; вот почему такие жи­вотные как полип, гидры, губки, медузы и т. п. называются кишечнополостными.
Чем же полип отличается от амебы или инфузории? Прежде всего тем, что амеба и инфузория - животные одноклеточные, а полип - организм многоклеточный. Значит, скажете вы, это то же, что и колония одноклеточных? Нет, это нечто более сложное. В колонии одноклеточных обычно все клетки одинаковы: каждая из них является само­стоятельной особью. Клетки полипа, во-первых, разнородны: клетки, образующие наружный слой тела, и по форме и по роду деятельности отличаются от клеток внутреннего слоя, которые не сходны, в свою очередь, например, с половыми клетками полипа. Во-вторых, клетки полипа утеряли часть своей незави­симости: жизнь каждой из них неразрывно связана с жизнью остальных клеток. Ясно, что коло­ния одноклеточных отличается от одиночно живущих одноклеточных и от многоклеточного животного и является переходной формой от одноклеточных к многоклеточным организмам.
Возьмем еще одно животное: хорошо всем известный земля­ной червь. Сравните его с полипом. Опять существенная раз­ница. У червя все разнообразнее и сложнее, чем у полипа. У земляного червя есть вполне оформленный пищеварительный канал, нервная система, мускулатура, особые органы для уда­ления из тела ненужных, отработанных продуктов. Все эти органы построены из более разнообразных, чем у полипа, клеток: покровных, мышечных, нервных и жировых клеток, кото­рых у полипа нет. Короче говоря, земляной червь - животное, более высоко организованное по сравнению с полипом. Чем выше мы станем подниматься по ступеням жизни от беспозвоночного червя к позвоночным животным -  рыбам, земновод­ным, пресмыкающимся, птицам и млекопитающим,- тем мно­гообразнее и сложнее будут выглядеть строение, деятельность и вообще вся жизнь животного. 
Наибольшей сложностью отличается организм человека: в нем обилие раз­личных органов и удивительное разнообразие клеток, выпол­няющих определенную работу, и, наконец, тесная взаимосвязь и взаимодействие между отдельными органами, тканями, клет­ками и всем организмом человека в целом.
У современных животных за плечами богатая история. Она длилась тысячелетия, миллионы лет и была наполнена тяже­лыми испытаниями - борьбой за место в жизни, за свет, тепло, пищу, за возможность размножаться. Ибо жизнь - борьба, раз­рушительная и созидательная, а живые существа - невольные и вольные ратники на этом вечном поле брани. Современ­ные животные - продукт пережитой их предками истории и связанной с нею борьбы.
На протяжении этой многовековой истории наша планета испытала разнообразные изменения. Медленно воздвигались и разрушались горные кряжи, повышались и понижались различ­ные участки земной коры, реки меняли свои русла, моря отсту­пали от берегов или надвигались на сушу. Там, где когда-то возвышались скалы, начинали бушевать волны; где расстила­лась безбрежная гладь океана, возникал материк; где зеленели леса, появлялись непроходимые топи, где царил нестерпимый зной, водворялась жестокая стужа. Изменялось и усложнялось лицо земли, обстановка, в которой жили предки нынешних животных; изменялись сами животные и их потом­ки. Они должны были или приспособиться к изменившимся условиям жизни, или погибнуть. В процессе борьбы за суще­ствование животные, не приспособившиеся к новой обстановке, вымирали, а животные, хоть сколько-нибудь соответствовавшие новой обстановке, выживали и давали потомство. Этот процесс продолжается среди животных и сейчас.
Много миллионов лет назад на нашей планете существовали только простейшие одноклеточные животные. Одноклеточные животные - это корни и первоначальный ствол всего животно­го мира. Некоторые из таких одиночных организмов объединя­лись в небольшие колонии, которые стали родоначальниками многоклеточных организмов. Животный мир развивался дальше. Появились кишечнополостные вроде тех полипов, о которых только что говорилось. Но жизнь не застыла на этих формах. Пионеры животного мира размножались. Условия их жизни изменялись. Борьба за существование продолжалась. Приспособившиеся выживали, неприспособившиеся вымирали: вместо старых форм животных появлялись новые.
Минули тысячелетия. Строение некоторых кишечнополостных усложнилось. Пройдя ряд промежуточных форм, они стали родоначальниками нового класса животных - червей. Со вре­менем из класса червей выделились три новых класса: мягко­телые - улитки, устрицы, моллюски; членистые животные с насекомыми во главе; третья группа червей пошла в своем раз­витии дальше: это родоначальники всех позвоночных, кото­рые впервые появились в водах нашей планеты. Простейшие из подлинных позвоночных - круглоротые (рыбы - минога, акула).
Время шло. Живое вещество продолжало усложняться, поднималось на новые ступени развития, выяв­ляло новые качества, комбинировалось в новые формы, выдвигало на арену жизни новые классы, семейства и виды животных.
Среди рыб появилась особая группа двоякодышащих: это были рыбы, наделенные и жабрами для дыхания в воде и осо­быми органами, позволяющими дышать воздухом. Вероятнее всего, что среди этих двоякодышащих рыб зародились и родо­начальники следующего класса животных - земноводных (со­временные земноводные - лягушки, жабы, тритоны). От земно­водных пошли все представители класса пресмыкающихся (ящерицы, черепахи, крокодилы и т. д.).
Наконец, пришла пора следующих творческих актов при­роды (не надо только забывать, что это «наконец», в свою оче­редь, длилось много тысячелетий). Класс пресмыкающихся, продолжающий существовать и по сей день, дал две новые большие ветви: родоначальников птиц и прародителей млеко­питающих. К низшим млекопитающим относятся сумчатые (типичный представитель сумчатых - кенгуру). От сумчатых ведут свой род полуобезьяны. За ними следовали настоящие обезьяны, от которых со временем отделилась ветвь довольно высокоразвитых человекообразных обезьян. Они-то и дали на­чало небольшой ветви, обогнавшей в своем развитии всех чело­векообразных обезьян (гиббона, гориллу, орангутана, шим­панзе); это был род человеческий. Прежде чем вполне «очеловечиться», он должен был пройти несколько промежуточ­ных звеньев: человекообразный предок был сначала обезьянообразным человеком, затем первобытным и, наконец, разумным человеком. Так завершилась эта величественная история жи­вотного царства - история «от амебы до человека».
Вы видите, что весь животный мир связан узами близкого или отдаленного родства, которое можно представить себе в ви­де грандиозного дерева, ствол, ветви и веточки которого объединяют всех животных - различные отделы, классы, отряды, семейства, роды и виды.
Вы обратили, конечно, внимание и на другое важное обстоя­тельство: мир животных на протяжении своей многовековой истории не только разнообразился, не только расслаивался на отдельные классы, семейства и т.д., но и развивался, переходя от форм простых к формам, все более и более сложным как по строению, так и по роду деятельности.
Теперь можно ответить и на вопрос: почему у всех животных класса позвоночных имеется позвоночный столб? Потому, что все они происходят от родоначальной формы, у ко­торой имелся зачаточный позвоночник. Почему мышь домаш­няя, лесная, полевая и мышь-малютка имеют так много общих признаков, что биологи считают нужным соединить все эти четыре вида мышей в один род? Потому что все они имели общих предков. Это единственно разумный научный ответ.
Наука имеет богатейший арсенал фактов, которые наглядно показывают правильность изложенного здесь взгляда на исто­рию развития животных. Спрашивается, как ученые узнали, что делалось на земле до появления человека? Кто может рас­сказать нам историю животных за этот долгий период времени, измеряемый миллионами лет? Это может сделать сама Земля. Земная кора - это богатейший музей, великая летопись живой природы, где начертана история животных. Различные пласты земной коры - отдельные листы и страницы этой летописи, а погребенные в земле скелеты, кости, панцири, окамене­лые остатки и отпечатки вымерших животных - это буквы, слова и рисунки. Правда, очень многие страницы летописи пока еще не прочитаны, ведь еще остаются пласты зем­ной коры, куда ученым пока не удалось проникнуть.


Течение жизни на Земле


Входя в музей, мы обычно спешим взглянуть на диковинных зверей, на с роскошным оперением, огромных змей и крокодилов, пестрокрылых мотыльков и равнодушно проходим мимо неприглядных с виду остат­ков растений и животных, когда-то населявших Землю. Напрасно. Обломки скелетов и окаменелых стволов, черепа, исковер­канные панцири и раковины, едва заметные на плитах извест­няка или каменного угля, отпечатки рыб, насекомых и листьев - «письмена и чертежи» на страницах той вели­кой книги, название которой - «земная кора». Раскапывая пласт за пластом различные участки земной коры, ученый вчи­тывается в эти «письмена», разбирает отпечатки. Все, что было мертво, оживает в воображении ученого, и картины былых времен встают перед ним.
У Земли, как и у человечества, есть своя история. История эта исчисляется миллионами лет и распадается на отдельные эры, периоды и эпохи. Историю Земли мы делим на четыре эры: архейскую, палеозойскую, мезозойскую и кайнозойскую (или эру современной жизни). Однако существует огромная разница между историей человечества и историей Земли: первая исчис­ляется самое большее тысячелетиями, вторая - мно­гими миллионами лет. Коротко рассказать эту историю немыс­лимо. А потому попробуем набросать несколько ярких картин из разных этапов истории Земли.
Мы в палеозойской эре, в том периоде, который называют каменноугольным, так как именно в это время начал образо­вываться каменный уголь.
В морях живут представители многих тысяч видов живот­ных. Кораллы - белые, желтые, красные - покрывают подвод­ные скалы, среди них рассыпаны причудливые раковины мол­люсков и членистые стебли морских лилий; ползают морские ежи и черви; плавают ракообразные и рыбы, имеющие вместо чешуи панцирь.
На суше - необозримые пространства топкой болотистой почвы, сплошь покрытые лесами. Деревья в них не похожи на современные. Тесными рядами стоят сигиллярии, напоминаю­щие столбы, лишенные ветвей, с густой щеткой листьев, похо­жих на щетину. Между ними высятся десятиметровые калами­ты - вымершие предки современных хвощей - стройные, с тон­кими ветвями, сидящими венцом у основания каждого колена. Гордо развеваются пышные кроны древовидных папоротников и устремляются на высоту тридцать-сорок метров стволы лепидодендронов. Эти мощные де­ревья - предки совре­менных плаунов.
Неуютно в этом лесу: в нем нет яркой многотонной зелени; его не оживляет хор разнообразных птиц. Неуют­но и на зеленых поля­нах. Цветущие растения, при­дающие лугам поэтическую прелесть, появились на Земле гораздо позже. Не было цветов, не существовало и их вечных спутников цвет­ковых растений - яркокрылых бабочек, жуков, мух, пчел и шмелей. Были насекомые хотя и родственные современным, но совер­шенно на них не похожие: клопы величиной с жаворон­ка, тараканы - с ворону, а крылья стрекоз достигали 75 сантиметров.
В каменноугольном периоде появились новые животные - кистеперые рыбы, от которых постепенно произошли земноводные и пресмыкающиеся.
Оставим каменноугольный период. Сделаем скачок в не­сколько миллионов лет. Мы уже не в древней, а в средней фазе истории Земли - в мезозойской эре.
Мир находился в постоянном развитии. Уже в первом периоде мезозойской эры произошло много перемен. В тех пластах зем­ной коры, которые относятся к этому времени, мы находим новые растения и животных. Обращают на себя внимание родо­начальники саговых и хвойных, которые несколько походили на сосны и кипарисы. Особенно много было саговников.
Изменились, разумеется, и морские животные. Однако не так сильно, как обитатели суши. Все три периода мезозойской эры изобилуют представителями особой группы беспозвоночных животных, принадлежавших к мягкотелым, или моллюскам, и из­вестных в науке под общим названием аммонитов и белемни­тов. Эти животные особенно характерны для мезозойской эры; до этого они попадаются редко и совершенно исчезают к началу следующей (кайнозойской) эры. Но в мезозойской эре они занимали очень видное место среди обитателей моря - по ним в основном и определяется возраст отложений этого периода истории Земли. Начало, середина и конец мезозойской эры характеризуются особыми видами аммонитов и белемнитов.
Найдя в пластах Земли тот или иной вид, ученые с уверенностью могут сказать, к какому времени в истории Земли относятся эти пласты.
Что же такое аммониты?
Среди современных моллюсков (мягкотелых) есть особая группа головоногих. Их называют так потому, что на голове у них есть большие щупальца, которые служат для ловли добы­чи и в то же время являются ногами, то есть помогают живот­ному переползать с места на место и плавать. Среди головоно­гих моллюсков существует особый род, известный под названиеям «кораблики» - наутилус. Аммониты находятся в близком родстве с современными корабликами.
Раковины аммонитов разнообразны. У одних она была совершенно глад­кая, у других - бороздчатая и украшена бугорками. У некоторых раковины были свернуты, как пружины, встречались также гладкие или ребристые. Раковины аммонитов иной раз достигали огромных размеров. Среди них встречаются подлинные велика­ны величиной с колесо телеги. В пластах земной коры, относя­щихся к мезозойской эре, найдено больше тысячи видов разно­образнейших по форме аммонитов. 
Аммониты встречаются во многих местах - в По­волжье, на Кавказе, в Крыму, в Московской области и т.д. Встречаются очень часто и остатки белемнитов - другой группы моллюсков, живших одновременно с аммонита­ми. (Белемниты - родственники современных головоногих моллюсков - каракатиц).
Белемниты имели наружную раковину. У них существовал внутренний скелет, он заканчи­вался остроконечным известко­вым образованием, которое, должно быть, служило животно­му не то рулем, не то орудием защиты. В пластах земной коры очень редко находят целые ске­леты белемнитов. 
Проследим, как изменился животный и растительный мир за три периода мезозойской эры, начав с первого из них - триа­сового. В морях того времени вместо трилобитов - ископаемых жабродышащих членистоногих животных - и иных сход­ных с ними ракообразных впер­вые появляются в большом числе длиннохвостые раки, похожие на современных раков. В морях впервые стали попадаться и черепахи (до этого време­ни черепах не было). В пластах земной коры того времени най­дено чрезвычайно много остатков скелетов пресмыкающихся.
В немецком городе Штутгарте хранится большая плита пес­чаника. На ней хорошо видны более двух десятков отпечатков ящериц. Это замечательная находка. Каждый может воочию убедиться в том, что земная кора - действительно хранилище всевозможных окаменевших остатков. В песчанике был также найден скелет животного, напоминающего крокодила. Это ока­зался скелет одного из прародителей крокодилов, живущих в Египте, по берегам Нила.
Еще одна любопытная находка - плита песчаника, на кото­рой прекрасно сохранились следы ног. По отпечаткам можно судить, какое примерно животное оставило их. Оно, бесспорно, было четвероногим, причем передние ноги были раза в три меньше задних. Каждая нога имела пять пальцев: четыре из них были снабжены когтями - так говорят следы,- а пятый, большой палец, когтя не имел. Назвали его рукозверем. Поищем, не водились ли на Земле какие-либо животные, ноги которых хоть немного походили на эти «отпечатки». Искать долго не придется. Оказывается, еще во второй половине палеозойской эры существовали земноводные животные, которые называются лабиринтодонтами. С виду - не то ящерица, не то большая лягушка. Отпечатки очень похожи на отпечатки ног, найденных в плитах песчаника. Есть, конечно, и разница: у лабиринтодонта передние ноги почти такой же величины, как и задние. Но сходство с отпечатками ног все же очень большое. Спрашивается: не походил ли «рукозверь» на лабиринтодонта? Не является ли он одним из потомков существовавшей до него «семьи» лабиринтодонтов? Весьма возможно. Иногда по самым скудным остаткам ученые узнают, кому они могли принадлежать. Конечно, все это - лишь догадки, и потому вывод нужно делать с большой осторожно­стью, чтобы и самим не ошибиться и других не ввести в за­блуждение. Но подобные предположения очень часто оправдывались, так что к ним нужно относиться серьезно. По найденным челюсти, нескольким разрозненным костям и зубам ученый изучит их и сличив со скелетами других живот­ных, как современных, так и вымерших, даст описание внешний вид животного, которому могли принадлежать эти ископаемые остатки. Проходит несколько лет, и находятся доказательства предположения ученого: в земной коре обнаружили целый, отлично сохранившийся скелет того самого жи­вотного, о котором говорил исследователь.
В числе пресмыкающихся, населявших Землю в то время, когда жили белодон и «рукозверь», были еще и «зверообразные» пресмыкающиеся. Они по строению своего скелета напоминали млекопитающих, что очень важно. Кто знает, быть может, от них-то и ведут свой род млекопитающие животные? Быть может, звероподобные должны считаться предками млекопитающих?
Пойдем, однако, дальше: мы вступаем в средний период мезозойской эры - юрский период. Картина природы измени­лась. Хвощи и папоротники - краса и гордость былых времен -  сильно измельчали. Их вытеснили саговые пальмы и хвойные деревья. Появилось много видов этих деревьев. Мох покрыл зеленым ковром деревья и землю. Возникли раз­личные виды грибов и разнообразные насекомые - долгоноси­ки-грибоеды, жужелицы, щелкуны, дровосеки, мухи, древесные клопы, крупные кобылки, стрекозы, кузнечики, поденки и т. д. 
В морях тоже произошли перемены. Появилось несколько но­вых моллюсков, кораллов, морских ежей и т. д. Но что важнее всего - развились в большом количестве костистые рыбы, то есть рыбы с костным черепом и позвоночником. Наибольшего развития достигли в это время пресмыкающиеся животные. На каждом шагу встречались небольшие ящерицы и черепахи, ко­торые мало чем отличались от современных, а также и кро­кодилы - телеозавры, то есть «древние» крокодилы, которые очень похожи на длиннорылых крокодилов, живущих в наши дни в Индии, по берегам реки Ганг. Мелкие разновид­ности ящериц, черепахи и крокодилы здравствуют и поныне. Но, кроме них, водились такие странные, уродливые и чудовищ­ные пресмыкающиеся, каких ни раньше, ни потом не было. Казалось, весь мир принадлежит этим чудовищам. Они селились и в океанах, и в озерах, и в реках, и в болотах, и в дремучих хвойных лесах. Даже в воздухе носились эти неуклюжие суще­ства, казавшиеся какими-то сказочными летающими драконами.
Одни пресмыкающиеся питались растениями, другие рыбой, а третьи вели себя, как настоящие хищники, преследуя и настагая добычу с искусством льва. Одни прекрасно плавали, другие лишь неуклюже ползали («пресмыкались», волочили свое гро­мадное тело по земле), третьи проворно бегали и даже скакали не хуже тушканчиков, а некоторые стрелой рассекали воздух. Это было могучее племя животных, ныне вымерших. О них мы побеседуем подробнее дальше, а теперь скажем несколько слов о птицах того времени.
Пернатые создания впервые появились, когда пресмыкаю­щиеся уже успели завладеть Землей. Возможно, они появи­лись и раньше. Но остатки птиц найдены только в тех пластах земной коры, которые относятся к средней полосе мезозойской эры. Изучение ископаемого скелета древней птицы позволило ученым обнаружить некоторые особенности. У всех современ­ных птиц хвостовые перья сидят на коротенькой копчиковой кости (задний конец позвоночника), а у ископаемой птицы имелся длинный хвост из ряда позвонков, и к каждому позвонку прикреплялась пара перьев. У современных птиц нет зубов, а у ископаемой птицы в челюстях сидят острые зубы. У древнейшей птицы есть общее с пресмыкающимися. Ее называют археоптерикс, что и значит - «древняя птица», или «первоптица».
В это время жили уже и некоторые мелкие простей­шие млекопитающие. Остатки их находят довольно часто. Эти млекопитающие родственны современным сумчатым, живущим в Австралии. Самки этих животных имеют на брюхе нечто вроде мешка (сумки); в такой сумке они донашивают и прячут своих новорожденных детены­шей. К сумчатым животным относится, например, кенгуру.
Настал последний период мезозойской эры - меловой. Как изменились за это время растения! Саговые леса поредели, а среди хвойных деревьев стали все чаще и чаще попадаться настоящие ели. Лиственные деревья начали особенно бурно развиваться. Ме­стами раскинулись леса из буков, платанов, дубов, тополей и ив. Хвойных пород было гораздо больше, чем чейчас. Велико­лепные пальмы составляли целые рощи. Плющ нежно вился вокруг тол­стых стволов. Вишни пышно покрывались белым цветом. На зеленых лужайках и полях пестрели яркие цветы. Должно быть, существовали тогда и мотыльки, которые летали над цветками, собирая мед и пыльцу. Все эти растения мало чем отличались от современных и лишь некоторые из них вымерли.
Как лиственные растения вытеснили на суше хвойные, так и костистые рыбы в морях взяли перевес над всеми остальными рыбами: их становилось все больше. На суше по-прежнему преобладали пресмыкающиеся. Некоторые виды их вымерли. Зато воз­никли новые. Появились и новые птицы. Одна из них, крупная, почти бескрылая, умела, должно быть, хорошо плавать и нырять, жила на воде и питалась рыбой. Челюсти ее, как и у «первоптицы», были вооружены острыми зубами. Зубы опять-таки указывают на ее родство с некоторыми пресмыкаю­щимися.
Какова родословная птиц? От кого они ведут свой род? Кого мы должны считать предками современных птиц? Ответить на эти вопросы пока нет возможности. В строении скелета «первоптицы» есть общее с пресмыкающимися, ее зубастые челюсти очень напоми­нают челюсти ископаемого пресмыкающегося. Какой из все­го этого можно сделать вывод? Сходство очень часто указывает на родство. Некоторые ископаемые пресмыкающиеся имеют сходство с ископаемыми птицами; а ископаемые птицы похожи на современных. Значит, между ископаемыми пресмыкающи­мися, ископаемыми птицами и современными птицами есть тес­ная родственная связь...
Познакомимся поближе с теми пресмыкающимися, которые жили на Земле в мезозойской эре. Представим, что перед нами раскинулось широкое море. На берегу высятся крутые скалы. За ними виднеются леса, болота и поляны. Неподалеку от берега  - песчаные отмели. На поверхность воды из­редка всплывают громадные акулы, крупнейшие из тогдашних рыб. Но вот среди волн показалось какое-то чудовище длиной в 8 метров. Туловище веретеном; голова вытянута в длинное, как у крокодила, рыло; раскрытая пасть усеяна рядами острых, как кинжал, зубов; большие глаза на выкате высматривают до­бычу; гладкая, как у кита, шкура собрана на спине в сильный плавник, совсем как у рыбы. Страшилище ловко рассекает вол­ны, работая могучим хвостом и двумя парами ластов. Это ихти­озавр, или «рыбоящер». Он охотится на рыб, кото­рые составляют главную его пищу.
Вдруг над водой выдвинулась другая зубастая пасть и голо­ва величиной гораздо меньше, чем у ихтиозавра, но не менее уродливая с виду. За ней показалась длинная шея, а затем и грузное тело, незаметно переходящее в хвост. Две пары лас­тов, прикрепленных к туловищу, работают не хуже весел, хвост поворачивается то вправо, то влево, как настоящий руль. Это - плезиозавр. Подняв над водой голову и выг­нув шею, он довольно быстро направляется к песчаной отмели, где отдыхает «змееящер». А над водой, в воздухе, носят­ся крылатые, бесхвостые или с длинным, как шнур, хвостом, небольшие, величиной с воробья или галку, и крупные с огром­ными крыльями существа. Это какие-то сказочные драконы с вытянутой головой на длинной шее, с большими острыми зубами (ученые назвали их птеродактилями). Одни птеродактили, подобно чайкам, вьют­ся над гребнями волн, охотясь за рыбой, другие подбирают на отмели червей и моллюсков, а третьи, подтянув перепонча­тые, как у летучих мышей, крылья, сидят на верхушках скал...
Налюбовавшись этой картиной, идем в ближайший лес. На пути встречаются лужайки, топи и болота. И здесь первое место принадлежит пресмыкающимся. Это все - динозавры, то есть «страшные ящерицы». Но не ко всем подходит это название. То там, то здесь по лужайке пробегают довольно изящные и юркие динозавры, величиной с кошку; они не внушают ни стра­ха, ни отвращения. Зато возле болота расположились крупные чудовища с тяжелым, неуклюжим туловищем, с маленькой го­ловой на длинной шее, с толстым хвостом. Некоторые из этих животных бродят по берегу болота или отдыхают. растянувшись на илистой почве.
Подальше от этих страшилищ, может быть в лесу найдется на чем отдохнуть глазу? Но нет! Повсюду одно и то же: на каждом шагу динозавры. Весь громадный хвойный лес напол­нен различными по размеру, форме тела и образу жизни яще­рами. Одни имеют толстую безволосую шкуру, а другие воору­жены грозной броней, состоящей из костяных щитков и шипов. Они медленно передвигаются на четвереньках или приподни­маются на задние ноги и продвигаются вперед вприпрыжку. У некоторых короткие и толстые ноги, как у слона или носоро­га, у других - чрезвычайно длинные, как у птицы, и снабжены тремя или четырьмя пальцами. Встречаются животные, у кото­рых передние ноги гораздо короче задних, и они как-то смешно подтягивают и прижимают их к брюху каждый раз, как делают скачок вперед. Несколько динозавров мирно щиплют листья папоротника. Издали они кажутся бесформенными грудами мяса. Каждая такая ящерица имеет в длину метра четыре и весит несколько тонн. Ужасные с виду, они трусливы и страдают от других динозавров, которые хотя и не столь велики, но отличаются большей смелостью. Эти плотоядные хищники преследуют на каждом шагу своих растительноядных соседей.
В лесу, наряду с динозаврами, живут и птеродактили. Они проносятся стрелой между деревьями, сидят, сложив крылья, на сучках или висят на ветках, уцепившись за них пальцами передних лап.
Ихтиозавры, плезиозавры, динозавры, птеродактили - ка­кие непривычные для нашего уха названия! Да и сами живот­ные, которых так назвали ученые, еще менее привычны для наших глаз. Присмотримся к ним повнимательнее.
Возьмем рыбоящера - ихтиозавра. Остатки его встречаются в земной коре довольно часто. В Германии их находят особенно много в плотной массе известняка. Извлечь их в виде облом­ков - дело нетрудное. Гораздо сложнее вытащить скелет целиком, не изломав и не испортив его. Особенно высоко ценятся скелеты, внутри которых, в брюшной полости, находятся совершенно целые скелеты детенышей. Это дока­зывает, что ихтиозавры рождали живых детенышей, а не откла­дывали яйца, как это делают теперь, например, змеи, ящерицы, крокодилы и черепахи. 
Наконец, можно с уверенностью сказать, что ихтиозавры пита­лись рыбой и моллюсками: иногда внутри скелета ихтиозавра находили окаменевшие остатки его пищи, и тут всегда были раздробленные рыбьи кости, раковины моллюсков и т. п. 
Знаменитый французский ученый Ж. Кювье говорил, что ихтиозавр обладал мордой дельфина, зубами крокодила, че­репом ящерицы, хвостом кита, позвонками рыбы. 
Ископаемые остатки плезиозавра также позволяют ученым восстановить облик этого животного. У него была длинная шея, словно туловище змеи; маленькая голова, похо­жая на голову самой обыкновенной ящерицы; конечности, ко­торые, очевидно, были очень похожи на ласты современного кита; хвост, которым заканчивалось короткое и узкое туловище змееящера. По строению тела плезиозавра видно, что он жил в воде, хорошо плавал и выбирался временами на сушу, где двигался очень неуклюже, как это делают моржи или тюлени.
О чем говорят остатки птеродактилей? Одно время птеродактилей сравнивали с птицами; думали даже, что они настоящие прародители птиц. Но это не так. С птицами у них мало общего. Это - летающие ящеры, а во­все не предки птиц. Летает же летучая мышь, но мы не говорим, что она - птица. Каждый знает, что летучая мышь - животное млекопитающее: она рождает живых детенышей и вскармли­вает их своим молоком, как это делают все млекопитающие. Крылья ее совсем не похожи на крылья птиц: они без перьев. То же самое можно сказать и о летающих ящерах. Их называют пальцекрылами, потому что они имели на передних конечно­стях четыре пальца: три маленьких, а четвертый, мизинец, очень длинный - в два раза длиннее, чем туловище. От этого пальца тянулась кожистая перепонка, которая прикрепля­лась к туловищу и к задней ноге животного.
Таких летательных перепонок у птеродактиля было две: по одной с каждой стороны тела. Они-то и служили ему во время полета крыльями. Не все птеродактили были зубастые: встре­чались и беззубые, с челюстями, похожими на птичий клюв. Такие, должно быть, охотились за насекомыми.
Теперь нам предстоит познакомиться с самыми крупными ящерами. Их справедливо можно назвать вымершими богаты­рями, потому что таких исполинов никогда не водилось на Земле ни до, ни после того времени, о котором идет здесь речь.
Исполины в 10 - 12 метров длиной встречались и среди рыбоящеров и змееящеров. Но настоящие чудовища относятся к той породе пресмыкающихся, которых называют динозавра­ми. Один из них - бронтозавр. Его громадное, неуклюжее тело держалось прочно на четырех сильных ногах, словно на толстых столбах. Туловище переходило в длинную шею, которая венчалась удивительно маленькой головой, -  если сравнить ее с величиной всего тела: ведь бронтозавр имел в длину около 18 метров, а весил примерно столько же, сколько весят тридцать быков! За туло­вищем волочился могучий хвост, а след, оставленный на земле лапой бронтозавра, занимал место почти в половину квадратно­го метра. Можно представить себе, какая это была громада! Он был, по-видимому, тяжеловат на подъем, неповоротлив, мало подвижен. Пищей ему, должно быть, служили сочные травы и водяные растения, за которыми он спускался в воду. Словом, это чудовище относилось к растительноядным динозаврам.
Вполне подстать этому богатырю был  другой травоядный динозавр, игуанодонтт. Он отличался огромным ростом- 5 – 10 метров в высоту. Тело же его, считая от кончика мор­ды до кончика хвоста, имело в длину 18 метров: туловище было не меньше, чем у дородного слона. По строению туловища, головы и хвоста он мало чем отличался от бронто­завра. Но имелось одно очень важное различие. Бронтозавр ходил на четвереньках: передние и задние ноги его были при­мерно одинаковой величины. У игуанодонта задняя пара ног была намного больше передней пары. Это чудовище ходило на задних ногах. Жил игуанодонт на суше, но иногда забирался и в воду. Плавал он, надо полагать, не очень искусно, пуская для этого в ход все четыре ноги и хвост.
Бронтозавр и игуанодонт, несмотря на свой громадный рост, были в общем беззащитны. Совсем иное дело - третий из растительноядных динозавров, так называемый стегозавр. Название образовано из двух греческих слов: «стегос» значит покров, или крыша, а «заурос» значит ящерица. Этот великан относится к числу тех ящериц, у которых на коже имелись твердые щиты.
Стегозавр был меньше бронтозавра и игуанодонта, но по строению своего тела был похож на них. Вдоль спины, начиная от самой головы, тянулся ряд костяных щитов, которые, по всей видимости, были одеты в роговые чехлы. Некоторые из них имели в поперечнике от 60 до 80 сантиметров. На вытянутой голове сидели большие глаза, а в челюстях - зубы, похожие в общем на зубы травоядных. На конце хвоста - четыре пары огромных костяных шипов. Твердые щиты и острые шипы слу­жили стегозавру отличным орудием защиты. В строении этого животного была еще одна удивительная особенность. Известно, что задняя часть позвоночника, то самое место, откуда начи­наются хвостовые позвонки, образует крестец. Известно также и то, что вдоль позвоночника тянется канал, в котором поме­щается спинной мозг. В позвоночнике стегозавра, как это и должно быть, есть и крестцовая кость и канал для спинного мозга. Но вот что удивительно. Оказывается, в крестце стего­завра существует обширная полость, нечто вроде мозговой ко­робки черепа; только эта крестцовая коробка раз в десять больше черепной коробки стегозавра. Итак, у этого вымершего чудовища имелось два мозга; один маленький - головной, внут­ри черепа, и другой большой - крестцовый, внутри крестца. Явление небывалое и, по меньшей мере, очень странное!
Столь же ужасен был шестиметровый растительноядный динозавр - трицератопс. По-русски это слово условно можно перевести как  «трирогоморда». В противоположность дру­гим своим собратьям, трицератопс имел огромную голову (ископаемые черепа достигают двух метров в длину). Такую махину могла держать только короткая и толстая шея. На голове торчали три костяных рога: два больших над глазами,
В заключение  упомянем еще одного из вымерших богаты­рей. Он - родственник бронтозавру, и ученые назвали его «атлантозавром», по имени легендарного титана Атланта, кото­рый, согласно преданию древних греков, будто бы поддерживал на своих плечах небесный свод. Это пресмыкающееся могло счи­таться великаном даже среди всей остальной братии тогдашних богатырей. Найдена бедренная кость атлантозавра; она значи­тельно превышает человеческий рост. Почему же вымерли все до одного эти чудовища-великаны? Чего им не хватало? Кажет­ся, природа и ростом и силой их не обделила?
Пока пресмыкающиеся были не только самыми плодовиты­ми, но и самыми совершенными среди громадного большинства остальных животных; пока млекопитающих и птиц было срав­нительно с пресмыкающимися еще очень мало; пока млекопи­тающие и птицы не могли еще состязаться с пресмыкающимися ни в росте, ни в силе, ни в искусстве находить себе пропитание и отражать нападения врагов - пресмыкающиеся царили на Земле. Но как только млекопитающие расплодились и стали захватывать все больше места на Земле, дни пресмыкающихся были сочтены. Млекопитающие оказались более высоко органи­зованными животными, чем пресмыкающиеся, лучше приспособленными к борьбе за существование.
Века сменялись веками. Царство пресмыкающихся быстро шло на убыль. Надвигался «век млекопитающих». Об этом времени речь пойдет дальше. Что же мы узнали о мезозойской эре?
В это время Землю населяли разнообразные пресмыкающиеся. У некоторых из них в ходе борьбы за существование стали намечаться признаки птиц, у других, живших в несколько иных условиях, появились черты млекопитающих. Из первых со временем развились родоначальники птиц, вторые положили начало классу млекопитающих. Первоптицы и млекопитающие стояли еще на очень низкой ступени развития и сохраняли некоторые черты своих прародителей - пресмыка­ющихся. У первоптицы были зубастые челюсти, как у пальцекрыла, а хвостовые перья расположены попарно в два ряда вдоль длинного хвоста, сложенного из множества отдельных позвонков. Что же касается млекопитающих, то все это были простейшие представители этого класса животных очень неболь­шой величины. «Век млекопитающих» еще не наступил.
Кроме пресмыкающихся в то время сушу населяли огром­ные земноводные. Из наземных животных тогда были распро­странены моллюски и насекомые, среди последних некоторые все еще были больших размеров.
Растительный мир в первой половине мезозойской эры со­стоял из бесцветковых растений - хвощей, древовидных папо­ротников и некоторых других деревьев. Во второй половине появилась богатая растительность, состоящая из пальм, разно­образных лиственных деревьев и цветущих трав. Растительный покров земли, дотоле однообразный, становится красивее и живее.
Посмотрим, что нового нам скажут те пласты земной коры, которые относятся к кайнозойской эре (или эре «нового време­ни») в истории животных и растений. В этих пластах найдено множество окаменелостей. Выберем только самые интерес­ные находки. Они покажут, насколько мир животных и растений изменился и продвинулся вперед за это время.
Что же мы находим уже в начале кайнозойской эры?
В мире растений - большие перемены. Саговые пальмы, которые так привольно чувствовали себя в мезозойской эре, почти совсем исчезли. Вместо них появилось очень много настоящих пальм, а также таких деревьев и растений, которые и сейчас встречаются в большом числе. Трава покрывала шел­ковистым ковром луга и лесные поляны.
В мире животных перемен еще больше. Великанов из пресмыкающихся почти не стало. Зато появилось очень много черепах, ящериц, змей и крокодилов, которые и сейчас живут на Земле. Среди змей попадались особые виды, каких в наши дни уже не встретишь. Остатки их показывают, что это были змеи почтенных размеров: некоторые из них имели в дли­ну метров шесть. Но, что особенно характерно для того време­ни,- это обилие млекопитающих. Вы помните, что даже в конце мезозойской эры их было сравнительно мало. Но вместе с на­ступлением «зари новой жизни»» млекопитающие занимают на Земле видное место. Уже тогда встречалась добрая половина тех видов млекопитающих, которые существуют и теперь, тогда как от других осталось лишь воспоминание: они вымерли, и только их остатки показывают, каковы были эти животные.
Из этих вымерших форм особенно любопытен палеотерий (древний зверь). В строении его тела есть нечто общее с совре­менными тапиром, носорогом и лошадью. Вероятно, от него и ведут свой род эти животные. В ту пору водились и другие животные, столь же странные, как и палеотерий. Смотришь на скелет одного из таких животных и видишь, что одна часть его напоминает бегемота, другая - лошадь, а третья - свинью: в нем точно собраны в одно различные признаки нескольких животных...
Перейдем к средней части кайнозойской эры. Но прежде нужно дать одно маленькое пояснение. Когда говорят, что в такое-то время существовали такие-то виды растений и живот­ных, то это не значит, что они водились повсюду на Земле и обитали во всех морях. Одни виды, как это наблюдается и сейчас, встречались в одних местах земного шара, другие - в других.
Хорошо известно, что в середине кайнозойской эры в Евро­пе было гораздо теплее, чем теперь. Поэтому растительность в Европе была гораздо богаче и разнообразнее, чем в наши дни. Число различных видов растений было почти вдвое больше, чем теперь. Среди них встречалось немало и таких деревьев, кото­рые сейчас растут лишь в жарких странах: пальмы, фиговые деревья и т. п.
Мы можем, таким образом, сказать, что в середине кайно­зойской эры на Земле появились почти все современные виды растений. Какие же звери населяли тогда Землю? Кто к этому времени исчез с лица Земли и кто впервые вступил в жизнь?
Появились новые черепахи, и в их числе «черепаха-исполин», которая имела в длину, считая от носа до кончика хвоста, около трех метров. Таких черепах теперь уже нет. Появились новые птицы. Остатки их показывают, что большая часть этих птиц почти ничем не отличалась от современных. Возникли и новые виды млекопитающих. Это время особенно богато млеко­питающими.
В ту пору впервые появились хоботные: мастодонт, диноте­рий и слон. Слоны живут в Африке и Азии и поныне, а динотерий и мастодонт вымерли. Эти два родственника слонов настолько интересны, что мы поговорим о них особо. Заметим пока, что мастодонты жили в то время и в Европе, то есть там, где сейчас нет не только мастодонтов, но и обыкновенных слонов.
Позднее «новые времена» ознаменовались еще одним важ­ным обстоятельством: среди млекопитающих появились хищ­ники и обезьяны. Это не были, конечно, ни львы, ни тигры, ни волки. Хищники тех времен лишь несколько походили на хищников наших дней. Их мы должны считать предками совре­менных хищников. То же надо сказать и об обезьянах того вре­мени: первые обезьяны мало походили на тех, что населяют теперь  леса Индии, Африки и Америки. Им на смену пришли другие виды обезьян.
В эту эпоху некоторые районы отличались более теплым климатом, а потому и более богатой растительностью, чем сей­час. Там, где в наши дни растут лишь хвойные да лиственные леса, тогда красовались пальмы - вроде нынешних веерных и кокосовых пальм. Берега морей окаймляли вечнозеленые де­ревья и кустарники, а смоковницы, мирты и лавровы, грациозно обвитые переплетениями растений, делали лес непроходимым и темным. В густой траве извивались громадные змеи (питоны), шныряли крупные яще­рицы, по берегам моря жили большие черепахи, а возле реки, на песчаной отмели, лежали выжидавшие добычу крокодилы. Все это было там, где в наши дни раскинулись небогатые расти­тельным и животным миром равнины Европы. А ныне дикие и пустынные острова и полуострова далекого севе­ра - Гренландия, Аляска, Исландия - были покрыты густыми лесами елей, сосен, туй и кипарисов, высоких тополей, крупнолиственных платанов, кленов, дубов и даже пышных магнолий.
Жизнь по-прежнему шла вперед. Средняя часть кайнозой­ской эры закончилась. Судя по ископаемым остаткам, «век млекопитающих» утвердился. Они становятся господствующими на Земле. Число их растет. Новые виды появляются один за другим. Нет знаменитого палеотерия, походившего одновременно и на тапира, и на носорога, и на лошадь, а есть уже настоящие тапиры и носороги. Появились и ближайшие родичи лошади, так называемые гиппарионы, или гиппотерии (от слов: «гиппос» - лошадь и «терион» - зверь, животное). Целые табуны гиппарионов паслись в степях Азии и Европы, и каждый из них был, пожалуй, стройнее современной лошади, хотя и ниже ее ростом.
Число хищников также увеличилось. Появились предки современного медведя и обезьяны, сходные с некоторыми современными обезьянами.
Хоботные животные в это время особо благоденствовали. Родственники слона - динотерий и мастодонт - стали гораздо крупнее, чем были раньше.
Когда господствующее положение на Земле заняли млеко­питающие, среди них, как в свое время у пресмыкающихся, появились животные-великаны. Особенно отличался в этом отношении динотерий. «Страшный зверья - так следует пере­вести на русский язык слово «динотерий» - был крупнее само­го большого слона. Череп его имел в длину метра полтора. По строению тела динотерий походил на современного слона. Он жил на суше, питался травой, имел довольно длинный хобот. Удивительнее же всего были два громадных бивня, которые сидели в нижней челюсти и изгибались книзу наподобие каких-то страшных крюков. Динотерий появился в середине кайнозойской эры, в третичном периоде.
Поменьше ростом был другой великан - мастодонт. Масто­донт - ближайший родственник слона, но несколько крупнее его. Есть разница также в строении зубов мастодонта и слона. Коренные зубы у мастодонта были покрыты бугорками, похо­жими на соски. Отсюда и его название: греческое слово «мастос» означает сосок, «одус» - зуб. У старейших мастодонтов имелось четыре бивня: два больших, в верхней челюсти, и два поменьше, в нижней челюсти. У мастодонтов, живших позже, находят только два верхних бивня, как у слона. Эти великаны жили в Европе в середине кайнозойской эры. Затем они исче­зают, уступив место настоящим слонам. Но в Америке масто­донты продержались дольше. Тут они водились, надо полагать, и в те времена, когда на Земле уже существовали первобытные люди.
А вот еще один великан - диноцерат. Величиной он со слона, да и ноги такие же громадные, толстые, пятипалые; а туловище и голова напоминают носорога. Но современный носорог, даже двурогий, наверное, побоялся бы вступить в бой с этим великаном, украшенным к тому же двумя огромными бивнями. Они похожи на два острых кинжала и загнуты вниз, как у моржа. На черепе торчат три пары рогов. Недаром этого зверя называют «диноцерат», что значит «страшнорогий». Но в огромной голове его помещался крошечный мозг, который, по словам одного ученого, был настолько мал, что мог свободно проскочить целиком «сквозь мозговой канал шейных позвонков». Это были неповоротливые и медли­тельные и сонные животные. Жили они стадами.
Среди млекопитающих в те времена встречался еще один богатырь. Его называли сиватерий (от слов: «сива» - имя индийского бога и «тернон», что по-гречески значит «зверь»). Остатки сиватерия были найдены в Индии. Он не походил ни на одного из современных жвачных животных. Громадный рост, сильные ноги, большая голова, не меньше, чем у слона, огромные челю­сти, по крайней мере вдвое больше, чем у буйвола, и, наконец, две пары рогов на черепе - все это придавало сиватерию совсем особенный вид и выделяло его из среды других животных тех времен. Крупнейший из живших когда-либо на свете жвачных разделил участь всех богатырей. Он вымер в конце третичного периода кайнозойской эры.
Из великанов-млекопитающих надо назвать одного крупного хищника. Это был кровожадный хищник! Для этого достаточно взглянуть на его острые клыки длиной в 12 - 14 сантиметров. Не напрасно прозвали его махайродом, что значит «саблезубый». Махайрод походил на тигра, но был крупнее его.
Во времена диноцерата и сиватерия в Америке жили чудо­вищные млекопитающие. Больше всего на них похожи совре­менные ленивцы - небольшие животные, которые живут в Юж­ной Америке и почти всю жизнь проводят на деревьях. Но как ничтожны и жалки ленивцы наших дней по сравнению с «большим зверем», кости которого найдены в Южной Америке! Meгатерий (по-русски - большой зверь) - вот имя этого велика­на. Он имел в длину 5-6 метров. Одно время думали, что он, подобно ленивцам, забирался на ветви деревьев и тут находил себе пропитание. Возможно ли это? Какие же тогда были де­ревья, если их ветви могли выдержать такого тяжеловесного богатыря?
По-видимому, этот нескладный, с толстыми ногами, с корот­ким, но крепким хвостом, с маленькой головой на толстой шее, весь обросший длинной грубой шерстью великан медленно перебирался по земле с места на место и жадно высматривал пищу своими маленькими глазами. Выбрав небольшое дерево, он поднимался на задние лапы, обхватывал передними лапами ствол и тряс его со всей своей богатырской силой до тех пор, пока оно не валилось на землю. Тогда мегатерий начинал обла­мывать молодые ветви и поедать листву.
На родине мегатерия в то время водился еще один вели­кан - глиптодонт. Это был исполинский броненосец, длиной 4 - 5 метров. По сравнению с ним все нынешние броненосцы - беспомощные малютки. Это огромное млекопитающее, похожее на черепаху, было одето в твердый панцирь, сплошь состоящий из костяных блях. Прочная броня защищала его от нападе­ния врагов. В минуту опасности броненосец мог спрятать под щит и голову и ноги: тогда справиться с ним было нелегко.
Одновременно с перечисленными выше животными жили крупнейшие черепахи. В Индии были найдены остатки гигант­ской черепахи: кости и панцирь. По всей видимости, это была не морская, а сухопутная черепаха. Она имела в длину больше трех метров. Ноги также отличались значительной ве­личиной: они были не меньше, чем ноги носорога. Судить об этом можно по тому, что одна лишь плечевая кость черепахи-исполина имеет в длину больше 70 сантиметров. Жила она в конце третичного периода. Быть может, потомки ее и дожили до тех пор, когда в Индии появились первобытные люди.
Мир растений и животных в конце кайнозойской эры стал все больше и больше походить на тот, что мы видим сейчас. Животные, которых следует считать родоначальниками лошадей, медведей, тигров и волков, исчезают. Вместо них появляются настоящие лошади, тигры, медведи и волки. В числе обезьян уже встречались и большие человекообразные обезьяны, вроде шимпанзе. За ними следуют обезьянообразные люди. Земля, жи­вотный и растительный мир принимают современный облик. Первобытный человек вступает в мир.
Попробуйте сравнить население кайнозойской и мезозойской эры, и вы увидите, какие произошли перемены.
В самом деле, что произошло за это время? Количество пресмыкающихся сильно уменьшилось, а оставшиеся измельча­ли. Былые «цари природы» исчезли с лица Земли. Вместо их­тиозавров, плезиозавров и мезозавров моря населили огромные млекопитающие родственники китов. Летающие ящерицы про­пали без следа. Зато птицы и млекопитающие расплодились. Сильно разросся и класс насекомых. Растения стали такими, какими мы знаем их сейчас.
Но не забывайте, что от начала мезозойской до конца кайнозойской эры прошел громадный промежуток времени, измеряемый десятками миллионов лет, что животные и растения за это время медленно изменялись. Из небольших перемен складывались в конце концов громадные изменения, которые кажутся удивительными только на первый взгляд. Зная это, пожа­луй, можно представить, как вместо мегатозавра на Земле стал существовать, например, тигр. Наука не будет утверждать, что воробей или мышь произошли от ящерицы; но она может дока­зать, что птицы и млекопитающие ведут свой род от пресмыка­ющихся. Тут каждый вправе спросить: нельзя ли доказать на­глядно, что один какой-нибудь вид животных действительно с течением времени произошел от другого вида? Нельзя ли ука­зать животных, из которых одни на самом деле являются предшественниками, а может быть, и подлинными предками других? Конечно, можно: приведем здесь хорошо известный пример постепенного изменения животных.
Американские лошади ведут свой род от животных, мало походивших на лоша­дей по складу тела, по величине и строе­нию передних и задних конечностей. Древнейшим предком американской лошади было четвероногое травоядное животное величиной с собаку. Кости этого живот­ного найдены в толще земной коры. На передних ногах его было четыре пальца, на задних - только три. Средние пальцы передней и задней ноги были больше ос­тальных, и все они имели копыта. Затем на смену этим животным появились другие. Они по виду походили на лошадь, хотя по величине были не больше крупной овцы. У этого животного на передних но­гах было всего три пальца-копы­та, а вместо четвертого сохранилась лишь небольшая косточка.
Пронеслись века. Животные эти изме­нились, и перемена поизошла прежде всего в пальцах передних ног. Хотя у них мы на­ходим опять-таки три пальца на перед­ней ноге, однако косточка, заменяю­щая четвертый палец, стала еще меньше.
Вновь прошли века. Предки лошади еще сильнее изменились и стали походить на нынешних лошадей больше, чем это было раньше. Они сделались гораздо крупнее - величиной с осла. Пе­редние и задние ноги их трехпалы; крошеч­ный остаток четвертого пальца на передней ноге совсем исчез. Средние пальцы гораздо больше двух других; на каждом среднем пальце настоящее копыто, которым живот­ное ступает на землю, а на двух других - небольшие копытца: ими о землю живот­ное уже не опирается.
Дальше перемена проявилась еще яр­че. Возникли животные, почти сходные с современными лошадьми. Ростом, строе­нием тела, повадками они мало чем отли­чались от настоящих лошадей. Это были уже ближайшие предки современной аме­риканской лошади.
Сходство  в строении ног по сравнению с современной лошадью сказалось особенно на­глядно.  Вот передняя и задняя нога этого животного. Обе они имеют всего лишь по одному пальцу с копытом. Это - средний палец. Остальные два сильно уменьшились и потеряли копытца. У совре­менной лошади на каждой ноге также выдается только средний палец с копытом, а остальные два стали еще мень­ше: вместо них видны лишь две тонкие короткие косточки.
Таким образом благодаря небольшим постепенным изме­нениям из животного величиной с собаку, с четырьмя копыта­ми на передних ногах и тремя на задних, получилось круп­ное однокопытное травоядное животное, которое мы называем лошадью.
Родословная лошади хорошо известна. Ее ближайших и старейших предков установили на основании ископаемых остатков, которые сохранились в пластах земной коры. Так же можно восстановить родословную некоторых других животных.
Приведенный пример убедительно доказывает, что на протяжении веков из одного вида могут развиваться новые виды. Когда у животного или растения появлялись новые, полезные для жизни свойства (признаки) и прочно закреплялись и передавались по наследству потомкам, тогда возникали новые виды животных и растений. Новые виды организмов, оказавшиеся более приспособленными и лучше вооруженными для борьбы за существование, выходят из нее победителями, выживают, в то время как виды, менее приспособленные и хуже вооружен­ные, постепенно вытесняются и погибают. Таков незыблемый закон развития (эволюции) организмов. Его установил в сере­дине XIX века великий английский ученый Ч. Дарвин (1809-1882).
Все современные виды животных и растений ведут свой род от тех животных и растений, которые существовали на Земле в далекие времена. Родоначальники, древнейшие и ближайшие предки современных организмов, сильно отличались от своих потомков. Если у современных животных были родоначальники и более или менее далекие предки, о чем свидетельствует земная кора, сохранившая их остатки до нашего времени, то у людей должна быть своя галерея предков.
Уже говорилось о том, что в кайнозойской эре появились человекообразные обезьяны, а значительно позже и люди. Этому есть доказательства.
В 1856 году в Неандертале, в Германии, были найдены кости и череп, которые несомненно принадлежали человеку, но отличались от костей современного человека. Особенно резко проявилась эта разница на черепе. Он был несколько угловат по своим очертаниям. Лоб низкий, резко уходит назад, как у высших человекообразных обезьян - шимпанзе или орангу­танга. Над глазными впадинами четко выступают надбровные дуги. Кости черепа толстые, а вместимость его почти на 350 ку­бических сантиметров меньше вместимости черепа современ­ного человека. Все это вместе с грубоватым видом других ко­стей показывает, что найденные в Неандертале остатки чело­веческого скелета принадлежат существу, которое еще не во всем было сходно с современным человеком и отличалось чисто животными чертами строения.
Находки такого же рода костей были впоследствии сделаны в Германии, Австрии, Франции, Англии, Бельгии, Польше и в других местах. У нас подобные кости были найдены в Крыму и на Кавказе, недалеко от Пятигорска. Они свидетельствуют о том, что 300 - 400 тысяч лет назад на Земле жили первобыт­ные люди, которые по строению своего тела и по величине мозга, а стало быть, и по развитию стояли очень низко. Уче­ные называют их неандертальцами - по названию той мест­ности, где впервые были найдены остатки этого ископаемого человека.
Судя по этим остаткам, неандерталец имел средний рост. Туловище его было неуклюжее, непропорционально длинное, покрытое волосами, ноги - короткие, слегка кривые. Держался он прямо, пользовался дубиной, которая служила ему одновре­менно и опорой и орудием для нападения и защиты. Это было дикое, необузданное существо. Но неандерталец - уже человек и от человекообразной обезьяны ушел далеко вперед. Кто же существовал до него?
Дальнейшие раскопки дали ответ и на этот вопрос. Одна из чих была произведена в 1907 году недалеко от города Гейдельберга в Германии. Здесь была найдена огромная, массивная нижняя челюсть.  Она лишена подбородка, точ­но это челюсть очень крупной обезья­ны, а не человека. Но другие черты строения этой челюсти и особенно фор­ма зубов ясно показывают, что мы имеем дело с костью человеческого, а не обезьяньего скелета. Эта находка, при сравнении ее с костями неандертальца, привела ученых к выводу, что за много веков до неандертальцев в Европе жили первобытные люди, которые по разви­тию стояли ниже первобытных людей неандертальской расы.
Но обитатель долины, где рас­положен ныне Гейдельберг, являет­ся в глазах науки все же челове­ком. Человекообразным обезьянам до него очень далеко. А нам хоте­лось бы знать, сохранились ли в земной коре остатки таких су­ществ, которые служат как бы мо­стом от человекообразных обезьян к людям гейдельбергской или не­андертальской расы. Оказывается. сохранились.
На острове Ява голландский антрополог Эжен Дюбуа сделал в 1891 году замечательное откры­тие, прославившее его на весь мир. Дюбуа нашел при раскопках черепную коробку, бедренную кость и два коренных зуба како­го-то существа, о котором ученые долго спорили. Череп по вме­стимости своей занимает промежуточное место между черепом нашего предка неандертальской расы и черепом человекообраз­ной обезьяны: емкость черепа неандертальского человека рав­на 1230 кубическим сантиметрам, емкость черепной коробки, найденной Дюбуа, составляет 900 кубических сантиметров (у гориллы она равна примерно 550, у шимпанзе - 425, а у других обезьян еще меньше). Лоб черепной коробки низкий и покатый, как у человекообразных обезьян, но общая форма, длина и ши­рина его напоминают черепа первобытных людей. Надбровные дуги явственно выделяются на лбу, но развиты они слабее, чем у шимпанзе и гориллы. Верхняя часть лба не похо­жа ни на человеческую, ни на обезьянью. Короче говоря, най­денная Дюбуа черепная коробка соединяет в себе признаки че­ловека и обезьяны. Бедренная кость, найденная на острове Ява, по своей величине и строению почти ничем не отличается от такой же кости человека. По-видимому, обладатель этого бед­ра был ростом с человека, держался прямо и ходил на двух ногах.
Кто же это был - человек или человекообразная обезьяна? Ни то, ни другое, а нечто среднее, промежуточное между чело­векообразной обезьяной и первобытным человеком гейдельбергской расы. Его назвали питекантропом, что значит обезьяноче­ловек (от двух греческих слов: «питекос» - обезьяна и «антропос» - человек). Это еще не человек, но уже и не обезьяна.
На этом поиски предков человека не закончились. В 1928 и 1929 годах ученые сделали в Китае блестящее открытие. Они нашли во время раскопок череп и зубы какого-то человекооб­разного существа. Сравнив свою находку с черепами и зубами питекантропа и первобытных людей, ученые пришли к очень важному выводу, а именно: найденные ими кости составляли часть скелета организма, который по строению своего тела стоял выше питекантропа, но ниже людей неандертальской или гейдельбергской расы.
Иначе говоря, это было существо, занимающее промежуточ­ное место между обезьянообразным человеком (питекантро­пом) и первобытным человеком. Оно было названо синантро­пом, что означает «китайский человек».
Все, что рассказано здесь о предках человека, позволяет нам набросать историю происхождения человеческого рода и пред­ставить «галерею предков» человека.
Родоначальниками людей были животные, похожие на чело­векообразную обезьяну. От них пошли питекантропы, обезьянообразные люди, являющиеся как бы переходным звеном от че­ловекообразной обезьяны к человеку. За питекантропами появи­лись синантропы. Но синантроп не был еще настоящим человеком: он является лишь промежуточным звеном между питекантропом и первобытным человеком. После него на Земле появились люди гейдельбергской, а затем и неандертальской расы. Они положили начало возникновению рас культурных людей.
Если подсчитать время, которое потребовалось для образо­вания пластов земной коры, сохранивших остатки людей гей­дельбергской расы, то можно допустить, что они появились на Земле сотни тысяч лет тому назад. Эти сведения идут вразрез с тем, что говорится о происхождении человека в «Священном писании»).
Сделаем некоторые выводы и предположения.
Согласно Библии, растения появи­лись сразу в третий день творения по слову  Божию.
Сотни тысяч видов животных, обитающих в водах рек, озер, морей и океанов, также явились чудом, сразу в пятый день творения. И, наконец, сотни тысяч видов животных, населяю­щих сушу и воздух, были созданы Богом в шестой день творе­ния. А что же думают многочисленные ученые, положив­шие столетия напряженного, самоотверженного труда на изучение истории происхождения животного и ра­стительного мира? 
Ответ их таков все в мире движется, меняется, совершенствуется. Мир животных и растений возникал на Земле постепенно. Сначала появились простые виды, семейства и классы. Потом более сложные. В то время как одни формы вымирали, им на смену приходили новые. Величественная история развития животного и расти­тельного мира длилась не века и даже не тысячелетия, а много миллионов лет.

Эволюция человека


Вопрос о происхождении человека всегда занимал и продолжает занимать людей. Место человека в природе давно и прочно установлено: он - млекопитающее, то есть относится к тому же классу животных, к которому принадлежат собака, лошадь и т. д. Об этом наглядно свидетельствуют строение его тела и работа различных органов. Но в классе млекопитающих человек вме­сте с человекообразными обезьянами, то есть гиббоном, орангу­тангом, гориллой и шимпанзе, занимает самое высокое поло­жение.
Есть и большое различие: если иметь в виду, например, ум человека, то до него даже гениальнейшему из шимпанзе как «до звезды небесной» далеко. И все-таки родство человека с человекообразными обезьянами - притом довольно близкое - несомненно. Имеются и прямые доказательства этого родства. Остановимся на главных.
Головной мозг человека и шимпанзе очень похожи по своему строению. Правда, есть существенная разница в весе: у человека на 15 килограммов веса тела приходится примерно 400 граммов мозга;  а у шимпанзе на тот же вес тела - почти вдвое меньше мозга; полушария человеческого мозга изо­билуют глубокими извилинами,  у шимпанзе извилин меньше и они не столь глубоки. Но во всем остальном сходство между мозгом человека и обезьяны поразительно.
Возьмем другой пример. У человекообразных обезьян нет настоящего хвоста, но позвоночник их заканчивается так назы­ваемой хвостовой костью, или копчиком: это - зачаточный, вер­нее - заглохший хвост. Это остаток того хвоста, который имелся у отдаленных предков человекообразных обезьян, ведущих свой род от хвостатых обезьян. Есть копчик и у человека. Очевидно, человек, как и человекообразные обезьяны, имел хвостатых предков, от которых и получил в наследство копчик. Это противоречит мнению о «божественном» происхождении человека. Есть и другие столь же красноречивые факты. Тело человека, напри­мер, частично покрыто волосами, которые представляют собой остатки густого волосяного покрова его далеких предков. Такие следы былого в организме человека называются рудиментами. У человека их насчитывается свыше сотни. Перейдем к следующим фактам. Грудная клетка человека покрыта мышцами. С каждой ее стороны имеются особые мышцы: большая и малая грудные мышцы. У человекообразных обезьян, помимо этих двух мышц, есть еще третий грудной мускул. У человека он недоразвит и обычно сливается с нижней частью большой грудной мышцы. Остаток третьего грудного мускула - рудимент, лишний раз напоминающий нам о близком родстве человека с человекооб­разной обезьяной. Рудиментарные органы в некоторых случаях указывают и на родство с другими млекопитающими. У жен­щин, например, бывают добавочные соски (четыре и более), способные даже отделять молоко. Как и у других млекопитаю­щих животных, эти соски расположены симметрично по обеим сторонам груди и живота.
Шишковидная железа, или гипофиз, - сероватое тельце ве­личиной с горошину, расположенное в головном мозгу челове­ка, - рудиментарный остаток третьего глаза. Эта железа встре­чается у различных представителей позвоночных животных. По данным сравнительной анатомии и палеонтологии, в верх­ней части черепной коробки ископаемых земноводных стегоце­фалов имеется отверстие, где помещался третий зрительный орган; и сейчас у некоторых видов ящериц на темени есть более или менее развитый третий глаз.
Иногда остатки утраченных признаков выражены у людей очень сильно, в виде уродств (атавизма). Известен случай рож­дения мальчика, все тело которого с ног до головы было по­крыто шерстью. Рождаются дети с хвостами или с 13 парами ребер вместо 12 (у гиббона, шимпанзе и других человекообраз­ных обезьян, как правило, 13 пар ребер.) Все эти случаи ата­визма выявляют признаки, роднящие людей с человекообразны­ми обезьянами и показывающие, какими были наши отдален­ные предки.
Род человеческий тесными узами связан с миром животных вообще и с млекопитающими в частности, но, как уже было сказано, ближе всего к человеку стоят человекообразные обезья­ны. Это легко проследить на эмбрионах. В ранних стадиях развития зародыши кошки, кролика, обезьяны и человека почти неотличимы. Даже опытный ученый не сможет точно сказать, какой из них станет котенком, а какой обезьяной или челове­ческим младенцем: настолько они похожи между собой. По мере развития зародышей появляются различия, но между за­родышами человека и обезьяны все еще огромное сходство. Это сходство длится довольно долго. Только в последние месяцы утробной жизни зародыш человека явственно отличается от зародыша обезьяны.
Нужно ли удивляться тому, что зародыш кошки первое время почти ничем не отличается от зародышей обезьяны и человека? Нисколько. Ведь кошка, шимпанзе и человек - представители одного и того же класса животных: все они - млекопитающие и, следовательно, произошли от общих предков. Отсюда и сходство зародышей на начальных ступенях развития. Почему сходство между зародышами шимпанзе и человека так велико и так долго длится? Потому, что родственная связь между человеком и человекообезьяной шимпанзе гораздо ближе и теснее, чем родство между человеком и кошкой.
Итак, это - еще одно доказательство близкого родства человека с человекообразной обезьяной. Сомнений здесь быть не может. Зародыш человека на пятом-шестом месяце утробной жизни сплошь покрыт густыми и нежными волосками, которые затем исчезают; нос у него выглядит так же, как у зародыша шимпанзе; руки по своей длине напоминают руки орангутанга; извилины в мозгу такие, как у гиббона, а большой палец на ноге оттопыривается свободно в сторону, точно это нога горил­лы, а не человека. Это поистине кровное родство в буквальном смысле слова, его нетрудно доказать.
Вы знаете, конечно, что в крови человека и млекопитающих находятся миллионы крошечных живых шариков, называемых кровяными тельцами. Если ввести волку кровь ягненка, то кро­вяные тельца последнего вскоре разрушатся и погибнут. Если же смешать кровь волка с кровью собаки, то все обойдется благополучно: кровяные шарики собаки будут жить в крови волка (и наоборот). Это объясняется тем, что собака и волк очень близкие родственники: собака - это потомок одомашнен­ного в давние времена волка.
А как действует кровь человекообразной обезьяны на кровя­ные тельца человека и наоборот: кровь человека на кровяные тельца гиббона, гориллы, орангутанга и шимпанзе? При таком смешивании они не гибнут, потому что человек и человекообраз­ные обезьяны - действительно кровная родня.
Зная с родстве человека и человекообразных обезьян, все же не следует забывать о разнице между ними. Она сказывает­ся во многом: в общем облике, в строении скелета, в весе голов­ного мозга, в способности человека говорить и мыслить и, самое главное, в общественном укладе жизни. Вот почему не следует думать, будто человек ведет свой род по прямой линии от ка­кой-либо из человекообразных обезьян. В такой же мере оши­бочно говорить: «Человек произошел от обезьяны», и утверж­дать, что «так учит Дарвин». Ничего подобного Дарвин не говорил, ничему подобному не учил. Гиббон, горилла, орангу­танг и шимпанзе - не родоначальники и не предки человека, а всего лишь его родственники. У человека и современных человекообразных обезьян были общие предки - такова основ­ная мысль Дарвина. Их общие предки - точно ствол дерева, давший две ветви. Одна из них скоро остановилась в своем раз­витии. Другая же ветвь развилась великолепно и распустилась пышным цветом: цвет этот - род человеческий, распавшийся на отдельные племена.
Предок человека был похож на обезьяну. Голова его с не­большим черепом, покатым низким лбом, торчащими скулами, большой выдвинутой вперед нижней челюстью и крупными острыми клыками сидела на крупном волосатом туловище с большим животом и широкой спиной, слегка горбатой у поясни­цы. Ходил он на четвереньках, лишь изредка поднимаясь на задние ноги, и ловко лазил по деревьям. Передние ноги его были приблизительно такой же длины, как и задние, а большой палец на задних ногах так же легко и свободно оттопыривался в сторону, как и на передних, и потому наш обезьянообразный предок почти с одинаковым успехом пользовался своими че­тырьмя конечностями. Членораздельная речь у него еще отсут­ствовала, хотя его мозг был развит сильнее, чем у всех осталь­ных животных.
Представим себе небольшую группу этих обезьянообразных существ. Жизнь их проходила в заботах и тревогах: нужно разыскать пищу, устроить логово для ночлега, отразить на­падение врагов. Да мало ли что еще нужно было делать в той вечной борьбе, которая именуется жизнью. Приходилось часами рыскать в поисках добычи, работать всеми четырьмя конечностями, а то и челю­стями. Время от времени обезьяноподобные существа поднима­лись на задние ноги и передвигались в таком положении. Спо­собность изредка передвигаться на задних ногах сыграла огромную роль в дальнейшей судьбе наших обезьянообразных предков: она положила начало их очеловечиванию.
Нападать на противника, держась прямо, смотреть перед собой на далекое расстояние, действовать свободно передними ногами, не опираясь на них, было гораздо удобнее. Хождение на задних ногах позволяло им лучше питаться, успешнее оборо­няться от врагов, дольше жить. Шли века, одни поколения сменялись другими. И в конце концов четвероногие наши прародители стали двуногими. С этого началось их очеловечивание. 
Вертикальное положение выпрямило их позвоночник, горб постепенно исчез. Нижние конечности, на которые приходилась теперь тяжесть всего тела, изменялись: их мышцы, связки и кости делались крупнее и сильнее, чем у передних конечностей, но зато они теряли прежнюю ловкость и подвижность. Самое главное в процессе очеловечивания в том, что передние конеч­ности ставшего на ноги прародителя постепенно превратились в руки. Главной причиной такого превращения стал труд. Философ Ф. Энгельс говорил, что рука является не только органом труда, она также его продукт, и в известном смысле мы должны даже сказать: труд создал самого человека. Приняв вертикальное по­ложение, наш предок пошел быстрее по пути очеловечивания. Прежде всего сократилась нужда в работе его челюстей, силь­ных клыков и мышц, приводящих в движение огромную нижнюю челюсть. Отпала необходимость пускать при драке в ход челюсти и клыки. Защищаться и нападать стало удобней при помощи рук, хорошей дубинки, увесистого камня. Благо­даря этому скуловые кости, клыки, челюсти, а также приводя­щие их в движение мышцы постепенно из поколения в поколение уменьшались: лицо начинало походить на лицо современного человека, череп несколько увеличивался, откры­вая простор для дальнейшего развития мозга.
Утвердившись прочно на ногах, свободно пользуясь руками, наш предок начинает делать то, что раньше было ему недоступно: берет различные предметы в руки, подносит их к глазам, внимательно рассматривает, обнюхивает, пробует на вкус. Он испытывает воздействие одного предмета на другой: дубинки на ветку, покрытую плодами, камня на камень, на кокосовый орех, на панцирь черепахи и т. д. Он уже не довольствуется тем, что дает ему природа, а начинает активно воздействовать на нее. Наблюдения, опыт и труд, совершенствуя руки, дают пищу пробудившейся мысли, позволяют усложнять действия и, наконец, приводят к созданию простейших орудий труда, чего не умеет делать ни одно животное, ни одна человекообразная обезьяна.
Работа рук развивала ум, а более развитый ум способствовал дальнейшему развитию работы рук, то есть труд обогащал мысль, мысль совершенствовала труд. Тут были постоянные взаимосвязь и взаимодействие, которые вызвали к жизни еще одну черту, резко отличавшую отдаленнейшего из первобытных людей от человекообразных обезьян - членораздельную речь.
Когда родоначальники людей поднялись высоко над осталь­ными животными и, по словам Энгельса, у них явилась потреб­ность сказать что-то друг другу, потребность эта развила соот­ветствующий орган: гортань, медленно преобразовываясь, приобрела способность произносить один звук за другим. Предки наши заговорили: у них появилась речь - пусть про­стейшая, примитивная, еще бедная словами, несуразная на наш взгляд, но все же речь, а не мычанье, рев или рычанье.
Не надо забывать, что и в развитии речи способность пере­двигаться на двух ногах сыграла немаловажную роль: стоячее положение способствовало развитию грудной клетки, развитая грудная клетка облегчала работу легких, то есть улучшалось одно из существенных условий для работы органа речи (гортани).
Прародители наши, как  уже говорилось, жили небольшими обществами. А общество - великая сила. Членораздельная речь способствовала развитию мыслей, чувств, воли. Рост этих способ­ностей, в свою очередь, обогащал язык. Вместе они содейство­вали укреплению общественных связей. А более прочные обще­ственные связи развивали и мысль, и чувства, и язык. Тут целый клубок условий, влиявших друг на друга. Но стержень этого клубка - в способности твердо держаться на двух ногах и в труде, обусловленном свободой рук. С этого началось разви­тие обезьянообразных родоначальников. И общий с человеко­образными обезьянами предок стал первобытным человеком.
Попробуем в заключение проследить тот путь, по которому шло развитие человека.
Человек - млекопитающее. Низшими среди млекопитаю­щих считаются насекомоядные и сумчатые, например кенгуру. Стало быть, и древнейший предок человека был сумчатым животным. Об этом говорят остатки «пирамидальных» мышц, которые находим мы сейчас у людей. От сумчатых отде­лилась группа животных, ставшая родоначальницей полу­обезьян. За ними появились и настоящие обезьяны (низшие по­роды). Они развились из общего ствола двумя отдельными вет­вями. Одна из них включала плосконосых обезьян, потомки кото­рых сейчас живут в Америке; другая ветвь дала узконосых обе­зьян, обитающих в Старом Свете, Азии и Африке. Со временем среди узконосых обезьян появилась особая группа, предста­вители которой отличались хорошо развитым мозгом. Они-то, по-видимому, стали родоначальниками и человекообразных обезьян и человека. Следовательно, у человека, гиббона, оран­гутанга, гориллы и шимпанзе был общий предок. Только в этом смысле мы можем говорить о родстве человека с человекообраз­ными обезьянами.
Какое же место в ряду прародителей человека отводит наука питекантропу?
Большинство ученых склонно думать, что питекантроп (обезьянообразный человек) имел лишь общего с человеком предка. В то время как этот предок пошел в своем развитии далеко вперед, развитие питекантропа остановилось. Этот наш общий с питекантропом предок имеет все права на звание предшественника человека.
Идя впереди всего остального животного мира, предшествен­ник человека с течением тысячелетий поднялся очень высоко, преодолев такие переходные ступени как найденный позже си­нантроп («китайский человек») и, наконец, представители гейдельбергской и неандертальской рас. От них и началось разви­тие подлинного человека. Это был лишь первородный человек - Homo primigenius (от латинских слов homo, то есть человек, и primigenius, то есть впервые народившийся, древнейший). Первородный человек продолжал совершенствоваться. Шаг за шагом поднимался он все выше и выше.
И, наконец, за первобытными людьми появился современ­ный культурный человек. По развитию ума он стоял так высо­ко, что, в отличие от первородных людей, получил название разумного человека - Homo sapiens (от латинских слов homo - человек и sapiens -разумный, мудрый). Такова родословная, или генеалогия, человека.
Человек относится к царству животных, и в этом царстве среди первых, то есть «приматов», он занимает самое высокое положение. Как и все населяющие землю организмы, он развивался постепенно, на протяжении миллионов лет, переходя от форм простых к формам все более и более сложным, под влиянием тех сил и в согласии с теми законами, которые являются общими для всей живой природы.
Гораздо меньше знаем мы о точном времени появления человека на земле. И еще меньше известно нам место, где он впервые появился. Что же делать! Веря в творческую мощь человеческой мысли, будем надеяться, что неизвестное или предполагаемое сейчас станет со временем бесспорным.


Размножение животных и растений


Способность производить на свет потомство, продолжать свой род из поколения в поколение, из века в век - один из тех «прекрасных даров», которыми наделены все живые существа.
Много хлопот приносит весна обитателям лесов, полей, лу­гов, садов и огородов, прудов, озер, рек, морей и океанов. Все, начиная от невзрачной букашки и кончая великаном-китом, отдаются заботам о потомстве, которое должно явиться на свет.
Лисицы, зайцы, кролики, волки, шакалы, медведи, тигры и львы приспосабливают для этой цели свои жилища - норы, берлоги и логовища. В лесу и в поле, в чаще деревьев и кустов, под тенью густой, высокой травы хлопочут и возятся предста­вители пернатого царства - вороны, грачи, дрозды, жаворонки, дятлы, синицы, малиновки, овсянки, щеглы. Вьют гнезда, наси­живают яйца, из которых в положенный срок вылупляются птенцы. Ящерицы, змеи и черепахи гнезд не вьют, а отклады­вают яйца в траву, песок или просто на голую землю; из яиц вылупляется молодое поколение.
Тем временем в болотах и прудах появляется масса икринок, отложенных лягушками, а реки и моря кишат икринками раз­личных пород рыб. Каждая икринка может стать со временем лягушонком или рыбой.
Верны законам природы и насекомые - жуки, мухи, пчелы, блохи, стрекозы, кузнечики и мотыльки. Некоторые из них строят норки и гнезда, другие пользуются первым подходящим местом на стеблях и листьях, в коре, в почках или на корнях, чтобы отложить яйца, из которых спустя несколько недель, а иногда и месяцев, появляется на свет потомство.
Словом, среди живых существ наблюдается одно и то же. Они не только питаются и растут, но и размножаются. Растение возникает из растения. Животное рождается от животного. Это - непреложный закон природы.
У людей различают два пола: мужской и женский. То же самое находим мы у большинства животных. Лев и львица, бык и корова, гусак и гусыня, петух и курица - это «мужчины и женщины» у млекопитающих и птиц. Их принято называть самцами и самками.
Отличить самца от самки нетрудно. Обычно самец крупнее и наряднее самки, особенно у птиц. Кто не отличит селезня от утки или индюка от индюшки? Не так заметна разница между самцами и самками у пресмыкающихся (змей, ящериц, чере­пах), земноводных (лягушек) и рыб. Зато у насекомых она проявляется довольно резко: самцы обычно наряднее са­мок, ярче окрашены и часто имеют какие-нибудь украшения на теле.
Однако даже в тех случаях, когда самец с виду ничем не от­личается от самки, между ними есть существенная разница.
Возьмем двух лягушек, самца и самку. Вскроем обоим брюхо. Как у самца, так и у самки есть сердце, легкие, желу­док, печень, кишечник - необходимые для жизни животного орга­ны. Но некоторые органы имеются только у самца, а некоторые - только у самки.
Какие это органы? И для чего они нужны? Это органы размножения, те самые органы, которыми один пол отличается от другого. Вот почему для органов размножения имеется и другое название: половые органы. Главная часть мужских половых органов - семенные железы, или семенники, а самая важ­ная часть женских половых органов - яйцевые железы, или яичники.
Железой называют такой орган, который вырабатывает ка­кой-нибудь продукт, необходимый для жизнедеятельности жи­вотного. Например, печень называют пищеварительной желе­зой, потому что она выделяет желчь, необходимую для переработки жира, который поступает вместе с пищей в кишеч­ник животного. Что же вырабатывают половые железы лягуш­ки - яйцевые и семенные железы? Яйцевые выделяют яйца, а семенные - семенную жидкость.
В капле семенной жидкости человека, если смотреть на нее в микроскоп, плавают тысячи крошечных большеголовых и хвостатых телец, очень юрких, похожих на головастиков лягуш­ки. Это - семенные тельца, или живчики (сперматозоиды). У каждого из них нетрудно различить головку, шейку и хво­стик. Работая хвостиком, как винтом, и вертясь всем телом, живчик движется. В семенных железах разных животных - быка, петуха, лягушки, ящерицы, рыбы, жука и т. д.- есть свои особые живчики. Они разнообразны по форме и пере­двигаются с разной скоростью.
В яйцевых железах, или яичниках, созревают яйца. Обычно думают, что яйца имеются только у птиц, ящериц, змей, чере­пах, лягушек, рыб и насекомых. Думают так потому, что у этих животных яйца довольно крупные, особенно у птиц. Но это неверно. У любого животного, у которого есть яичники, созре­вают яйца. В определенную пору жизни яйца есть у кошки и лошади, у зайца и коровы, у обезьяны и женщины. Только яйца эти очень маленькие: нужен микроскоп, чтобы их увидеть.
Возьмем два таких яйца. Одно - из яичника морского ежа, другое - из яичника человека. Каждое из них напоминает крошечный шарик. Снаружи он прикрыт нежной оболочкой. Под оболочкой находится протоплазма - полужидкое вещество, похожее на белок куриного яйца. В прото­плазме расположено крупное тельце, которое называют ядром, а в ядре - шарик поменьше, ядрышко.
Яйца страуса, курицы и даже воробья - настоящие велика­ны по сравнению с яйцами морского ежа, человека, лягушки, рыбы и мухи. И все-таки между ними нет существенной раз­ницы. Богатырское яйцо страуса, яйцо величиной в тридцать куриных яиц, зарождается в яичницах птицы в виде такого же крошечного шарика, как и яйцо человека. В нем, как и в яйце человека, есть и оболочка, и протоплазма, и ядро с ядрышком. Но затем оно растет: накапливает большие запасы воды, солей, жира и белка - запасы, которые идут на развитие и питание будущего страусенка. Кроме того, яйцо страуса покрывается твердой известковой скорлупой. Но разбейте скор­лупу, слейте белок и присмотритесь повнимательней к поверх­ности желтка: вы найдете небольшое пятнышко. Это важней­шая часть яйца страуса; остальное - белок и желток - лишь запасы строительного и питательного материала. То же самое надо сказать о яйцах других птиц, ящериц, змей и черепах.
Потомство развивается из яиц: молодая муха - из яйца мухи, цыпленок - из яйца курицы, щенок - из яйца собаки, ребенок - из яйца женщины. Но яйца не могут развиваться без содействия родственных им живчиков: яйцу курицы нужна помощь семенных телец петуха, яйцу женщины - живчики мужчины и т. д. Только тогда, когда яйцо соединится с род­ственным ему живчиком, оно начнет развиваться и сможет стать зародышем нового организма. Иначе оно погибнет, не выполнив своего назначения.
Соединение яйца с семенным тельцем называют оплодотво­ренном. У одних животных оплодотворение совершается в утробе самки. У других, например у рыб- яйца и живчики выделяются в воду и тут уже соединяются. Но где бы ни совершалось оплодотворение, оно протекает, в общем, одинаково.
Как происходит оплодотворение яйца? Подплыв к яйцу, живчики окружают его, усиленно работая хвостиками, точно стремясь опередить друг друга. Одному из них удается опере­дить всех, он упирается головкой в оболочку яйца, буравит ее, чтобы пробраться внутрь. Протоплазма вытягивается неболь­шим бугорком в сторону живчика. Еще несколько минут - и цель достигнута: живчик внутри яйца.
Какова дальнейшая участь живчика, внедрившегося в яйцо? Очутившись внутри яйца, он преображается: подвижный хво­стик исчезает, растворяется в протоплазме яйца, а головка разбухает, становится крупнее, примерно как и ядро яйца. Головка продвигается в глубь яйца. Ей навстречу, медленно протискиваясь сквозь зерна протоплазмы, идет яйцевое ядро. Наконец они сходятся почти у середины яйца и останавли­ваются. Вскоре уже нельзя отличить головку живчика (семен­ное ядро) и яйцевое ядро. Вместо них - одно двойное ядро. Оплодотворение произошло. 
Что происходит с оплодотворенным яйцом дальше, как оно превращается в зародыш, а потом и во взрослое животное?
Оплодотворенное яйцо жука, рыбы, лягушки, курицы, соба­ки, человека и т. д. нисколько не похоже на взрослое животное. До оплодотворения оно имеет форму шара, так же выглядит оно и после оплодотворения в течение нескольких часов, дней, а то и месяцев. Но остаться неизменным навсегда оно уже не может. Пробравшийся внутрь яйца живчик дает толчок к тому, чтобы оно начало изменяться. И яйцо на самом деле преобра­зуется: оно дробится пополам, потом на 4, а дальше на 8 и 16 частей. Это уже не яйцо, а первоначальный зародыш нового организма. Клетки, из которых он состоит, продолжают дробиться. Теперь их целые сотни, тысячи... наконец, миллио­ны. По-прежнему все они остаются связанными друг с другом. Из этих ячеек постепенно развиваются различные части тела будущего детеныша. Сначала не раз­берешь, что это  - голова или туловище, нога или рука. Но позже отдельные части тела оформляются, и зародыш в кон­це концов приобретает вид родителей. Он появляется на свет совсем непохожим на тот крошечный, невзрачный с виду «шарик», который мы назвали оплодотворенным яйцом. Так происходит оплодотворение и следующее за оплодотворе­нием развитие яйца у всех животных, где есть самцы и самки.
Мир животных удивительно разнообразен. Существуют орга­низмы, у которых размножение происходит иначе. К таким животным относятся инфузории - крошечные, юркие создания, встречающиеся сотнями в капле гнилой воды. Каж­дая инфузория состоит лишь из одной клетки, имеет, подобно яйцу, оболочку, протоплазму и ядро. У инфузорий нет самцов и самок в настоящем смысле этих слов. Нет у них и таких органов размножения, как у лягушки или мухи. И все-таки они при особых условиях «всту­пают в брак», и у них наблюдается то, что принято называть оплодотворением.
Вот две инфузории остановились, приблизились вплотную друг к другу и стали сливаться. У каждой из них есть подвижный жгут, есть протоплазма, есть ядро. При слия­нии жгуты исчезают, протоплазма смешивается, ядра соеди­няются. Проходит некоторое время, и вместо двух инфузорий получается одна. Впрочем, это уж не инфузория, а круглое тельце - неподвижное, одетое в плотную оболочку, похожее на оплодотворенное яйцо.
Дальше круглое тельце, получившееся от слияния двух инфузорий, делится пополам. Иначе говоря, повторяется то же, что происходит с оплодотворенным яйцом. Есть, однако, и раз­ница. Половинки разделившегося яйца остаются связанными одна с другой, а половинки слитной инфузории разъединяются: у каждой из них появляется жгут, они становятся настоящими инфузориями. Эти инфузории размножаются обычно делением: из одной за несколько суток получается целое племя инфузо­рий. Но вот настает момент, когда инфузории теряют способ­ность делиться. Положение серьезное. Инфузориям грозит опас­ность вымирания. Тут-то они и соединяются парами, «вступают в брак». Сольются две в одну, смешаются их протоплазмы, соеди­нятся ядра в одно новое ядро, и они вновь способны размножаться.
Все ли инфузории сливаются полностью, когда «вступают в брак»? Нет, не все. Существует инфузория туфелька. С виду она и в самом деле напоминает крошечную туфлю. Туфельки обычно размножаются делением. Но и в их жизни наступает пора, когда они уже не могут делиться. Лишь только наступает «брачная пора», туфельки сходятся парами, но не сливаются. Две туфельки, образующие пару, пробыв некоторое время друг возле друга, снова расходятся. После этого каждая из них опять может делиться. До брака она вре­менно потеряла способность размножаться. После брака способ­ность эта восстанавливается.
Что же случилось? Спарившиеся туфельки обменялись частями своих ядер. Каждая из них дала другой часть своего ядерного вещества. До брака у каждой такой туфельки ядро было простое. После брака оно стало смешанное. Смешивание веществ ядра - вот в чем суть оплодотворения у туфелек. То же самое происходит у других инфузорий и у всех живот­ных, у которых размножение связано с оплодотворением.
В яйце животного есть ядро. Головка живчика - то же ядро. Когда совершается оплодотворение, то ядро яйца соединяет­ся с ядром семенным (с ядром живчика). Во время оплодотво­рения у рыб, лягушек, птиц, млекопитающих и других живот­ных происходит то же самое, что и при спаривании туфелек: смешивание ядерных веществ. После смешивания ядерных веществ яйцо начинает дробиться, развиваться, становится зародышем нового организма.
Как же происходит размножение у растений? Весной де­ревья, кусты и травы покрываются цветами. В цветах завязывают­ся плоды, а в плодах развиваются семена. Семена, попав в подходящую почву, прорастают - становятся новыми деревья­ми, кустами и травами. Цветы, плоды, семена, новые расте­ния - все это звенья одной и той же цепи. Проследим, как они связаны между собой.
Возьмем  цветок. Он состоит из короткой ножки (цветоножки), на ней сидят чашечка, сложенная из чашелистиков, и венчик из нескольких лепестков. Тут-то и скрыты наиболее важ­ные части цветка. Обратите внимание на нити, прикрепленные к основанию венчика. Это - тычинки. На верхушке каждой из них - два мешочка (пыльника), а в мешочках - пыльца. Тычинки - это мужские органы размножения растений. Тычин­ка играет такую же роль, как семенная железа животного, а заключенная в мешочках тычинки пыльца нужна для того же, что и семенная жидкость животных.
Из середины цветка выступает еще одна нить потолще остальных. Это - пестик. Подобно тычинке, пестик являет­ся органом размножения, но уже не мужским, а женским. В нем обыкновенно различают три части: верхняя называется рыльцем, средняя - столбиком, а нижняя - завязью. В завязи находится одно или несколько маленьких телец - семяпочек (семяпочка, или семенная почка, то есть почка, из которой полу­чается семя). Завязь - самая существенная часть пестика. Ее можно сравнить с яйцевой железой животного. Такой цветок называется двуполым, так как у него имеются и тычинки и пе­стик, то есть органы размножения обоих полов, и мужского и женского. У груши, яблони, картофеля и гвоздики цветы двупо­лые, а у дуба, ольхи, вербы, конопли и хмеля цветы однополые. У дуба, например, часть цветов имеет только пестики: это - женские цветы; другая часть лишена пестиков и имеет лишь тычинки: это - цветы мужские. Однако какой бы ни был цве­ток, двуполый или однополый, он обычно не исполняет своего назначения, не превращается в плод с семенами, если не будет оплодотворен.
Брак - явление обычное и у растений. Когда цветок вполне распускается и тычинки его созревают, тогда мешочки, торчащие на конце тычинок, раскрываются и из них высыпается цветочная пыльца - тысячи пылинок, круглых, яйцевидных, глад­ких либо узорчатых. Несколько пылинок попадает на рыльце зрелого пестика - или в том же самом цветке, или в соседнем, так происходит опыление. Очутившись на рыльце пестика, пылинки прорастают, то есть каждая из них выгоняет трубочку. Трубочка пробивает рыльце и, вытягиваясь все больше и больше, пробирается по столбику в нижнюю часть пестика, в завязь, где, как мы уже знаем, сидят семяпочки. Вот к ним-то и направляются трубочки пылинок. Внутри каждой семяпочки, в особом мешочке - его называют зародышевым мешочком - лежит крошечное яйцо: растительное яйцо, из которого должен получиться зародыш нового растения. Однако для того, чтобы яйцо это начало раз­виваться и стало зародышем нового растения, оно должно опло­дотвориться: слиться с содержимым цветочной пылинки. Пылинка прорастает и ее трубочки направляются туда, где лежат семяпочки. Кончик трубочки упирается в семяпочку в том месте, где находится маленькое отверстие. Он проникает и в это отверстие и добирается наконец до яйца, а содержимое цветочной пылинки, спустившись по трубочке, соединяется с яйцом. Теперь яйцо оплодотворено. Оно начнет дробиться и превращаться в зародыш нового растения. Начнут расти и семяпочка и сама завязь. Завязь станет плодом, а семяпочка семенем. Внутри этого семени, когда оно созреет, вы найдете зародыш маленького растения с зачаточным стебельком, корешком и листьями. Достаточно такому семени попасть в хорошо прогретую солнцем почву, напитаться влагой -  и оно прора­стет: пустит в землю корешок, выгонит наружу стебель и све­жие листочки, словом, станет молодым растением. Но если цветок не был опылен, если спрятанное в его семяпочке яйцо осталось неоплодотворенным, то и сам он останется пустоцве­том: увянет, не завязав плода с семенами, не оставив после себя потомства.
Как видите, появление зародыша нового растения в мире растений ничем по существу не отличается от зарождения живых существ в мире животных. Правда, вы можете сказать: ну, а где же у растений подвижные живчики? Разве цветочная пылинка то же, что и семенное тельце? Нет, не то же. Но содер­жимое пылинки играет у растений ту же роль, что и живчик у животных.
Ученые сделали замечательное открытие: они установили, что у некоторых растений внутри пылинок образуются подвижные живчики, совсем как семенные тельца у животных. Эти живчики, спустившись по трубочке пылинки, пробираются в семяпочку, оттуда в зародышевый мешочек и соединяются с яйцом. В этих случаях сходство между оплодотворением у ра­стений и оплодотворением у животных полное.
Яблоня, груша, картофель, дуб, хмель, верба и другие расте­ния, дающие цветы, называются цветковыми. Но видел ли кто-нибудь, как цветут мхи, папоротники, грибы и водоросли? Не видел, конечно, ибо это - растения бесцветковые. Однако они все же размножаются, а следовательно, имеют и органы размножения. Возьмем небольшой отрезок водоросли - фукуса пузырчатого. На ней местами видны вздутия, наполненные воздухом. Это своего рода плавательные пузыри, при помощи которых растение держится в воде. Кроме пузырей на ветке имеются небольшие ямки. Вооружимся лупой и рассмотрим повнимательнее одну из таких ямок. Внутри она густо уса­жена волосками; перед волосками сидят какие-то мешочки, а в каждом из них - восемь круглых телец. Это - женские органы размножения фукуса с заключенными в них яйцами.
Фукус - водоросль двудомная. Среди фукусов одного и того же вида есть двоякого рода особи. У одних на ветвях, в ямоч­ках, сидят только женские органы размножения, у других - только мужские. Органы размножения помещаются как бы в двух различных домах: женские на ветвях женского фукуса, а мужские на ветвях мужского фукуса.
Возьмем ветку мужского фукуса, вооружимся лупой и рас­смотрим одну из находящихся на ветке ямок. Ветвистые во­лоски, подобно войлоку, заполняют ямку, на волосках сидят мешочки, размером гораздо меньше тех, в которых помещаются яйца фукуса. Это мужские органы размножения фукуса. Они наполнены подвижными живчиками.
Когда приходит пора размножения, мешочки с яйцами и живчиками разрываются. Яйца попадают в воду. Туда же высы­паются и живчики. Их много, гораздо больше, чем яиц. Да и размерами они значительно меньше яйца: точно маковое зер­нышко подле крупной антоновки. Живчики подплывают к яй­цам, окружают их со всех сторон, стремясь пробраться внутрь. Для чего - вы уже знаете. Знаете и то, что происходит дальше. Потому напомним лишь, что после того, как яйцо сольется с одним из живчиков, оно начинает дробиться, а затем превра­щается в молодую водоросль - фукус.
Оплодотворение у растений ничем по существу не отли­чается от оплодотворения у животных. Так и должно быть. Средства, которые имеются в природе для размножения, одинаковы. Ими пользуются растения, животные и человек. Все они - дети природы и подчиняются ее законам.
Теперь обратимся к насекомым. Познакомимся с обитателями пчелиного улья. Населен он густо: имеет несколько тысяч ра­ботниц, несколько сотен трутней и одну «царицу» - матку. Трутни - самцы, матка - самка, которая может отложить в сутки до 4000 яиц, а за свою недолгую жизнь - около по­лумиллиона. Работницы - тоже самки, но они никогда с самца­ми не спариваются. У работниц, как и у матки, есть яичники; но по сравнению с органами размножения царицы их яичники развиты плохо и яиц не вырабатывают.
Но вот что любопытно. Случается, что улей остается без матки. Тогда некоторые работницы начинают класть яйца. Из этих яиц развиваются только трутни. Этих пчел-работниц называют трутовками. Трутовка в брак с трутнем не вступает, откладывает неоплодотворенные яйца. И все же из таких яиц рождаются молодые пчелы - трутни.
Общее правило таково: яйца развиваются лишь после того, как соединятся с живчиками. Но и у этого правила есть исклю­чения. Не всегда яйца нуждаются в помощи живчиков. Иногда они развиваются без оплодотворения. Иногда самка в брак не вступает, остается на всю жизнь девственницей и все-таки дает потомство - без участия самца, без содействия живчиков. Спо­соб, каким размножаются эти самки, принято называть дев­ственным размножением (партеногенез).
Отправимся к шелководу. У него на особых полках воспи­тываются шелковичные черви, то есть гусеницы бабочки-шелко­пряда. Эти гусеницы появились из яиц, которые снесла самка шелкопряда после того, как их оплодотворил самец. Бывает, однако, и так, что самка шелкопряда не спаривается с самцом, а яйца все же откладывает. Из этих неоплодотворенных яиц выклевываются гусеницы, которые со временем превращаются в бабочек. Словом, девственное размножение свойственно не только пчелам-трутовкам, но и ба­бочкам-шелкопрядам.
Такой способ размножения встречается и у других живот­ных: ос, муравьев, бабочек, червей. Но у всех этих животных девственное размножение - дело случайное: оно наблюдается как исключение, а не как общее правило. Вот почему гораздо интереснее поговорить о тех животных, у которых девственное размножение - явление обычное и даже неизбежное. Чтобы познакомиться с ними, направимся к садоводу.
В саду много плодовых деревьев - яблонь, груш, слив, пер­сиков. Есть в нем и прекрасные кусты роз. Но вот несчастье: некоторые деревья и розовые кусты страдают от нашествия мелких насекомых - тлей (их называют еще травяными вшами).
Спросите садовода, как размножаются эти вредители на пло­довых деревьях, и он расскажет немало любопытного.
Когда наступает сырая и холодная осень - тяжелая пора для всех насекомых, в том числе и для тлей,- крылатые самцы и самки тлей спариваются. После брака самки откладывают оплодотворенные яйца и умирают, погибают и самцы, а яйца зимуют.
Приходит весна, а с ней и теплые дни. Под лучами солнца, яйца оживают. Из них выклевываются молодые бескры­лые тли. Все они самки: ни одного самца! Самцы этим самкам не нужны, так как они дают потомство без оплодотворения. Яиц они не откладывают, а рождают живых детенышей, таких же бескрылых самок, способных к размножению. Так размно­жаются тли в течение всей весны и лета. Одно поколение при­ходит на смену другому. Пока греет солнце и вдоволь пищи, они рождаются тысячами. Тли покрывают стволы и ветви пло­довых деревьев, листья и цветочные почки розовых кустов. Но это лишь самки - целое женское царство.
Лето на исходе. Вновь надвигается осень, а с ней вместе и перемена в поведении тлей. Тли рождают уже не бескрылых самок, а крылатых самцов и таких же самок. Самцы вступают в брак с самками, которые откладывают оплодотворенные яйца. Яйца перезимуют и весной дадут снова бескрылых самок-девственниц. Дальше все повторится сначала...
В море, как известно, водятся морские ежи и морские звез­ды. Они размножаются при помощи яиц. Яйца начинают раз­виваться лишь после оплодотворения. Значит ли это, что мор­ская звезда и морской еж никогда, ни при каких условиях не могут размножаться девственно, то есть при помощи неоплодот­воренных яиц?
Два видных ученых - американец Э. Лёб и француз Ж. Делаж - установили, что яйца морской звезды или морского ежа могут развиваться даже тогда, когда они не оплодотворены. Делаж показал это особенно наглядно.
Он взял яйца морского ежа и поместил их приблизительно на час в слабый раствор воды с нашатырным спиртом, сахаром (сахароза) и таннином (дубильная кислота); затем вынул из раствора яйца, несколько раз промыл и погрузил в сосуд с чи­стой морской водой. Тут-то и произошло нечто неожиданное: неоплодотворенные яйца начали дробиться и превратились в личинок морского ежа. Правда, большинство личинок погибло. Но оставшиеся в живых продолжали развиваться и преврати­лись в настоящих морских ежей.
Этот интересный опыт наводит на серьезные размышления о власти человека над природой и «причудах» самой природы. Ученый сделал, казалось бы, невозможное: яйцо морского ежа превратилось в ежа не при содействии живчика, а под влияни­ем раствора определенного состава.
Морской еж - животное беспозвоночное. А мы уже знаем, что девственное размножение наблюдается нередко у мотыль­ков, ос, пчел, тлей и других беспозвоночных животных. Совсем другое дело животные позвоночные - рыбы, змеи, птицы и т. д. Поэтому опыт французского ученого Л. Батальона, сумевшего вырастить позвоночное животное из неоплодотворенного яйца, еще более интересен.
Батальон взял неоплодотворенные яйца лягушки и проко­лол их тонкой стеклянной иглой. Прокол оказал на яйца поисти­не волшебное действие - точно не игла, а живчики проникли внутрь: началось дробление яиц. Из многих яиц развились го­ловастики. Правда, почти все головастики затем погибли. Только три головастика выросли, а один начал даже превра­щаться в лягушонка.
Опыт Батальона, сумевшего заставить позвоночное живот­ное размножаться девственно, еще ярче, чем опыт Делажа, показал власть человека над природой. Не надо, однако, преувеличивать размеры этой власти. Не следует думать, что человек все может. Наперекор природе, вопреки ее законам человек ничего не может делать. Его сила - в знании природы, в понимании ее законов, в умении их использовать. Тысячи ученых ничего не сумели бы сделать с лягушиными яйца­ми, если бы эти яйца от природы не имели способности разви­ваться и без помощи живчиков.
Живая природа едина. Единство можно наблюдать повсюду и во всем, как в малом, так и в большом. Одинаков основной строительный материал, из которого сложены тела всех насе­ляющих землю животных и растений. Одинаковы основные свойства этого материала. Одинаковы, наконец, те основные силы и способности, которыми наделены все без исключения живые существа. Способность размножаться - одна из таких особенностей даров. Она проявляется в возможности размножаться девственно. Только не у всех эта способность выявляется с одинаковой силой. Для тлей она обязательна. У пчел и шелкопрядов эта способность выражена слабее, проявляется случайно. У мор­ских ежей и лягушек девственное размножение не выявляется: оно находится как бы в скрытой форме и обнаруживается лишь в условиях, которые искусственно создает человек.
Если живая природа едина, то девственное размножение должно встречаться и у растений, ибо растительное яйцо ничем по существу не отличается от животного яйца. Приведем пример. подтверждающий эту мысль.
Есть молочайное растение, называемое курзелье. Растет оно и в огороде и около заборов как сорная трава. Цветы у курзелья однополые: одни только с тычинками, другие только с пе­стиками. Сидят эти цветы на разных кустах: на одних муж­ские (тычиночные), а на других женские (пестичные). Пы­линки с мужских цветов падают на пестики женских и таким образом оплодотворяют их. Но если женский цветок курзелья останется неоплодотворенным, то он не всегда гибнет, как бес­плодный пустоцвет. Порой такой девственный (неоплодотво­ренный) цветок завязывает плод, а семяпочки его превращают­ся в семена, которые выгоняют новые растеньица. Это - дев­ственное размножение.
Большинство цветковых растений имеет и тычинки и пестик. Они двуполы, то есть они - гермафродиты. Среди животных гермафродиты встречаются реже. Обыкновенная улитка - на­стоящий гермафродит. У каждой улитки имеются в теле и живчики, и яйца. Для этого у нее есть и соответствующий орган: нельзя сказать, что это - яичник; но не назовешь его и семенной железой, потому что он производит и мужские и жен­ские половые клетки. Пиявка тоже гермафродит. Она, подобно улитке, имеет в своем теле яйца и семенные тельца. Но только у нее -  не один, а два органа: семенные железы и яичники.
Оплодотворение у гермафродитов протекает по-разному. Есть, например, ракообразные животные, которые паразити­руют на теле некоторых рыб. Мужские и женские органы размножения созревают у них в разное время: в молодости у них развиты семенные железы, а в старости - яйцевые. В молодо­сти эти животные - самцы и вступают в брак со «старушками» своей породы. А состарившись, сами превращаются в самок и идут в «жены» к молодым.
Улитка, пиявка и рак-паразит, о котором только что шла речь,- животные беспозвоночные. Среди беспозвоночных гер­мафродиты не редкость. Зато среди позвоночных они встре­чаются как редкое исключение. Гермафродитов нет у земновод­ных, пресмыкающихся, птиц, млекопитающих. Только среди рыб известны две породы, для которых двуполость является правилом: это - морской карась и каменный окунь (оба встре­чаются в Черном море). Эти рыбы всегда двуполые. А мотыль­ки, наоборот, однополые: либо самка, либо самец. Но все-таки среди мотыльков иногда встречаются гермафродиты. Случается, например, что бабочка-самка, которой надлежит иметь только яичники, имеет и семенные железы. Она двупола: одновременно и самка и самец. В одной половине ее тела располагаются мужские органы размножения, а в другой - женские. Такая бабочка по форме тела, величине и окраске крыльев, по устройству уси­ков - наполовину самка, наполовину самец: та часть тела, где находятся яичники, выглядит, как у самки, а та, где помещают­ся семенные железы, как у самца. Такая случайная двуполость наблюдается иногда у жаб...
Гермафродиты иногда встречаются и среди людей. Но это скорей люди с неправильно или уродливо развитыми органами размножения, чем настоящие гермафродиты.
У древних греков был миф, в котором говорилось о той поре, когда не было людей: Землю населяли особые человеко­подобные существа с четырьмя ногами и руками и двумя лица­ми. У каждого такого чудовища имелись двойные органы раз­множения. Это были гермафродиты. Природа одарила их бога­тырской силой и недюжинным умом. Эти сказочные существа захотели проникнуть на Олимп, в жилище богов. Тогда Зевс решил наказать гордецов. Чтобы лишить их телесной и духов­ной мощи, он рассек всех пополам. Не стало двуполых и двули­ких чудищ. Вместо них объявились существа однополые и одноликие: мужчины и женщины. С той поры каждая половина ищет недостающую ей другую половину. Отсюда - влечение одного пола к другому, любовь мужчины к женщине и жен­щины к мужчине.
Конечно, это миф. На земле никогда не было двуполых и двуликих существ с четырьмя ногами и двумя парами рук. Но сказание не лишено некоторого смысла. В нем высказана мысль о том, что существа однополые, то есть самцы и самки. произошли от существ двуполых, то есть от гермафродитов. Кто впервые появился на земле - организмы двуполые или однополые, сказать с уверенностью нельзя. Есть факты, кото­рые позволяют предположить, что существа однополые произо­шли от гермафродитов.
Вспомним рака-паразита, о котором говорилось раньше. Он - гермафродит, но совсем особенный. Мужские и женские органы размножения созревают у него в разное время: в молодости развиваются семенные железы, в старости они увядают и возникают яичники. Этот рак, строго говоря, не гермафродит, а существо однополое. От настоящих однополых животных он отличается тем, что пол его меняется в течение жизни. Одно­полое животное, родившись самцом, на всю жизнь самцом и остается, наш рак-паразит в юности - самец, а подрастет - превращается в самку. Этот пример очень интересен. В нем как бы намечен тот путь, которым шло разделение полов.
Еще нагляднее тяга к разделению полов наблюдается на примере усоногих раков; их прекрасно изучил еще Чарльз Дарвин. Усоногие раки мало похожи на известного нам речного рака. Они неподвижно сидят в своих известковых двустворча­тых камерах, которые прикрепляются при помощи особой «ру­коятки» к какому-нибудь подводному предмету. Их ноги - тон­кие, сложенные из многих члеников,- похожи на густые, щетинистые усы, которые то выдвигаются наружу из камеры, то уходят внутрь; отсюда название этих раков - усоногие.
Один вид усоногих раков - гермафродиты: у каждого из них вы найдете и яичники и семенные железы. Другой вид усоногих раков имеет при себе и настоящих самцов (одного или несколь­ких). Эти дополнительные самцы-существа недоразвитые и беспомощные - прикреплены к телу гермафродитов. Зачем они тут?
Оказывается, эти усоногие - гермафродиты лишь по строе­нию. Но семенные железы остаются без употребления. Их роль исполняют «дополнительные самцы». Иначе говоря: яйца тако­го усоногого гермафродита оплодотворяются не семенными тельцами самого гермафродита, а живчиками «дополнительных самцов». В данном случае гермафродит исполняет обязанности только самки, то есть ведет себя, как существо однополое, а не двуполое. Вряд ли он что-нибудь проиграет, если его семенные железы просто за ненадобностью исчезнут, а сам он станет не только по поведению, но и по строению животным однополым, то есть самкой. Это предположение подтверждается фактами. Есть среди усоногих раков и такие, у которых вместо гермафро­дитов мы находим самок с прикрепленными к ним самцами. Тут уж настоящее разделение полов на женский и мужской.
Часто говорят: природа не развивается скачкообразно. Это значит, что в природе все изменяется шаг за шагом, все возникает посте­пенно - совершенное из несовершенного, сложное из простого. и наоборот: простое из сложного, обособленное из необособлен­ного. Есть предположение, что так же возникли звезды, Солнце и Земля. Так возникли и населяющие землю живые существа: сначала простые и одно­образные, а потом, спустя тысячелетия, все более сложные и разнообразные.
В животном мире развитие, по-видимому, шло так: сначала возникли простейшие животные, сродни амебам; затем появи­лись губки, полипы, черви, моллюски, а еще позже - насеко­мые, рыбы и земноводные; за земноводными, опять-таки тыся­челетия спустя, развились пресмыкающиеся, птицы и наконец млекопитающие. Человек, «венец творения и властелин земли», появился позже всех. Беспозвоночные животные, возникшие гораздо раньше позвоночных, являются как бы их родоначаль­никами.
Среди беспозвоночных много гермафродитов. Среди позво­ночных их почти нет: тут наблюдается строгое разделение по­лов. Так как беспозвоночные считаются родоначальниками позвоночных, можно предположить, что родоначальниками жи­вотных раздельнополых были животные двуполые, то есть что самцы и самки ведут свой род от гермафродитов.
В природе наблюдается размножение без цветов, тычинок и пестиков, без оплодотворения, а просто при помощи отводков и черенков. Клубника и земляника выгоняют, помимо корот­кого стебля и листьев, еще и длинные плети. Каждая такая плеть может пустить корешки, развернуть пучок листьев и дать, таким образом, начало новым кустикам земляники и клубники. В горах можно встретить одно интересное растение, его назы­вают  молодило. Молодило растет на уступах скал и имеет толстые, мясистые листья, собранные в плотный шаровид­ный кочан. В пазухах этих листьев зарождается несколько тоненьких отростков, а на конце каждого такого отростка обра­зуется кучка маленьких листочков, собранных в шарик. Первое время молодой побег питается соками материнского тела. За­тем он отрывается. Легкое дуновение ветра - и шарик-мо­лодило сваливается на ближайший уступ скалы. Здесь он укреп­ляется в земле, выгоняя корешки, питается, растет и со време­нем «рождает» потомство таким же образом, как «родился» сам. Уступы скалы покрываются тесной семьей этого рстения, где рядом живут и «отцы», и «дети», и даже «внуки».
Различные луковичные растения - обыкновенный лук, тюльпан, гиацинт и т. д.- размножаются не только семенами. но и при помощи луковиц. Некоторые растения могут размно­жаться клубнями. Так размножается, например, картофель.
На картофельном клубне в ямочках сидят «глазки», каждый такой глазок - почка, зачаток нового картофельного растения. Разрежьте картофельный клубень на несколько кусков, но так, чтобы на каждом из них имелось, по крайней мере, по одному глазку, закопайте их в землю, и у вас вырастет несколько моло­дых картофельных кустов.
Бытует мнение, что почками могут размножаться только растения. Это неверно. Размножение почкованием распро­странено и у животных.
Коралловые полипы размножаются при помощи яиц и жив­чиков. Однако они же могут размножаться и почкованием. На теле полипа образуются выступы. Выступы растут, и постепен­но каждая такая «почка» становится новым полипом. Существуют такие полипы, которые размножаются не только яйцами и почками, но и делением. Само название «делением» показывает, в чем тут дело. Полип делится перетяжкой на две части, и из него получается два полипа. Они в свою очередь делятся, и вместо двух оказывается уже четыре полипа. Затем их получается 8, 16, 32, 64 и т.д. Не удивительно, что в море местами скапливается так много кораллов, что из их известковых жилищ образуются целые остро­ва, подводные кряжи и мели.
Делением размножаются и другие животные, например мор­ские звезды, некоторые породы червей и т. д. Но в основном этим способом размножаются простейшие микроорганизмы, живущие в воздухе, в воде и в почве. Одни из этих живых пылинок - растения, другие - животные. Среди животных наи­более интересны инфузории, среди растений наиболее извест­ны бактерии. Те и другие чрезвычайно плодо­виты: в течение нескольких суток могут произвести на свет простым делением миллионы себе подобных.
Инфузория туфелька, с которой вы уже знакомы, делится поперечной перетяжкой пополам. Каждая половинка растет и превращается в новую туфельку. Так же размножаются и другие инфузории. При этом те из них, которые покрыты рес­ничками, делятся поперек, а те, что снабжены жгутом, делятся вдоль. Бактерии обладают способностью дробиться на ча­сти. Дробление идет иногда настолько быстро, что из одной «палочки» за 24 часа получается несколько миллионов новых палочек.
Есть одно обстоятельство, на которое следует обратить вни­мание, когда речь заходит о размножении бактерий.
Существует бактерия, которая великолепно развивает­ся в настое из сенной трухи. Ее поэтому так и называют: сенная бактерия, или сенная палочка. Когда достаточно пи­щи, влаги и тепла, сенная палочка отлично размножается, делится на половинки, и кажется, что дроблению ее не будет конца. Но вот настают для сенной палочки тяжелые дни: пища иссякает, воды не­достает. Дробление идет все медленнее и медленнее, как будто оно должно вот-вот совсем прекратиться, и тогда не в меру плодовитому племе­ни придет конец: старые по­гибнут, а новых уже не будет. Напрасная тревога. Присмотритесь к ним в такое вре­мя при помощи микроскопа, и вы увидите внутри каждой сенной бактерии кругловатое блестящее тельце. Это споры. Раньше их не было. Они воз­никли с наступлением небла­гоприятных условий.
Проходит некоторое вре­мя с того момента, как обра­зовались споры. Оболочка па­лочек разрывается, споры вы­ходят наружу. Теперь уж нет сенных бактерий: остались споры. Споры выносят все невзгоды, пока не попадут в благоприятную для развития среду. Тогда они прорастают, становятся снова сенными палочками. Так споры приходят на помощь бактериям и спасают их от гибели.
Существуют, однако, и растения, для которых споры - то же самое, что и семена для цветковых растений. Таковы, например, грибы - крупные, вроде мухомора, и крошечные, вроде тех, что образуют плесень. Рассматривая в микроскоп небольшой клочок плесени, нетрудно заметить, что она состоит из тонких членистых, перепутанных нитей, среди которых поднимаются столбики с шариками или кисточками на верхуш­ке. Это - тело плесневого грибка, головки и кисточки - плодоносцы. Каждая головка (или кисточка) набита спорами. Каждая спора, прорастая, дает начало новому грибку. Споры имеются и у крупных грибов - у мухомора, боровика, подоси­новика, рыжика, опенка и т. д. Споры развиваются в шляпках этих грибов. Созрев, они рассеиваются, а потом прорастают и дают новые грибы.
Кроме грибов, при помощи спор размножаются мхи, папо­ротники, водоросли, лишайники. У всех этих бесцветковых растений спора имеет такое же значение, как семяпочка или, точнее, как яйцо у цветковых растений. Разница в следующем: у цветковых растений семяпочка превращается в семя и в новое растение лишь тогда, когда заключенное в семяпочке яйцо опло­дотворено. Споры в оплодотворении обычно не нуждаются. Они прорастают без участия живчиков.
Есть в природе организмы, у которых сочетается оба спосо­ба размножения: и бесполый и половой. Взгляните на нижнюю сторону листа обыкновенного перистого папоротника. Вдоль жилок листа по обеим сторонам сидят рядами какие-то темные бляшки величиной с конопляное семя. Каждая такая бляшка представляет собой собрание мешочков, набитых спорами. Созревшие споры вываливаются из мешочков, рассыпаются во все стороны, попадают в почву и прорастают. Из каждой споры образуется растение, нисколько не похожее на папоротник. Выглядит оно как плоский сердцевидный лист, который лежит на земле и тянет из нее пищу маленькими корешками. Это - задросток, предшественник настоящего папоротника. Придет пора, вырастет и сам папоротник. Вот как это происходит.
На заростке с нижней стороны развиваются органы размножения - мужские и женские. Обычно и те и другие появляются на одном и том же предростке. Бывает, однако, и так, что на одном предростке возникают только мужские органы размножения, а на другом - только женские. В муж­ских органах развиваются живчики - подвижные, с пучком ресничек; а в женских образуются яйца - круглые, неподвиж­ные и гораздо крупнее живчиков. Живчики сливаются с яй­цами. Из оплодотворенных яиц развиваются уже настоя­щие папоротники. Сначала они очень маленькие, но постепенно становятся крупнее, пускают корни, выгоняют перистые листья.
Итак, папоротник размножается как половым, так и бесполым способом. На листьях папоротника зарождается множество спор. Из спор возникают задростки. Это - первое поколение «детей» папоротника. Они появились бесполым путем. На задростке развиваются в особых органах яйца и семенные тельца, которые, слившись, произво­дят настоящие папоротники. Это - второе поколение «детей». Они родились путем полового размножения. Такое чередующееся размножение вовсе не является исключительным достоянием папоротников. Так размножаются, например, и мхи. Так размножаются и многие животные, особенно морские, на­пример медузы.
У медузы образуются яйца (у самок) и семенные тельца (у самцов). То и другое выбрасывается в воду. Подвижные живчики находят яйца и оплодотворяют их. Из каждого оплодотворенного яйца получается зародыш, покрытый подвижными ресничками. Он, живя некоторое время на свободе, теряет реснички, погружается глубже в воду и садится на камешек или на ветку водоросли. Укрепившись, он вытягивается, принимает грушевидную форму и выгоняет на верхнем конце своего тела щупальца.
Дальше - ряд новых превращений. Зародыш растет, стано­вится значительно крупнее. На его теле обозначается несколько поперечных кольцевидных перетяжек. Теперь он напоминает собой еловую шишку. Это, конечно, не медуза.
Проследим за дальнейшей судьбой «шишки». Перетяж­ки на теле ее становятся все глубже и глубже. Скоро она начинает походить на кучу поставленных друг на друга блюдец с зубчатыми краями. Все «блюдца» связаны между собой тонкой перемычкой, точно нанизаны на нее. Перемычка эта со временем разрывается, а рассыпавшиеся «блюдца» превра­щаются в группу недоразвитых молодых медуз. Со временем каждая такая медуза вырастет, разовьется окончательно и станет настоящей медузой.
В заключение расскажем о размножении плазмодии, которые являются возбудителями болотной лихорадки, или малярии.
Плазмодии живут в крови человека. Кровь состоит, как вы знаете, из жидкости, в которой плавают красные и белые клетки крови. Попав в кровь, плазмодии располагаются на красной клетке, а потом пробирается внутрь нее. Клетка шарик служит плазмо­дим и временным пристанищем и пищей. Тут они питаются и растут, пока не заполнят собой почти всю ее.
Затем они начинают размножаться, то есть делиться на целую кучу маленьких плазмодиев. И вот они раз­рывают стенки клетки, попадают в кровь и принимаются за дело: пробираются внутрь клеток крови, разрушают их, а затем вновь рассыпаются на кучку молодых плазмодиев. Так одно поколе­ние их сменяется другим, размножаясь делением. Наконец, все тем же бесполым путем появляются плазмодии, которые больше не плодятся.
Болотная лихорадка называется болотной, так как она распространена в тех местностях, где много болот. А где много болот, там много комаров, среди которых есть и малярийные. Садится такой комар на лицо или на руку больного, страдаю­щего болотной лихорадкой, запускает в кожу свой хоботок ч начинает высасывать кровь. Вместе с кровью в его кишечник попадает несколько штук плазмодиев. Очутившись в кишеч­нике комара, плазмодии растут, делаются большими и круглы­ми. Одни из них так круглыми и остаются. Это - яйца. Другие дробятся на мелкие участки, образуют кучки живчиков. В кишечнике комара живчики сливаются с яйцами. После оплодотворения яйцо попадает в стенки кишечника и делится на части, давая, таким образом, много новых плазмодиев. Оболочка яйца разрывается, плазмодии выходят из него и в конце концов попадают в слюн­ные железы комара. Теперь для дальней­шего развития плазмодии опять должны очутиться в теле человека.
Ничтожное создание - плазмодии, а как сложно протекает их жизнь! Они живут на положении паразита за счет двух «хозяев». У человека они плодятся бесполым способом, делением; а попадут к комару - сейчас же начинается половое размноже­ние. Так и кочуют с места на место: от комара к человеку, от че­ловека к комару, размножаясь попеременно, то половым, то бесполым путем.
Размножается каждое живое существо. Размножение - одно из основных явлений жизни. Размножение - «закон жизни». Никто, однако, не может размножаться когда захочет и как захочет. Способность размножаться имеет предел. Лев и тигр, живя на свободе, рождают детей в положенный срок. В неволе, запертые парами в клетках зверинца, они очень редко дают приплод. Попугаи размножаются отлично в родных лесах Аме­рики и Австралии, а в неволе они могут прожить парами два-три десятка лет и ни разу не высидеть птенцов.
То же мы наблюдаем и и среди растений. Какие иногда красивые пальмы можно встретить в оранжереях! Но цветут они редко и почти всегда дают пустоцветы, а если плоды и появляются, то никогда не созревают. А между тем у себя на родине, в Индии или Южной Америки, в Аравии или в оазисах Сахары, такие же пальмы покрываются цветом и дают обиль­ный урожай плодов. Ясно, что не всегда и не при всяких условиях живые существа могут размножаться, что с переменой обстановки изменяется и способность к размножению.
Мы знаем, что одни организмы размножаются быстро и дают многочисленное потомство; другие - медленно и дают небольшой приплод. Мы знаем также, насколько различны и способы размножения, которые свойственны различным организ­мам. Случайны ли эти различия или они подчиняются каким-нибудь правилам?
Собака и волк - близкие родственники. Они и по росту и по строению очень похожи друг на друга. Однако собака плодо­витее волка. Она иной раз дает в год 12 щенят. У волчихи же рождается не более шести волчат в год. Домашняя кошка го­раздо плодовитее дикой: она рождает детенышей обычно два раза в год, давая каждый раз по пять-шесть котят; а дикая рождает всего лишь раз в год не больше пяти. Еще значитель­нее разница между приплодом домашней и дикой свиньи. Дикая свинья дает в год шесть-восемь поросят, а домашняя за то же время может подарить своему хозяину целых две дюжи­ны. Такую же разницу найдем при сравнении плодовитости домашнего гуся и домашней утки с плодовитостью их диких родичей.
Чем объясняется эта разница? Домашние животные живут на попечении человека. Хорошее питание способствует размножению. Иначе складывается жизнь диких родичей. Не всегда они имеют вдоволь пищи, а голод - плохой союзник размно­жения. Может ли волчица вырастить в своей утробе много детенышей, если ей не хватает пищи? Может ли дикая гусыня отдать на образование яиц столько же питательных веществ, сколько на это обычно тратит домашняя гусыня, которую усерд­но кормит человек?
Питание и размножение связаны между собой. Из двух одинаковых животных с одинаковой способностью размножать­ся более плодовитым окажется то, которое лучше питается. Связь между питанием и плодовитостью особенно наглядно проявляется у растений. Пересадите растение из неплодородной почвы на хорошо унавоженную почву, и оно завяжет массу новых почек, из которых каждая станет побегом. А что такое листостебельные побеги для дерева, как не потомство, рожденное бесполым способом, при помощи почек?
На растениях можно проверить еще одно правило размно­жения. Оно хорошо известно каждому садоводу.
В питомнике растут молодые яблони: почва прекрасная, питаются они вволю и выгоняют множество молодых побегов, то есть размножаются почками, бесполым путем. Са­довнику, однако, захотелось, чтобы его яблони поскорее за­цвели и завязали побольше плодов. Иначе говоря, он хочет, чтобы яблони перешли от бесполого размножения к половому. В этом случае садовник либо переса­живает яблони на почву, бедную питательными веществами, ли­бо, оставив яблони на старом месте, подрезает у них часть ко­решков. В обоих случаях молодые деревца начинают получать гораздо меньше пищи, чем получали раньше. Они перестают да­вать зеленые побеги, а покрываются цветочными почками, ко­торые, распустившись, завязывают плоды. Пока яблони полу­чали обильную пищу, они размножались бесполым путем; когда же пищи стало меньше, они перешли к половому размноже­нию. То же самое можно сказать и о насекомых.
Вспомним о тлях. Весной и летом они размножаются дев­ственно - без оплодотворения, то есть бесполым способом; в это время пищи у них в избытке. Осенью же пищи становится меньше, и тогда тли переходят к половому размножению.
Еще пример. При хорошем питании инфузории туфельки могут долго размножаться делением. В плохих условиях они перестают делиться и начинают спариваться. И тут, как видите, бесполое размножение - результат обильного питания.
Существует еще одно «правило размножения». Чем больше организм расходует пищи на то, чтобы согреть себя и заместить потери, вызванные физической работой, тем меньше остается у него строительного материала для образования яиц и детенышей. Или чем больше траты организма, тем меньше его плодовитость.
Предположим, что какое-нибудь животное обильно питает­ся, но в то же время почти ничего не делает. Можно заранее сказать, что оно должно быть очень плодовитым. Таким живот­ным является, например, пчелиная матка. Уже в детстве, когда она еще похожа не на пчелу, а на червячка, ее кормят очень обильно. Когда же она подрастет, станет «царицей», то пчелы-работницы наперебой спешат снабдить ее вкусным и сытным кормом. Ест она буквально за десятерых и ничего не делает. Весь улей держится трудами работниц. В обязанности матки входит лишь одно дело: класть яйца. И она блестяще с этим справляется: откладывает ежедневно до четырех тысяч яиц. Пчела-работница, наоборот, и труженица примерная - весь день хлопочет - и питается в общем неважно. К тому же ее и в детстве, в личиночную пору, не очень баловали пищей. Она обычно яиц не образует и не откладывает, то есть она бесплодна. Чтобы показать, что и большая плодовитость «ца­рицы» и бесплодие пчелы-работницы тесно связаны с условиями их жизни и питания, напомним следующие факты.
Яйцо, из которого рождается рабочая пчела, ничем не отли­чается от яйца, из которого должна возникнуть «царица». Нет никакой разницы и между только что вылупившимися рабочи­ми и «царскими» личинками. Поместите рабочую личинку в такую же большую, просторную ячейку, в какой обычно воспи­тывается царица, кормите ее так же обильно, как кормят цар­скую личинку,- и она станет «царицей», то есть плодушей маткой. И наоборот: перенесите только что выклюнувшуюся царскую личинку из ее «хором» в обыкновенную ячейку для пчел-работниц, переведите ее на тот же рацион, которым поль­зуются все рабочие личинки, - и от «царственности» ее не останется и следа: она превратится в самую заурядную, бесплод­ную пчелу-работницу.
Посмотрим, однако, от чего еще может зависеть большая плодовитость живого организма.
Слониха достигает половой зрелости в 10-20 лет и рождает только одного детеныша. А мышь, у которой еще «молоко на губах не обсохло», становится матерью, давая еже­годно два-три раза по дюжине мышат. Низкорослый одуванчик два-три месяца спустя после рождения выгоняет целую «кор­зину» цветов числом в несколько сот штук и образует примерно такое же количество семян. А высокоствольная кокосовая паль­ма только на десятом году жизни начинает как следует цвести и завязывать плоды. В то время как крупные животные и растения дают за несколько лет десятки, сотни, самое боль­шее - тысячи потомков, невидимые без микроскопа инфузории и бактерии производят за несколько дней миллионы и десятки миллионов себе подобных инфузорий и бактерий.
Все эти факты заставляют думать, что между размерами живых существ и их плодовитостью существует связь, которую можно выразить так: чем крупнее организм, тем малочисленнее его потомство - при равноценности всех других условий. По­следняя оговорка очень важна. И вот как следует ее понимать.
Лягушка и воробей примерно одинаковой величины. Если величина животного влияет на плодовитость, то можно предпо­ложить, что лягушка и воробей одинаково плодовиты. На самом же деле лягушка несравненно плодовитее воробья: воробей вы­водит всего лишь пять-шесть птенцов, лягушка дает несколько сот головастиков, из которых может получиться примерно столь­ко же лягушат. О чем это говорит? Означает ли это, что приведен­ное выше правило о связи между размером и плодовистостью неверно?
Воробей и лягушка, приблизительно одинаковые по величине, были бы одинаково плодовиты, если бы и во всем остальном - по строению, по нраву, по образу жизни - они были сходны. Но этого-то как раз и нет. Лягушка тратит сравнительно мало пищи на согревание своего тела: у нее и кровь и тело «прохладные». А у воробья и кровь и тело «теплые». Лягушка по сравнению с воробьем - животное малоподвижное и неактивное. Воробей, наоборот, очень деятелен и очень подвижен. А подвижность и активность требуют, как известно, много пищи. Если одинаковые по величине ля­гушка и воробей будут даже одинаково хорошо питаться, то и тогда у холоднокровной и малоактивной лягушки останется на приплод гораздо больше питательных и строительных ве­ществ, чем у теплокровного и очень подвижного воробья.
Птицы по своему строению стоят выше земноводных. В этом смысле воробей - существо более «развитое», более «совершен­ное», чем лягушка. А жизнь показывает, что из двух организмов одинакового размера, одинаково активных и одинаково питающихся, плодовитее тот, который устроен проще, то есть менее развит, менее совершенен. Организм воробья имеет более сложное строение, потому воробей должен был бы давать меньше потомства даже в том случае, если бы его образ жизни ничем не отличался от образа жизни лягушки.
Таковы основные закономерности размножения животных и растений, которым подчиняется мир живых существ. Только человек способен в большей или меньшей степени изменять (в меру знания законов природы) условия своей живучести, а также условия существования животных и растений.


Цветы и насекомые



Цветы и насекомые - два мира, богатые формами и красками, связанные неразрывными узами. Что пред­ставляет собой цветок и какую роль играет он в судьбе растения?
Возьмем хорошо всем известный цветок яблони. В нем вы найдете зеленую чашечку и нежно-розовые лепестки. Это одеяние цветка, его венчик, а внутри венчика находятся тычин­ки и пестик. Тычинки вырабатывают цветочную пыль. Нижняя часть пестика, так называемая завязь, превращается со време­нем в плод, но только тогда, когда цветочные пылинки упадут на пестик, опылят его (оплодотворят).
Однако это еще не ответ на вопрос, что представляет собой цветок и из чего он возник.
Цветок - это преобразовавшийся листостебельный побег, сильно укороченный и сжатый, приспособленный для размноже­ния растения. Цветок является, следовательно, органом размно­жения растения. Чашечка, лепестки, тычинки и пестик пред­ставляют собой не что иное, как видоизмененные листья. Какое отношение к цветам имеют насекомые? Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним один чрез­вычайно интересный опыт, который провел английский нату­ралист Чарльз Дарвин.
Он взял две грядки, разделил их перегородкой и каждую за­сеял семенами клевера. Клевер зацвел. Тогда одну из грядок он покрыл густой сеткой, а другую оставил открытой. В цветках на обеих грядках завязались плоды. Но там, где грядка была покрыта сеткой, плодов и семян было гораздо меньше, чем на открытой грядке. Дарвин объяснил это тем, что над открытой грядкой летали шмели и пчелы, а к грядке, покрытой сеткой, подлететь они не могли.
Сделав такое предположение, он проделал опыт с двумя рас­цветшими маками, выросшими в горшках. Один из них опы­лился своей собственной пыльцой, а другой Дарвин опылил цветочной пыльцой, взятой с другого мака. Цветок, опыленный соб­ственной пыльцой, дал маленькую коробочку мака с очень не­большим количеством семян, они были маленькими, плохо прорастали и давали хилые и нежизнеспособные ростки. Напротив, цветок, который был искусственно опылен пыльцой другого мака, дал крупную коро­бочку многоядерных хороших семян, из которых выросли круп­ные жизнеспособные растения. Так было установлено, что самоопыление для растений менее выгодно, чем перекрестное опыление, то есть опыление цветка пыльцой другого такого же цветка. Зная это, мы можем сразу ясно представить себе, в чем состоит связь между миром цветов и миром насекомых.
Во фруктовом саду, над только что расцветшими деревьями, в цветнике, над яркими душистыми цветочными клумбами, над нескошенным лугом, который покрыт пестрым ковром цветов, носятся всевозможные крылатые насекомые. Тут и неповорот­ливый лохматый шмель, и изящная оса, и трудолюбивая пчела, и пестрый маленький жучок, и бабочка. Особенно много ба­бочек. Играя на солнце своими яркими цветными крыльями, легко и грациозно носятся в воздухе бабочки: пестрые многоцветницы, желтые лимонницы, долгохвостый махаон, серебристая перламутровка и множество длиннобрюхих бабочек-сфинксов. Все они перелетают с цветка на цветок, с одного дерева на другое.
Зачем? Что им нужно? Ответ один: в ярких венчи­ках цветов скрыта пища кры­латых лакомок. Здесь много цветочной пыльцы, которой питается часть насеко­мых, здесь находятся светлые кап­ли сладкого сока - нектара. Цветочная пыльца и нектар слу­жат приманкой для насекомых. Но, собирая пыльцу и нектар, насекомые приносят большую пользу растениям, так как спо­собствуют их перекрестному опылению.
Растения покрываются яр­кими цветами, распространяют тонкий аромат, вырабатывают цветочную пыльцу и нектар не для того, чтобы мы любовались ими, вдыхали их аромат и лако­мились душистым медом. Яркий наряд нежно-розовой гвоздики, голубого колокольчика, ярко-красного мака, золотисто-желтого лютика и других цветов, их очаровательный запах и сладкий нектар природа веками созда­вала для мира насекомых в интересах самих растений.
Яркая, бросающаяся в глаза окраска цветов и их аромат слу­жат насекомым сигналом, по которому они могут издалека уви­деть и почувствовать, где находится любимое лакомство. Пере­летая с цветка на цветок, насекомые перекрестно опыляют их. А перекрестное опыление обеспечивает растению здоровое, жиз­неспособное потомство.
На растениях с мелкими малозаметными цветами цветы обычно растут в виде корзинок, зонтиков, метелок и сережек, что делает их приметными для насекомых.
Такие деревья как ель, сосна, дуб, ольха и верба не имеют ярких заметно окрашенных цветов. Но у них образуется такое большое количество цветочной пыльцы, что она порой носится в воздухе в виде небольших желтоватых облачков. Перекрест­ное опыление у этих растений достигается при участии лег­кого ветра, он переносит пыльцу с цветов одних деревьев на цветы других.
Наконец, возьмем липу. Ее цветы очень скромны и невзрачны на вид, но зато они издают такое благоухание, что их запах привле­кает к себе насекомых.
Но не только яркий, бросающийся в глаза наряд, не только запах, обилие цветочной пыли и нектара способствуют пере­крестному опылению. Цветок своей формой и строением отдель­ных частей (тычинок, пестиков, лепестков) приспособлен к тому, чтобы насекомое могло удобно расположиться на лепе­стках, пробраться в глубь венчика, набрать пыльцы и, пе­релетев к другому такому же цветку, оставить эту пыльцу на его пестике.
Расположение пестика и тычинок зачастую таково, что цве­ток не может опылить свой собственный пестик. Это объясняется не только расположением, но и временем созревания тычинок и пестиков. Обычно бывает так: пестик созрел и готов к оплодотворению, а тычинки на том же цветке еще не созрели, и наоборот. Только когда пестик уже увял, на тычинках скапливается большое количество цветочной пыли.
Ясно, что при таких обстоятельствах самоопыления не мо­жет произойти, поэтому для переноса пыльцы с одного цветка на другой растению необходима помощь ветра либо насекомого. 
Цветы всем хорошо известного бобовника имеют такое же строение, как цветы гороха и бобов. В каждом цветке лепестки образуют большой «парус», лежащую под ним «лодочку» и и по бокам - два «крыла». Внутри венчика - тычинки и пестик.
Прилетает насекомое, например пчела, садится на лодочку, в которой спрятаны тычинки, и, надавливая на нее своей тя­жестью, заставляет весь пучок тычинок выскакивать из лодочки и обдавать пчелу желтой пыльцой. Когда «напудренная» таким образом пчела садится на другой цветок бобовника, то оставляет на его пестике несколько пылинок. Этого достаточно, чтобы цветок был оплодотворен и дал плод с семенами.
А вот хорошо всем известный цветок шалфея. Он устроен еще любопытнее. Его венчик состоит из двух губ. Ниж­няя губа представляет собой небольшую площадку, или балкон­чик, на котором свободно может расположиться шмель. Верхняя губа похожа на сводик, под которым сидят тычинки и пестик. Каждая тычинка представляет собой довольно оригинальное приспособление: на тонкой нити висит перекладина, которая может, точно на шарнирах, подниматься и опускаться. На одном конце этой перекладины находятся два мешочка, наполненных пыльцой.
Прилетает к такому цветку шмель. Пытаясь пробраться в глубь цветка, чтобы добыть оттуда нектар, он головкой своей задевает нижний конец перекладины. Перекладина опускается, ударяет верхним концом о спинку шмеля, пыльца из мешочка высыпается. Шмель перелетает затем к другому такому же цвет­ку, неся на спинке множество пылинок. Он задевает спинкой кончик пестика цветка, пылинки попадают на него, и цветок опылен.
Еще удивительней устроены цветы кирказона. Небольшой цветок этого растения имеет форму вытянутой и расширяющей­ся кверху трубки. В нижней части его сидят тычинки и пестик. Средняя часть усеяна небольшими щетинками, которые смотрят внутрь цветка. Цветок привлекает к себе насекомых довольно яркой окрас­кой. Вот прилетела небольшая муха. Она свободно пробирается внутрь цветка, ибо щетинки в трубке пропускают ее вниз. На­пившись нектара, она собирается вылететь обратно - и оказы­вается пленницей: щетинки мешают. Она мечется, бьется, стре­мясь выбраться на свободу. Тем временем тычинки созревают, пыльца из них высыпается, а волоски, загораживавшие мухе путь на волю, увядают, и наша напудренная пыльцой муха сво­бодно вылетает, чтобы вновь попасть в другой такой же цветок и перенести пыльцу на его пестик.
Особенно поразительно строение цветов орхидей - обитате­лей жарких тропических стран. Орхидеи - наиболее яркие пред­ставители мира цветов. Лишь изредка они встречаются в странах умеренного климата. Их разводят в оранжереях и ценят очень дорого. А в жарких странах можно насчитать несколько тысяч видов орхидей. Как разнообразны по форме и окраске их цветы!
У каждой из орхидей «платье» особого покроя. На нем мож­но видеть все цвета, начиная с чистейшего белого или бледно-розового и кончая темно-багровым, ярко-желтым и красным, причем в самых оригинальных сочетаниях. Одни орхидеи пят­нисты, как пантеры, другие - полосаты, как тигры, третьи - испещрены причудливыми рисунками. Одни выглядывают из травы, другие обвили стволы деревьев и покачиваются там на самых высоких ветвях.
Одна орхидея словно высовывает багровый язык, у другой цветок похож на бычью голову с завитыми рогами, у третьей - на отвратительного паука. Наконец, есть орхидеи, похожие с виду на шмелей, мух, ос и комаров. Есть и такие, которые как будто парят в воздухе в виде бабочек. Другие похожи на белых голубей или сверкающих перьями колибри.
Но ботаникам хорошо известно, что под этим разнообразием форм и красок кроется одно и то же приспособление для перекрестного опыления.
Остановимся всего лишь на одном таком цветке. Это - орхидеи, встречающиеся и у нас, в народе их называют ночными фиалками. На длинной стрелке растения колоском расположились бе­лые душистые цветочки. У каждого из них имеется и пестик, и тычинки, то есть обычные органы размножения всякого цветка. Каждая пара тычинок цветка похожа на булаву, и обе вме­сте сидят на тонкой перепонке, прикрепленной ко дну цветка. По бокам этих двух тычинок, у их основания, расположено двухлопастное рыльце пестика.
Когда к этому цветку подлетает бабочка, запускает в него свой хоботок, а затем, насосавшись нектара, выдергивает хобо­ток обратно, то на его кончике можно увидеть две тычинки, прилипшие к хоботку бабочки. Добравшись до другого такого же цветка, бабочка невольно дотрагиваются верхушками сидя­щих на ее хоботке тычинок до рыльца пестика второго цветка и оставляет на нем пылинки. Все приспособлено для того, чтобы цветок был опылен, оплодотворен и завязал плод.
У цветов все приспособлено для перекрестного опыления; то же наблюдается и у насекомых: их строение и образ жизни соот­ветствуют особенностям строения тех цветов, с которых они берут взяток, способствуя их опылению. У пчелы и у шмеля челюсти и лапки устроены так, что они могут ловко слизывать мед; попутно насекомые напудриваются пыльцой цветка. У бабочек рот устроен совсем не так, как у других насекомых. Мотыльки ведь не грызут и не жуют пищу, как это делают мно­гие жуки, они не слизывают ее подобно пче­лам, а высасывают мед из венчика цветов, поэтому у них вместо жала или язычка, как у пчел, имеется длинный хоботок. Хоботок ба­бочек в известной мере приспособлен к стро­ению различных цветов, из которых они тянут нектар.
Из всего сказанного видно, что меж­ду миром цветов и миром насекомых действи­тельно установилась тесная связь: жизнь одних связана с жизнью других.
Миллионы лет тому назад на нашей пла­нете еще не существовали растения с яркими душистыми цвета­ми. Они развились после того как появились такие насекомые как пчелы, шмели и особенно мотыльки. С появлением цветко­вых растений связано в свою очередь возникновение многих других насекомых. Мы можем наблюдать эту связь почти на каждом шагу: некоторые растения устроены так, что перекрест­но опылять их могут только определенные виды насекомых. Особенно ярко это можно показать на следующем примере.
В Бразилии растет орхидея, у которой нектар помещается в особой трубочке, называемой шпорцем; эта трубочка имеет длину около 30 сантиметров.
Так как для растения всегда выгодно перекрестное опыле­ние, а такому опылению способствуют насекомые, то должна быть бабочка, которая имела бы хоботок длиной 30 сантимет­ров, ибо только таким длинным хоботком можно достать нектар, лежащий в шпорце этой орхидеи. Такая бабочка действительно существует. Это - сумеречная бабочка из породы сфинксов. Свернутый хоботок этой довольно крупной бабочки представля­ет собой спираль, в развернутом виде он имеет длину около 30 сантиметров. Бабочка питается нектаром этих цветов и попутно способствует их перекрестному опылению. 
Много интересного еще можно было бы рассказать на эту тему, и тогда, наверное, красочный мир цветов и насекомых предстал перед вами еще более интересным. В свете знаний, которыми обладает современная наука, сама природа во всем своем разнообразии представляется еще более величественной, еще более прекрасной.


Жизнь в море



Жизнь кипит повсюду, куда, ни взглянешь. И в мрачных непроходимых лесах, и в степи, покрытой густой шелковистой травой, и в голой, точно мертвой пустыне, и в прозрачной синеве морских вод- всюду, куда ни кинешь взор, увидишь, как что-то копошится, куда-то спешит, чем-то озабочено, кому-то угрожает, кого-то подкарауливает, за кем-то гонится, от кого-то улепетывает...
Вот перед нами зеркальная гладь воды. Как море спокойно и прекрасно! Лишь изредка кое-где пробежит мелкая бархатистая рябь и снова пропадет. Но не верьте этому покою, недаром говорится: в тихом омуте черти водятся. Попробуйте-ка заглянуть по­дальше, в глубь этого спокойного моря - какая там идет жестокая борьба, и борьба эта называется борьбой за выживание. Вот промелькнуло какое-то громадное чудовище, у негг огромная пасть, в ней торчит бездна острых зубов. При виде ее мелкая рыбешка, бедные рыбки-пеструшки шарахнулись в сторону. Но спасения нет! Чудовищная пасть за­хлопнулась, и целая сотня несчастных проскользнула в не­насытное брюхо акулы. Рядом новая засада, новая опасность! Плывет что-то невиданное, какой-то великан. Растопырил он свои длинные ноги - точно складчатые палки, а на концах ног - острые вилы, которые страшно сдвигаются и раздвигаются. Ну, бере­гись, водяное царство! Не миновать тебе этих клещей, попадешь на завтрак крабу-великану!
Идем дальше. Страшное зрелище! Какие-то белые, полупрозрачные, точно из плотного студня слепленные зонты и колокола мерно покачиваются и передвигаются то целыми стаями, то в одиночку. Прошмыгнула рыба с длинным-длинным, как пила, зазубренным носом, задела нечаянно несколько из этих чинно плавающих коло­колов, и рассыпались они в клочья: живой студень разлетелся в прах, и белые лоскутья пошли ко дну, попадая мимоходом в разинутые рты здесь же плавающих рыб и раков, которым неуклюжая рыба-пила совсем не­жданно-негаданно подарила такой прекрасный обед. Между тем остальные живые колокола медузы ничуть не смутились несвоевременным визитом рыбы-пилы и продолжают свою чинную прогулку, болтая во все стороны такими же студенистыми, как сами, шнурками и щу­пальцами. Им тоже ведь есть надо, не все же попадать в рот различным хищникам, нужно и самим чем-нибудь поживиться. И запускают они свои щупальца-удочки во все стороны, расхватывают свою добычу и расправляются с нею...
Спустимся ниже, еще глубже, и вот мы почти у самого дна морского. Все оно покрыто множеством водяных растений; есть между ними и крохотные, меньше була­вочной головки, есть и огромные, точно деревья, растущие в лесах и садах. Да, это, действительно, целый подводный лес, роскошный, разнообразный, живописный. И тут что-то снует и копошится, и тут жизнь, и тут свои хищники. Особенно обращают на себя внимание существа - странные с виду, уродливые, непохожие на рыб, известных каждому из нас.
Однако жизнь здесь не так бурлит. Должно быть, происходит это оттого, что обитатели дна мор­ского по большей части народ малоподвижный и сидит себе сиднем на одном месте, точно к земле прирос. При­смотритесь к подводным камням: какие странные цветы украшают их. Как они хороши, как ярко отливают самыми яркими красками, даже пестрит в глазах! Да это не цветы, а животные. Как животные? Ну да, животные, прикрепленные к подводным камням и сделанные из такого же живого студня, как и те плавающие зонты и колокола, которых так бесцеремонно обидела неповорот­ливая длиннорылая рыба-пила.
Некоторые из этих странных животных живут в оди­ночку, а другие объединяются и живут целыми сотнями, тысячами, а иногда и десятками тысяч в одном общем доме. Называют их полипами. Есть среди них так назы­ваемый огуречник. Название очень подходящее. Сделан этот полипняк из извести, в нем множество отверстий, из которых выглядывают какие-то беленькие цветочки. Но это не цветочки, а животные, полипы. У них есть рот, через который они принимают пищу, есть щупальца - они расположились звездой вокруг рта,- и щупальцами этими полипы вылавливают себе из воды пищу; есть у каждого из них вну­три тела и особая полость, в кото­рой эта пища переваривается при­мерно так же, как переваривается она у человека в желудке и кишечнике Каждый полип, по мере надобности, может покидать свою каморку, может прятаться в нее. Наконец, вот что особенно интересно: у каждого из этих странных созданий внутри тела созревают маленькие яички, которые полип через рот выбра­сывает в воду, и тут в воде каждое такое яичко превращается в моло­дого полипа, совершенно так же, как из яичка бабочки получается, в конце концов, бабочка, а из рыбьей икринки (яйцо рыбы) вы­лупляется маленькая рыба. Как видим, полипы действительно животные, а не подводные цветы, хотя они и похожи на них по форме.
Кроме живущих сообществом полипов (такие сообщества называют кораллами), видны полипы-одиночки, голые, не имеющие жилищ. Кроме них вы тут водятся и другие обитатели морского дна: морской еж, морская звезда, трубчатые черви - особая порода червей, живущих, подобно полипам, в известковых трубках...

Когда собаке жарко



Оставим море. Пусть оно обманывает доверчивых своей видимой кротостью; мы же теперь знаем, что покоя там нет, что там кипит жизнь и идет вечная борьба. Отправимся лучше в лес, в густой, не­проходимый лес, один из тех лесов, что украшают жаркие страны земли. Деревья там стоят громадные -  все точно сказочные богатыри. Густо сплелись они ветвями,  навис из листьев и ветвей шатер над землей, по которой ползет и извивается множество различных гадов.
Вот ровный ствол; его обвила, точ­но срослась с ним, огромная змея - удав. Сейчас она спит. Но только что, разинув свою пасть, она упорно глядела на какую-то красивую птицу, которая, словно в гипнозе, не могла отвести глаз от змеи и покорно ждала своей участи. Змея мотнула головой в сто­рону очарованной добычи, и несчастная была мгновенно проглочена.
Но что это за шум, шелест и трескотня послыша­лись вдруг? А, это проказницы-мартышки собрались на грабеж, и идут на соседнее поле, усеянное кукурузой. Смотрите, как осторожно и ловко перепры­гивают они с ветки на ветку, как чутко их предводи­тель-вожак прислушивается к каждому шороху, как подозрительно он оглядывается и предупреждает свою братию об опасности. В добрый путь, милые проказ­ники! Вам тоже надо чем-нибудь полакомиться, пополь­зоваться своей долей на жизненном пиру.
Но вот замолк тихий шорох, и послышался страш­ный шум и треск. Ого! Преизрядная движется громада, уж подлинно живая гора! Бежит, пыхтит, переваливается на ногах-столбах, громадной головой потряхивает и мотает во все стороны своим страшным хоботом. А за ним несется ватага крупных обезьян. В чем дело? Почему они его преследуют? Оказывется, слон осмелился вторгнуться в их владения, чтобы полакомиться молодыми ветвями и плодами с тех деревьев, которые принадлежат грозным гориллам. Тем временем  слон, - а вы уже догадались, что это был он, продолжал бежать, даже не догадываясь, сколько бед он приносит ни в чем неповинным муравьям. Наступил он на муравьиную кучу, разорил их чудный город и погубил тысячи представителей  муравьиного народа. К счастью, в муравьином государстве есть множество отличных работников, которые уже засуетились, забегали во все стороны и принялись таскать строительный материал, чтобы отремонтировать свой дом. Что поделаешь. Хочешь жить - борись, трудись и не унывай. А тут еще злодей - муравьед со своим длинным, как лента, и липким, как клей, языком. Не велик ростом, но сколько бед причиняет он муравьям. Приблизится к муравьиной куче, запустит в нее свой язык и ждет, пока глупые муравьи не облепят язык со всех сторон, а там втянет его преспокойно обратно, и пропали сотни муравьев - все нежданно-негаданно очутились в брюхе у муравьеда.
Поговорил теперь об эмоциях у животных.
Известно, что животные не плачут и не смеются.
Только собаки могут улыбаться, но настоящего смеха у них нет. Слезы, конечно могут выделяться под влиянием раздражения у разных животных, но это не есть плач.
Плач и смех свойственны только человеку, поэтому происхождение и назначение их нужно искать в той области, где человек больше всего отличается от животных, а именно в области психики или иначе в духовной жизни. Плачут от горя и радости, то есть в тех случаях, когда нервная система находится в состоянии сильного возбуждения. Это возбуждение иногда настолько сильно влияет на организм, что человек может даже умереть. Плач является как бы шлюзом нервному возбуждению. Чтобы удержать плотину под напором воды, лучше всего отвести часть воды в сторону. Точно так же лучшим средством избавить организм от последствий чересчур сильного нервного возбуждения будет направление некоторой доли нервного возбуждения на какую-нибудь физическую работу. Избыток нервного потрясения, вызванного физической болью, например, когда истязают животное или человека, направляется на судорожное изгибание тела и на крик. Сильное горе есть душевная боль. Подобно тому, как крик облегчает физическую боль, так плач облегчает горе. В народе недаром говорят, что горе можно выплакать слезами.
Плач состоит в сокращении мышц лица, придающем человеку плачущее выражение. При этом кровь приливает к лицу, отчего оно краснеет. Кровь приливает и к глазам, отчего увеличивается внутренее давление в глазном яблоке. Чтобы противодействовать этому давлению, плачущий закрывает глаза. Избыток крови в слезных железах вызывает усилинное выделение слез. Все эти изменения служат разрядом для нервной энергии, вызванной сильным горем, они облегчают чувство потери.
Такое же значение имеет и смех. Радость, как и горе, вызывает нервное потрясение. Смех призван облегчить этот момент. Он очень походит на плач. Звуки смеха не всегда можно отличить от зуков плача. При сильном смехе, как и при плаче, человек проливает слезы. Только при смехе сокращаются другие мышцы лица, нежели при плаче, отчего выражение лица смеющегося не походит на выражение лица плачущего.
Животные не смеются и не плачут по той простой причине, что они не испытывают душевной боли. Их психика, по сравнению с человеческой, стоит на низкой ступени развития, и ее проявления никогда не достигают той остроты, как у человека. Избыток возбуждения, вызванный физической болью, направляется у них на крик, лай и судорожные движения тела.
Впрочем, разумом животных природа не обделила.
Намажьте руку чем-нибудь таким, что любит кошка, например, молоком, - и дайте кошке полизать. Вы заметите, что ее язык царапает кожу, как жесткая щетка. Роль такой щетки выполняют острые и жесткие маленькие шипы, которыми усеяна верхняя поверхность языка кошки. Этой «щеткой» кошка чистит свою шерсть. Известно, что эти животные отличаются исключительной чистоплотностью. Кошка умывается не меньше десяти раз в день, при этом языком она может вычистить почти всю шерсть своего тела. Только на голове шерсть недоступна для языка, но и тут кошка находит способ почиститься. Она смазывает слюной лапу, а потом лапой проводит по шерсти головы. Необыкновенная чистоплотность кошек выражается еще в том, что они постоянно закапывают свой помет и мочу.
Такая чистоплотность, свойственная всему семейству кошачьих, объясняется способом ловли добычи. Кошка не догоняет добычу, как это делают, например, волки, а подстерегает ее в засаде, причем подпускает ее на расстояние своего прыжка. Поэтому кашка должна оставаться по возможности как можно дольше незаметной. Этому способствует окраска кошачьей шерсти под цвет окружающей среды. Тому же служит чистоплотность кошек. Не будь кошки столь чистоплотны, они не могли бы оставаться незаметны на расстоянии своего прыжка, и добыча по запаху могла бы догадаться о присутствии врага и заблаговременно сбежать.
У крупных кошек, как например у тигра, щетка языка такая жесткая, что тигр слизывает языком кожу человека.
А еще многие животные играют. Как дети.
Что детские игры животных имеют какое-то значение в их жизни, видно из того, что они очень распространены в царстве животных. Играют котята, щенки, поросята , медвежата, даже телята и жеребята. Играют такие животные, которым, на первый взгляд, игры совсем не к лицу: тюлени, сивучи. Даже муравьи устраивают забавные потасовки, таская друг друга за челюсти без всякой злобы, исключительно ради игры. Особенно же усердно занимаются играми животные, которым, когда они станут взрослыми, придется драться и вообще прибегать к силе.
Присмотритесь, как играют молодые животные. Если на нитке тянуть по полу бумажку, котенок прячется за ножки стульев и поджидает, пока бумажка окажется на расстоянии прыжка. Тогда котенок прыгает и ловит бумажку. Он повторяет движения кошки, когда она ловит мышь. Котята также любят возиться друг с другом, устраивая забавные драки. В этих играх они практикуются для будущей взрослой жизни, когда станут большими и им придется ловить добычу и драться по-настоящему. Щенки любят играть с тряпками, при этом таскают их по двору, трясут головой, и если два щенка ухватились за одну тряпку, то тянут ее в разные стороны. Так они учатся ловить добычу и раздирать ее. Словом, игры служат упражнениями и подготовкой к самостоятельной жизни.
Конечно, щенки и котята об этом не думают. Они играют просто потому, что игры доставляют им удовольствие. Природа в данном случае употребляет свой излюбленный прием. Когда она хочет заставить животное что-либо сделать, она устраивает так, что это доставляет животному удовольствие. 
Любовь к играм, как и все прочее полезное, развилось, вероятно,  путем естественного отбора. Именно те животные, которые в молодости больше других любили играть, сделавшись взрослыми, выступали на арену борьбы за существование более подготовленными и становились победителями в этой борьбе, оставляя после себя потомство, наследовавшее любовь своих родителей к играм.
Детские игры человека имеют то же значение и то же происхождение. Девочки любят играть в куклы, то есть практикуются в будущем материнстве. Игры мальчиков носят спортивный характер, развивают ловкость и силу.
На юге у многих хозяек стоят на кухне кувшины, в которых вода среди лета может сама собой охлаждаться. Кувшины сделаны из пористой глины, пропускающей сквозь себя воду. Вода мелкими капельками выступает на поверхности кувшина, эти капельки быстро высыхают. А вместо высохшей воды появляется новая, которая тоже высыхает. Всякое высыхание, как известно, сопровождается поглощением тепла и охлаждением окружающего пространства и того предмета, на котором находится испарающаяся жидкость. тело млекопитающих животных очень походит на такой кувшин, только вместо воды из кожи выделяется пот. Известно. что работа потовых желез усиливается при жаре. выступающий на коже пот сохнет, и его высыхание сопровождается охлаждением тела. Благодаря потовым железам, млекопитающие могут выносить очень высокие температуры.
Из домашних млекопитающих только у собак потовые железы не  доразвиты, поэтому собаки охлаждаются по-другому. Когда им жарко, собаки разевают рот, высовывают язык и начинают дышать не через нос, а ртом. При этом у них выделяется много слюны, которая покрывает язык и весь рот. Воздух, проходя через рот  в легкие, заставляет слюну сохнуть, высушивает слюну, и это высыхание слюны  вызывает охлаждение воздуха. Так что в собачьи легкие воздух попадает в охлажденном состоянии и сам охлаждает тело собаки. Таким образом у собак пот заменяется слюной.
Потовых желез совсем нет у птиц, у пресмыкающихся. Поэтому они охлаждают себя так же, как собаки. Когда очень жарко, вороны на деревьях сидят, разинув клюв. Так же делают и куры, и ящерицы.
В зоологии существует закон, по которому орган, развиваясь, увеличивает свою поверхность. Закон этот объясняется тем, что по мере увеличения поверхности органа, работа его улучшается. У тритонов легкое имеет вид мешка с тонкими стенками, причем внутренняя поверхность этого мешка гладкая, так что дыхательная поверхность легкого равна только внутренней поверхности этих мешков. У лягушек легкие тоже имеют вид мешков, но внутренняя поверхность их покрыта ячейками. Если эти ячейки расположить на столе и соединить вместе, то получится поверхность значительно большая, нежели если бы таких ячеек не было вовсе. При таком устройстве легких воздух входит в соприкосновение с большим количеством крови, проходящей по сосудам в стенки легкого, поэтому дыхание более эффективно. 
У ящериц эти внутренние ячейки глубже, чем у лягушек, поэтому дыхательная поверхность легких у них сравнительно больше. Еще больше она у птиц, легкое которых по своему строению походит на губку, пронизанную многочисленными трубочками с ячеистыми стенками. У млекопитающих легкое представляет собой куст трубочек, которые постепенно становятся все тоньше и тоньше, а самые тонкие трубочки, подходящие к поверхности легкого, кончаются пузырьком. Внутреняя поверхность этих пузырьков ячеиста. В этих пузырьках происходит соединение кислорода воздуха с кровью. Если пузырьки разостлать и соединить вместе, получится довольно большая поверхность. В обоих легких человека насчитывается около 1700 таких пузырьков, образующих вместе поверхность в 200 квадратных метров, в то время как поверхность всего человеческого тела меньше 5 квадратных метров.
Еще более удивительные цифры получаются, если мы постараемся определить поверхность красных клеток крови. Они, как известно, поглощают в легких кислород и раносят его по всему телу. Чем больше общая поверхность этих клеток, тем интенсивнее идет обмен газов, то есть дыхание. Поэтому у животных, по мере совершенствования их организации, количество и общая поверхность клеток крови увеличивается. У взрослого человека в одном кубическом миллиметре крови насчитывается около 5 миллионов красных шариков, общая масса крови равна приблизительно 4 400 кубических см. Считая поверхность каждой клетки в 0,000128 кв. миллиметров, получим общую поверхность всех клеток крови равной 2816 квадратным метрам. На такой площади можно разбить сад. 
Дети большие мерзляки, нежели взрослые, поэтому детей приходится одевать теплее. Причиной тому являются не какие-то особенности детского организма, а всего лишь объем тела. Известно, например: чем меньше тело животного, тем труднее ему бороться с холодом. Причина этого явления, можно сказать, чисто геометрическая. Количество тепла, выделяемого телом, тем больше, чем больше объем тела. Часть тепла тело отдает окружающей среде через свою внешнюю поверхность, поэтому чем больше поверхность тела, тем больше оно отдает оно тепла. При этом, отдавая тепло, тело, естественно, охдаждается. Когда рост ребенка увеличивается, например, в 2 раза, то объем тела увеличивается в 8 раз. Поверхность же возрастает только в 4 раза. Отсюда ясно, что взрослые охлаждаются меньше, чем дети.
Объемы тел крупных животных по сравнению с их поверхностями большие, а поверхности по сравнению с объемами маленькие. Значит, тело крупного животного вырабатывает большое количество тепла и мало выделяет его в пространство. Наоборот, у мелких животных объемы маленькие, а поверхности по сравнению с объемами  большие. Поэтому мелкие животные вырабатывают в своем теле мало тепла, но много выделяют его в пространство. Стало быть, иметь маленькое тело теплокровным животным невыгодно. Но природа нашла средство компенсировать этот недостаток. Она снабдила мелких животных более теплыми покровами, или, вернее, покровами, ограничивающими выделение тепла в пространство. Так, у северного оленя длина каждого волоса значительно меньше поперечника тела, а у маленького, похожего на мышь, зверька пеструшки, живущей в том же климате, длина волоска почти равна толщине тела. У вороны покрывающие тело перья короче объема тела, а у крошечной синицы, зимующей в наших краях, длина каждого такого пера превосходит толщину тела. Синица зимой, особенно когда взъерошит перья, имеет вид пухового шарика, из которого торчит только хвост.
У многих животных зимняя шерсть отличается по цвету от летней. Так, белка зимой серого цвета, а летом рыжего. Ученым пришла в голову мысль: а не содействует ли холод сам по себе появлению волос какого-либо определенного цвета? Были проделаны такие опыты с кроликами. Сначала выщипали часть шерсти пятна у белого кролика. Держали кролика в теплом помещении. Шерсть выросла такая же белая, как и раньше. Затем у того же кролика выщипывали еще одно место и держали его в холодном помещении. В этом случае на выщипанном месте вырастала черная шерсть. У одного кролика выщипали шерсть на всем бедре, а в этом месте кожа образует несколько складок. В глубине каждой складки кожа не подвергалась действию холода, потому что она была прикрыта здесь двумя соседними складками. Поэтому здесь выросли белые волоски. На открытых же частях выросли черные. В результате на бедре получились правильные черные полоски на белом фоне, чего у кроликов никогда не бывает. У другого кролика получили правильное треугольное пятно на спине.
Гусеницы бабочек довольно прихотливы в пище. Если гусеница питается листьями дерева определенной породы, то обычно она не ест листьев других пород. Но некоторые виды гусениц менее прихотливы и едят разные листья. У таких гусениц сорт дерева влияет на цвет бабочки, выходящей из гусеницы. Так, из гусениц бабочки элопии, питавшихся хвоей сосны, выходят красноватые бабочки. Если же этих гусениц кормить хвоей ели, то получаются зеленые бабочки. Если гусеницу непарного шелкопряда кормить листьями дуба, получаются нормально окрашенные бабочки. Если же кормить их листьями орешника, то вместо серых самцов получаются бледно-желтые и более мелкие. При кормлении их эспарцетом из гусениц выходят бабочки крупных размеров с очень яркой окраской.
Гусеницы бабочки из рода агриннис питается только листьями фиалок, а гусеницы бабочек из семейства сатирид ничего не станут есть, кроме злаков. Одна такая прихотливая гусеница из рода тиридия оказалась настолько сведуща в ботанике, что указала ошибку, которую делали ученые-ботаники. Эта гусеница поедает листья разных растений, но только из семейства пасленовых. Однако она делает какое-то непонятное исключение для растения брунфельсии, которую ботаники относили к семейству норичниковых. Когда ботаники Бентам и Гукер попытались получше исследовать брунфельсию, оказалось, что она относится совсем не к норичниковым, а к пасленовым, о чем гусеница знала лучше ученых-ботаников.
Слышат ли насекомые? Для ответа на этот вопрос нужно отыскать у насекомых орган слуха. У кузнечиков и саранчи найден орган, который, несмотря на его странное устройство и еще более странное положение, приходится считать органом слуха. У кузнечиков он находится на ноге, а у саранчи на брюшке. Какое это ухо, если оно на ноге? - спросите вы. Однако это самое настоящее ухо. Оно состоит из ямки, прикрытой упругой выпуклой перепонкой. Перепонка под воздействием звука дрожит и раздражает находящийся под ней нерв. 
Можно проделать такой забавный опыт. Возьмите скрипку и выйдите в сад, чтобы  определить слуховые возможности насекомых. Для этого нужно как можно ближе подойти к насекомому и взять какую-нибудь высокую ноту. Кузнечики будут протягивать свои усики по направлению к звуку, чем ясно обнаружат, что звук они слышат. Хотя ухо у них находится на ноге, но слуховые ощущения могут восприниматься и усиками. Если поиграть на скрипке для бабочки или стрекозы, мы не заметим никаких признаков того, что они слышат музыку. Возле бабочки можно трубить в трубу, и она не обратит никакого внимания. Можно предположить, что она ничего не слышит.
У пауков слуховых органов не обнаружено,поэтому принято считать, что они ничего не слышат. Однако если поиграть на скрипке возле гнезда комнатного паука,  он вылезет из своего убежища. Сначала возьмем самую высокую ноту. Если он не появится, возьмем ноту пониже, и так перепробуем разные ноты, пока он не покажется. Может, впрочем, случиться, что паук не отзовется ни на одну ноту, но об этом расскажем позже. Обычно он вылезает из гнезда проверить свою паутину и вновь прячется. Опыт вроде бы показывает, что паук реагирует на звук. Но не все так просто.
Допустим, в комнате стоят два пианино. Если мы на одном возьмем какой-нибудь звук (например, до третьей октавы), то на другом пианино бабочки, до которого мы не дотрагивались, начнет дрожать струна той же октавы, и она не только дрожит, но и издает тот же звук. Комнатный паук имеет свою паутину в углу комнаты, а сам прячется где-нибудь в стороне в трещину штукатурки или за обои, но от паутины к месту своего пребывания он проводит сторожевую паутинку. Как только муха попадает в сети и начинает биться и трясти их, это сотрясение по сторожевой паутинке передается пауку. Лишь только он почувствует это, сейчас же отправляется к своей добыче. Сторожевая паутинка натянута как струна. Звук скрипки заставляет паутинку дрожать, и паук думает, что в его сети попала муха. Но для того, чтобы паутинка могла дрожать от звука скрипки, необходимо, чтобы она производила столько колебаний в секунду, сколько колебаний производит струна скрипки, когда мы берем ту или иную ноту. Может случиться, что у паука не будет паутинки, попадающей в резонанс со скрипкой, и тогда паук не появится.
У рыб существует самый настоящий слуховой аппарат. Правда, состоит он только из самой существенной части уха - из внутреннего уха, или лабиринта. Но этот лабиринт в общем устроен так же, как человеческое ухо. Только улитка в нем в зачаточном состоянии. Улитку считают музыкальной частью уха, то есть приспособлением для различения высоты тона. Значит, мы имеем основание думать, что рыбы не могут различать высоту тона, но все-таки они слышат, потому что, в противном случае, зачем им лабиринт?
Так именно думали когда-то все зоологи. Но вдруг появилась работа австрийского зоолога Крейдля, в которой автор доказывал, что рыбы совершенно глухи. Крейдлю многие поверили, так что даже в учебниках появились сведения о том, что рыбы ничего не слышат. Мнение Крейдля было основано на следующих наблюдениях. Он опускал в воду аквариума металлический стержень и смычком приводил его в столь большое сотрясение, что,  получался довольно сильный звук. При этом жившие в аквариуме рыбки ничем не обнаруживали, что этот звук слышат. Они продолжали плавать, не обращая внимания на производимые звуки. Правда, если по стенке аквариума ударить палочкой, то рыбки пугаются, но Крейдль объяснял этот испуг тем, что удар палочкой производит сотрясение воды, которое рыбы чувствуют кожей, то есть при помощи органа осязания. Ученому было известно, что в некоторых местах, где разводят золотых рыбок в пруду, их вызывают из глубины воды звоном колокольчика. Он проверил, действительно ли они плывут на звон. Оказалось, что рыбки подплывают только в том случае, если видят человека, который собирается их кормить. Если же к пруду подойти незаметно, так, чтобы рыбы не видели человека, то никакой звон не заставит их выйти из глубины.
Из этих наблюдений Крейдль сделал вывод, что рыбы совершенно глухи. Однако, утверждая это, необходимо еще ответить на вопрос: зачем же в таком случае у рыб ушной лабиринт, который у человека является органом слуха? И Крейдль дает ответ на этот вопрос. Уже давно известно, что лабиринт, кроме главного своего назначения - служить органом слуха, служит еще для другой цели. При лабиринте есть три канала, имеющие полукруглую форму, отчего и называются полукружными. Они расположены в трех взаимно перпендикулярных плоскостях. Один - в плоскости вертикальной и параллельной продольной оси тела животного, другой - тоже в вертикальной плоскости, но перпендикулярной оси, а третий - в горизонтальной плоскости. Такие же каналы имеются в ухе человека и птиц. Опыты с голубями показали, что если повредить какой-нибудь один канал, например, параллельный длине тела, то именно в этой плоскости голубь постоянно теряет равновесие - он припадает головой или всем телом вперед или назад. Если повредить каналы вертикальный и перпендикулярный длине тела, то голубь припадает на бок. Эти опыты указывают на то, что полукружные каналы, хотя и находятся при слуховом аппарате, служат органом чувства равновесия. При их повреждении птица не чувствует положения своего тела относительно горизонта. Такое же значение они имеют и у человека, и он теряет ориентацию, если эти каналы повреждены, например, вследствие ранения.
Крейдль считал, что лабиринт рыб является только органом равновесия, но не органом слуха.
Попробуйте проверить, насколько его мнение верно. Скорее всего, он ошибался, и вот почему. Его наблюдения над рыбками в аквариуме не доказывают, что рыбки не слышат. Они могли просто не обращать внимания на звук, издаваемый стержнем, потому что он не означал для них ничего. Золотые рыбки, на которых ссылался Крейдль, может быть, в действительности привыкли выплывать не на звон колокольчика, а только в том случае, когда видели фигуру человека, но это не доказывает того, что они ничего не слышат. Наблюдения рыбаков, наоборот, показывают, что рыбы слышат. Некоторые способы лова основаны на том, что рыбы различают звуки. На Волге сомов ловят на крючья, на которые насаживают лягушку, а чтобы приманить сома, рыбак бьет по поверхности воды деревянной рюмкой, отчего получается звук, похожий на кваканье лягушки. Этот способ известен с незапамятных времен, и совершенно невероятно, чтобы рыбаки сотни лет продолжали пользоваться им только по недоразумению. Общеизвестно, что шум на берегу отпугивает рыбу.
Все эти факты указывают на то, что рыбы слышат. Вы сами можете провести некоторые простые опыты. Отыщите место с песчаным дном и прозрачной водой, место, в котором водится какая-нибудь рыба. На берегу можно производить разные звуки: бить палкой по пустому ведру, кричать. Но при этом следует избегать резких движений, которые пугают рыбу. 
Весьма важно выяснить, производят ли какое-нибудь впечатление на рыб звуки, производимые в воде. Ударьте в воде камнем о камень и посмотрите, какова будет реакция у рыб, живущих в водоеме.
И рыбы, и животные, насекомые не любят обращать на себя внимание.
Способов у них для этого много, - обратимся к одному из них, его можно наблюдать в саду. Если у вас есть цветник, а в нем растут какие-нибудь цветы, которые раскрываются ночью, например, табак, то почти наверняка в сумерки вы увидите там сумеречных бабочек, порхающих над цветами и высасывающих из венчиков мед. Это так называемые сфинксы, бабочки с толстым брюшком и продолговатыми крыльями. Задняя пара крыльев этих бабочек окрашена более менее ярко, но передняя пара, прикрывающая заднюю, имеет сероватый цвет - под цвет коры деревьев, старых заборов и других предметов, на которых бабочки сидят днем. При такой окраске их трудно различить даже на близком расстоянии. Тот же способ скрываться существует у кузнечиков, цикад, многих жуков, гусениц, а также у некоторых птиц. Например, совам днем приходится скрываться, поскольку их не любят и не дают им покоя мелкие птицы. Особенно подходит к окружающей среде окраска у козодоя. Эта птица величиной со скворца летает по вечерам и ночью, ловит на лету насекомых, поэтому часто вьется возле стад овец и коз. Днем козодой сидит на дереве, и до такой степени цвет его оперения сливается с корой, что заметить козодоя очень трудно.
Так же прячутся и древесные лягушки. Они сидят на листьях деревьев, причем даже если лягушка кричит, вы ни за что не увидите ее - до такой степени цвет ее спины сливается с цветом листьев.
В средней полосе России водится бабочка стеклянница. Так ее назвали потому что ее ее крылья, в отличие от крыльев других бабочек, прозрачные. Походит она больше на осу: такие же прозрачные продолговатые крылья, такой же формы и окраса брюшко. У жалящих насекомых, пчел и ос, существует особая окраска, по которой птицы отличают их от съедобных насекомых. Например, на верхней стороне брюшка у них видны желтые поперечные полосы. Точно такая же окраска и у стекляницы. Птицы, принимая эту бабочку за осу, не трогают ее. Сходство с осой позволяет вводить в заблуждение врагов. Если вам доведется поймать стеклянницу, посмотрите, какое впечатление она произведет на вашу кошку. Кошки очень охотно ловят бабочек, просто ради забавы, они их не едят. Но кошка, как и птицы, считая стеклянницу осой, даже не посмотрит на нее.
Подобных примеров особенно много в жарких странах. В Америке водится один жучок, который так походит на осу, что когда один натуралист поймал его в сачок, то долго не решался взять его в руки, боясь, что он ужалит.
Там же водится один кузнечик, который до того похож на вонючего жука, что даже знаток насекомых профессор Вествуд, поймавший этого кузнечика, поместил его в своей коллекции с жуками. Лишь после тщательного изучения он обнаружил свою ошибку.
Сменить кукушку на ястреба - значит сделать какой-нибудь невыгодный обмен. Очевидно, в представлении народа, который создал эту поговорку, кукушка лучше ястреба. Да и в действительности эта птица более полезна для человека, нежели ястреб. Она уничтожает гусениц, из которых, за исключением пожалуй гусеницы шелкопряда, все вредны. между тем ястреб уничтожает мелких птиц, из которых почти все полезны, так как они истребляют вредных насекомых. В данном случае, однако, нас интересует не польза или вред названных птиц, а вопрос, почему в своей поговорке народ сопоставляет кукушку с ястребом и почему не взяты какие-нибудь другие птицы. Причиной такого выбора надо считать внешнее сходство этих двух птиц, так что произвести невыгодный обмен кукушки на ястреба при некоторой невнимательности довольно легко. Сходство это тем более удивительно, что птицы имеют различное устройство тела и в зоологии относятся к разным отрядам. Ястреб - хищная птица, а кукушка - нет. Чем же объясняется внешнее сходство этих птиц, подмеченное народом? Оказывается, это сходство есть один из примеров способа вводить в заблуждение врагов.
Известно, что кукушки не строят собственных гнезд, а подкладывают по одному яйцу в гнезда других птиц, причем выбирают птиц значительно меньше себя: славок, трясогузок, горихвосток и других. Молодая кукушка, родившаяся вместе с птенцами другой птицы, растет быстрее. Скоро она вырастает так, что ей не хватает места и она своим телом выталкивает других птенцов из гнезда.
Почему кукушка не вьет собственного гнезда? На этот вопрос зоологи отвечают по-разному. Некоторые полагают, что она, употребляя малопитательную растительную пищу, не может прокормить детенышей. Однако никто до сих пор не проводил анализа ее пищи для выяснения степени ее калорийности.
Гораздо правдоподобнее другое объяснение. Эти птицы несут яйца с большими промежутками времени, приблизительно через неделю по яйцу, таким образом, кукушка несет в один сезон четыре яйца. Если бы она сама стала насиживать их, то попала бы в затруднительное положение: из первого яйца уже вылупился бы птенец, которого нужно кормить, а для того, чтобы кормить, надо отлучаться в  поисках гусениц. Между тем, последние яйца еще необходимо насиживать. Возникает неразрешимая задача. Если кормить первого птенца, пропадут последние яйца. Если же их высиживать, пропадет первый птенец. По этой же причине, надо думать, кукушка и подкладывает по одному яйцу в гнезда других птиц. Яйца кукушки, во-перых, очень малы для ее роста, а во-вторых, окрашены бывают различно, смотря по тому, в чьи гнезда она подкладывает их в данной местности. Если она сносит их в гнезда трясогузок, то и яйца ее по окраске походят на яйца трясогузок и так далее. По этой причине хозяйка гнезда не замечает подлога. Менее понятно, как она позволяет кукушке забираться в свое в гнездо. Кукушка не смогла бы насильно подложить яйца в чужое гнездо, потому что хозяйка просто не пустила бы ее. Если все же кукушке, несмотря на протесты птички, удалось положить яйцо, то птичка покинет потревоженное гнездо и начнет строить себе новое. Кукушке необходимо подложить яйцо тайком, в отсутствие хозяйки гнезда. Вот тут-то и выручает ее сходство с ястребом. Это сходство обнаруживается, когда кукушка в полете - сидящая на ветке, она мало походит на ястреба. Пользуясь своим сходством с этой хищной птицей, кукушка поступает таким образом: она сносит яйцо где-нибудь в траве, потом берет его в клюв и начинает летать низко над землей. мелкие птицы боятся ястреба, поэтому, завидя кукушку и приняв ее за ястреба, они бросают гнездо и прячутся, а кукушка тем временем оставляет в одном из гнезд свое яйцо.
Подобный способ подкидывания детей практикуют и другие представители животного мира. Из них особенно интересны шмели, которые даже получили название шмелей-кукушек. Шмели - всем известные, похожие на пчелу, но толстые и мохнатые насекомые. На пчел они походят тем, что живут сообществами и самим устройством этого общества. В их колонии есть матка, самцы и рабочие шмели, только общество их никогда не достигает таких размеров как у пчел. Обычно в гнезде бывает не более 500 шмелей, тогда как пчел в гнезде живет десятки тысяч. Гнездо шмелей состоит из круглых или овальных ячеек, слепленных из грубого бурого или красноватого воска. Помещается оно в земле под камнями, а иногда в мышиной норе. В ячейки шмели собирают мед, которым кормят своих личинок. Так дело обстоит у обыкновенных шмелей, но существуют шмели-кукушки, которые своих гнезд не делают, а подкладывают яйца в гнезда шмелей других пород. Поэтому у шмелей-кукушек не бывает рабочих, а только самцы и самки, но и те мед не собирают.
Некоторые насекомые жарких стран являются настоящимипротивниками цивилизации. Там, где они водятся, невозможно разведение домашних животных, а в некоторых случаях невозможна и жизнь людей. Эти насекомые завоевали обширные территории и не пускают туда человека. В Парагвае водится муха, которая откладывает яйца в незаживший пупок новорожденных телят и жеребят. Из яиц вылупляются личинки, от которых молодые животные погибают.
Все-таки эта муха не могла остановить заселение Парагвая и прекратить разведение там домашних животных.
Совершенно иное мы наблюдаем в Африке, где водится знаменитая муха цеце. Там живут несколько пород этой мухи. От укуса одной породы гибнет рогатый скот и лошади, поэтому в той части Африки, где она встречается, невозможно разведение домашних животных. От укуса этой мухи у животных начинается болезнь, называемая у негров нагана. Раньше думали, что муха ядовита сама по себе, но потом было доказано, что при укусе она вносит в кровь животного особого микроскопического паразита - трипаносому. Другая порода мухи цеце, укусив человека, заражает его сонной болезнью. Укушенный вскоре впадает в сонное состояние и через некоторое время умирает. Погибают большей частью негры, живущие в деревнях и ходящие почти нагишом. 
С приходом в Африку европейцев муху цеце стали изучать, желая найти у нее какое-нибудь слабое место. Оказалось, что она мало плодовита. За один раз откладывает только одно яйцо, поэтому размножается медленно. Ее личинка превращается в куколку, которая живет в траве. Один английский ученый, изучавший муху цеце, советовал жечь траву. Другие рекомендовали истреблять самих мух, уверяя, что те очень вялы и неосторожны. Однако всех мух таким образом не истребишь. Впоследствии были придуманы химические препараты, отпугивающие или уничтожающие муху цеце. С развитием цивилизации средства борьбы с врагами человека усовершенствовались. Теперь и муха цеце стала не страшна ни человеку, ни животным.
Понаблюдайте за петухом, который водит за собой кур, и прислушайтесь к тому, как он кричит в разных случаях петушиной жизни. Куры прекрасно понимают его клич, когда он находит что-нибудь пригодное в пищу. Он кричит иначе, если завидит пролетающую хищную птицу, и куры точно так же отлично понимают, что означает этот крик. Когда петух находит укромное место, где можно хорошо отдохнуть, он издает особые звуки и приглашает туда кур. Для выражения страха в его «лексиконе» найдутся особые крики. Его «»кукареку»» есть не что иное, как вызов на бой другого петуха, и, наконец, возвращаясь с боя победителем, он издает победный крик. Словом, в распоряжении петуха имеется целый набор звуковых сигналов, которыми он выражает свои мысли и чувства. А ведь петуха нельзя назвать очень умной птицей. Правда, он - птица общественная, живущая в семье, во главе своих жен-кур. Ну а если кто-то стоит во главе даже маленького общества, ему необходимо уметь выражать свои мысли, и для этого лучшим способом может служить умение изменять свой голос, придавать ему различные оттенки.
Если петух имеет в своем распоряжении до десятка различных звуков, то у высших общественных животных, каковыми, например, являются обезьяны, этих звуков должно быть значительно больше. Обезьяны, живя стаями, тоже нуждаются в звуковом общении. И они такой способностью обладают.
Американский ученый Дж. Гарнер изучал обезьяний язык с помощью диктофона. Он записывал разные звуки, издаваемые обезьянами, сидевшими в клетке, отмечая, какому понятию эти звуки соотвествуют. У себя дома он воспроизводил эти обезьяньи «слова» и старался научиться воспроизводить их. Ему удалось узнать, что у обезьян существуют особые звуки или обезьянни слова для обозначения таких понятий как питье, еда, рука и даже для совсем уж абстрактного понятия - погоды.  Гарнер утверждал, что обезьяны любят поговорить о погоде.
Особый звук существует у них для выражения опасности или вообще всего страшного. Гарнер научился воспроизводить его. Когда он произнес его перед одной ручной обезьяной, она начала дрожать от страха, так что потом ее трудно было успокоить. Когда он повторил его, обезьяна в ужасе забилась в угол клетки, а когда Гарнер произнес его в третий раз, обезьяну обуял такой страх, что она перестала брать из его рук пищу и не позволяла себя гладить, хотя до того была совершенно ручной.
Гарнер обнаружил, что каждая порода обезьян имеет свой особый язык, но, будучи посажены в одну клетку, они скоро начинают понимать друг друга, хотя каждая порода продолжает говорить по-своему.
Многие животные имеют хвост. Для чего он?
Назначение хвоста настолько разнообразно, что на эту тему можно было бы написать целую книгу. Не будем здесь говорить об экзотических животных, обратимся к домашним.
Каждому известно, что лошадь и корова отмахиваются хвостом от мух и слепней. Многие знают, что у птиц хвост заменяет руль, то же самое мы наблюдаем у собак, кошек и других животных, когда они быстро бегут и желают изменить направление бега.
Когда кошка осторожно идет по острому коньку крыши или ребру забора, она вертит хвостом вправо и влево, совершенно так же, как действует шестом акробат, идущий по канату. В этом случае хвост служит для балансировки. Но одно назначение хвоста кошек и собак мало кому известно.
Посмотрите, что они делают с хвостом, когда свернувшись клубком, спят на холоде. Кончик носа они вставляют между волосками хвоста, вследствие чего воздух, который они втягивают через нос в легкие, проходит между этими волосками и здесь нагревается. Поэтому, попадая в полость носа, он уже оказывается несколько нагретым, а пройдя по каналам этой полости, окончательно согревается.
Лучшее средство согреться в постели - накрыться с головой одеялом. При таком положении человек втягивает в легкие уже нагретый под одеялом воздух. Между тем, если голова открыта, в легкие попадает холодный воздух комнаты и содействует охлаждению тела.
Кошки, когда им надоедает лежать, скрючившись, заменяют иногда хвост передней лапой, прикрывая им нос.
Птицы и животные произносят самые разнообразные звуки. Особенно в этом выделяется соловей.
Любители соловьиного пения знают, что эти голосистые птички поют по-разному. Одни - лучше, другие - хуже. Особенно славились своим пением курские и бердичевские соловьи. Говорят, что знаменитая в свое время певица Патти, которая так хорошо исполняла «»соловья»», ездила в Курскую губернию слушать и учиться у тамошних соловьев.    
Можно подумать, что под Курском и Бердичевом водится какая-нибудь особая порода соловьев. На самом же деле у нас живет только одна порода так называемого восточного соловья, и только ближе к Западной Европе встречается другая - западный соловей.
Как же могло случиться, что курские и бердичевские соловьи поют лучше других? Этот, на первый взгляд, странный факт объясняется просто.
Известно, что молодые птицы учатся пению у старших, при этом перенимая у них как манеру петь, так и самые напевы. Некоторые птицы подражают даже пению птиц других пород. Скворцы, например, подражают зябликам, иволгам, славкам. Известно также, что перелетные птицы, возвращаясь к нам из теплых стран, прилетают вить гнезда в те самые места, где они родились. Ласточки, несмотря на то, что зимуют в Центральной Африке, прилетают в то самое гнездо, в котором они выводили детей в прошлом году.
По каким-то причинам под Курском и Бердичевом народились соловьи, обладавшие способностью хорошо петь. У них стали учиться пению их дети, а также соседние соловьи. И так из поколения в поколение передавалось это искусство от родителей к детям, а поскольку дети из мест зимовки всякий раз возвращались в родные места, то есть под Курск и Бердичев, то это особое искусство петь и особые напевы не переходило в другую местность. У них могли учиться только те соловьи, которые жили с ними рядом. Таким образом сложились курская и бердичевская соловьиные школы. 
Кстати, яйца соловьев, ласточек, воробьев и многих других птиц имеют одну интересную особенность.
Если сварить яйцо ласточки иливоробья, мы увидим, что белок этих яиц осталсяпрозрачным и полужидким. Между тем в куриных яйцах он делается твердым и непрозрачным. Это свойство белка было открыто одним мальчиком, сыном профессора Тарханова. Как-то однажды, он сварил такое яйцо и, когда убедился, что оно не сварилось, пошел к отцу и сообщил ему об этом. Профессор произвел анализ белка и нашел, что он имеет особый химический состав, отличный от белка куриного яйца. Это был новый в биологии вид белка, и так как ему нужно было дать название, Тарханов назвал его именем сына: тата-белок. Татой звали уменьшительно сына в семье.
Вместе с этим открытием выяснили, что тата-белок имеют так называемые птенцовые птицы, то есть те, у которых из яйца выходят беспомощные, обычно голые детеныши, они сидят в гнезде до тех пор, пока не вырастут. Обыкновенный же белок бывает у птиц, получивших название выводковых. У них из яйца вылупляется детеныш, который, как только обсохнет, иногда еще со скорлупой на спине, начинает бегать и следует за матерью.
Поверх хвоста у птиц находится единственная кожная железа, так называемая копчиковая железа. Она выделяет маслянистый секрет - жирное вещество, котрым птицы смазывают себе перья, для чего клювом они выдавливают это вещество из железы, а затем проводят клювом по перьям. Клювом птица может достать до всех перьев туловища и крыльев, но не может достать до головы. Между тем и эти перья должны быть смазаны. Для того, чтобы смазать и голову, птица сначала покрывает слоем вещества перья спины, затем закидывает голову на спину и трется о жирные перья до тех пор, пока и перья головы не окажутся смазанными.
Копчиковая железа сильно развита у водоплавающих, которые особенно старательно смазывают свои перья жиром. Поэтому их перья становятся водонепроницаемыми. Гусю, как только он выйдет из воды, стоит лишь отряхнуться, и он оказывается сухим. Отсюда и выражение - «как с гуся вода». Вода не задерживается на жирных перьях и скатывается по ним шариками.
У наземных птиц этот жир предохраняет перья от промокания во время дождя, что особенно важно для перьев крыла. У нас на юге водится одна крупная, величиной с индейку, птица - дрофа. У нее нет копчиковой железы, из-за чего ей приходится иной раз очень плохо. Порой во время непогоды перья дрофы пропитываются водой и смерзаются, так что она не может развернуть крылья и лететь.
В хорошую погоду иной раз случается видеть больших птиц на огромной высоте. Орлы, у которых разсмах крыльев достигает двух метров, могут подниматься на такую высоту, что человеку с земли они кажутся точкой в небе. Высота столь велика, что из-за разреженности атмосферы там не могло бы находиться никакое млекопитающее. К этому нужно прибавить, что птицы очень быстро поднимаются на такую высоту и еще быстрее спускаются. Значит, они могут быстро переходить из области большого давления в область малого и наоборот.
В Крыму, например, водятся грифы, питающиеся падалью, они очень любят подниматься на большую высоту. 
Отличаясь чрезвычайно острым зрением, грифы высматривают оттуда добычу. Заметив труп животного или птицы, они с огромной высоты спускаются к цели в течение не более двух-трех минут. Стало быть и такой короткий срок из разреженной атмосферы они переходят в область обычного давления. При этом никаких нарушений в их организме не происходит.
Эта способность переносить быстрые и большие смены давления атмосферы объясняется особым устройством тела птицы. Оно как бы пронизано воздушными мешками, которые сообщаются с легкими, а легкие сообщаются с наружной средой - воздухом. 
Проделаем такой маленький опыт. Уже убитой птице сломаем ногу и - в месте перелома опустим в воду. Затем в дыхательное горло вставим трубку, прижмем плотнее стенки горла к стенкам трубки и начнем дуть в трубку. Из излома кости станут выходить пузырьки воздуха. Это указывает на то, что у птицы горло сообщается с легкими через пустоты внутри трубчатых костей, которые не содержат костного мозга как у млекопитающих. Эти кости наполнены воздухом, и воздух может свободно циркулировать по костям, попадать оттуда в легкие, а из них выходить наружу. Легкие птиц маленькие, но они снабжены большими воздушными мешками, которые помещаются под кожей, между мышцами, внутренностями и дают отростки в пустоты костей. Мешки имеют чрезвычайно тонкие стенки, так что отпрепарировать их и вынуть из птицы невозможно. Но доказать присутствие их нетрудно. Если мертвой птице дуть в дыхательное горло, то ее тело раздувается, причем поднимается кожа. Это происходит из-за того, что раздуваются подкожные мешки. Если на тело только что убитой птицы сильно нажать, будет слышен легкий треск - это лопаются мешки. После этого птица кажется меньше, чем была.
Теперь представим, что птица поднимается кверху, где давление становится все меньше и меньше, значит соответствующим образом уменьшится давление и воздуха, находящегося внутри птицы, то есть,  давление снаружи будет равняться давлению изнутри, отчего птица и не  испытывает никаких изменений в своем организме.
Продолжим наши опыты. Положите в саду недалеко от улья бумажку, пропитанную медом, или поставьте блюдечко с медом. Подождите немного, и вы увидите, что на мед села пчела. Для того, чтобы узнать ее в дальнейшем, постарайтесь смазать ей спинку заметной издали краской. Пчела, набрав меду, улетит. Недолго придется вам ждать, пока вместе с ней, а иногда и без нее прилетит множество пчел. Очевидно, пчела сообщила своим, что на скамейке имеется хороший запас меда. Каким же образом? Ведь она не умеет говорить!
Дело в том, что только что открытый мед пчела никогда не откладывает в соты, а раздает его своим товарищам. Кончив раздачу, она начинает производить особого рода движения - медовый танец. Быстрыми мелкими шажками пчела начинает кружиться по сотам в одну сторону. Во время этого танца другие пчелы прикасаются своими усиками к брюшку танцующей. Видно, что они обнюхивают ее. Весь смысл танца заключается в том, что пчела старается преподнести свое брюшко к усикам по возможности большего числа своих товарищей. Нюхайте, дескать, и летите искать этот мед! После танца среди пчел возникает возбуждение, сотнями они вылетают из улья и отправляются на поиски. 
Если пчела, найдя мед, по возвращении в улей по какой-либо причине не танцует, то ее появление в улье никакого переполоха не вызовет, и открытый мед может оставаться несколько дней нетронутым. Если же пчела танцевала, то ее находку пчелы отыщут за несколько минут, если только расстояние не слишком большое.
Чтобы накормить свое потомство, пчелы собирают не только мед, но и цветочную пыльцу. При этом они никогда не берут ее с тех же самых цветов, на которых собирают мед. Когда разведчица находит новый запас цветочной пыльцы, она отправляется в улей и начинает танцевать, но этот танец отличается от медового. Пчела начинает усиленно вертеть брюшком в разные стороны и разбрасывает пыльцу со своих ножек на усики других пчел. И эту пыльцу пчелы отыскивают тоже по запаху. Вы можете проделать следующие опыты. Заметьте цветы, на которых пчелы собирают пыльцу, и, когда пчела улетит с цветка, обстригите ножницами тычинки, выделяющие эту пыльцу. Если вы при этом не выпачкаете пыльцой самого цветка, то пчелы не будут прилетать на него за пыльцой. В одном и том же улье одна группа пчел собирает пыльцу с одного вида растений, а другая группа пчел с другого вида и не трогает никакие другие. 
Ученые наблюдали, как из стеклянного улья одни пчелы летели за пыльцой на колокольчики, а другая группа на шиповник. Пчел каждой такой группы ученые пометили особой краской на спинке, так что легко могли различить, какая пчела на какой цветок летает за пыльцой. Когда пчела-разведчица, набрав пыльцы в цветке колокольчика, улетела в улей, у колокольчика вырезали все тычинки и заменили их тычинками шиповника, закрепив их крошечной булавкой. На этот цветок начали летать пчелы, которые и ранее собирали пыльцу с цветков шиповника. Очевидно, пыльца каждого вида растения имеет свой собственный запах, по которому пчелы отыскивают ее.
Пчелы устраивают ульи в дуплах деревьев и так привыкают к своему дуплу, что легко отыскивают и само дупло и вход в улей. В природе не бывает так, чтобы улей повернулся или отодвинулся, поэтому у пчел не развивалось способности отыскивать улей, изменивший свое положение. По этой причине пчелы становятся почти беспомощными, если такой случай воспроизвести искусственно. 
Когда пчелы улетят за добычей, поверните улей летком, то есть отверстием, через которое они проникают внутрь, в другую сторону, оставив сам улей на прежнем месте.
По возвращении пчелы соберутся на том месте, где раньше находился леток и где теперь его нет. Если улей повернут в противоположную сторону, они могут и совсем не найти входного отверстия. Попробуйте теперь отодвинуть улей шагов на семь. Пчелы соберутся в месте, где улей раньше стоял, но все-таки через некоторое время отыщут свой дом и заберутся в него. Если вы отодвините улей еще шагов на семь от прежнего места, пчелы будут кружиться там, где улей раньше стоял, и не найдут своего жилья. Теперь уберите улей и поставьте на его место пустой ящик с дыркой. Пчелы заберутся в этот ящик и даже станут строить соты.
Опыты показывают, что пчелы отыскивают улей по месту его положения. Неуменье их отыскать улей, если его перенесли на другое место, тем более странно, что они могли бы и его найти по запаху.
Если вы найдете муравейник, проделайте с муравьями такой опыт. Обычно эти насекомые суетятся возле своего дома в большом количестве. Иногда они протаптывают себе дорожку и по ней длинными вереницами направляются за добычей и по ней же возвращаются. Отыщите невдалеке от муравейника одинокого заблудившегося муравья и положите перед ним кусочек мяса такой величины, что одному муравью утащить его невозможно. Сначала он постарается тащить его. В это время постарайтесб пометить муравья краской. Когда муравей убедится, что одному не справиться, он побежит за подмогой и в скором времени явится с несколькими своими товарищами. Вы его узнаете по краске.
Начинается работа. Муравьи облепляют кусочек мяса со всех сторон и тащат его. Кусочек двигается мало-помалу. Долго муравьи возятся с ним и, наконец, кусочек оказывается в муравейнике.
Каким образом муравей сообщает товарищам о находке, точно неизвестно. По всей вероятности, он дает им понюхать свои челюсти, которые уже прикасались к мясу.
В жизни муравьев и многих других насекомых обоняние играет более значительную роль, чем другие органы чувств. С помощью этого органа чувств муравьи отличают своих товарищей от муравьев других пород.
Существует много муравьиных пород, различающихся по величине, форме тела и по цвету. Муравьи разных пород относятся друг к другу враждебно. Если чужой муравей забредет в муравейник, хозяева его убивают. Но можно хозяев обмануть. Наберите в руку муравьев побольше, так, чтобы рука пропахла муравьями, а потом выпустите их. Затем той же рукой наберите муравьев другой породы, чтобы они от вашей руки пропахли тем же запахом. Тогда хозяева гнезда пропустят чужих муравьев, думая, что это их товарищи. Это показывает, что муравьи различают своих и чужих по запаху.
Биолгия становится поистине занимательной, если ее изучать на живых животных. Можно таких животных видеть в натуральной природе, но так как почти все они очень осторожны, то за их жизнью наблюдать трудно. Можно стать свидетелем только отдельных эпизодов этой жизни, но многие подробности ускользают от нашего внимания. Другое дело, если животных мы держим у себя дома. Правда, и этот способ наблюдения имеет свои недостатки, поскольку в неволе животные чувствуют и ведут себя не так, как на свободе. Некоторые из них при хорошем уходе и нормальной обстановке привыкают и живут как у себя в поле или в лесу. Поэтому любителям природы можно посоветовать устроить дома террариум или аквариум.
Террариумом называют место для наземных животных - в основном пресмыкающихся и земноводных.
Возьмите небольшой ящик, в одной из продольных стенок которого сделайте небольшой вырез и затяните его мелкой проволочной сеткой. На другой продольной стенке подобный вырез следует закрывать стеклом. Через это окошко в террариум будет проникать свет, через него же вы будете наблюдать животных. Сверху ящик нужно прикрыть доской или, еще лучше, стеклом. В короткой стенке ящика следует сделать дверку, через которую можно пускать животных и чистить помещение. На дно ящика кладут цинковый лист, - лучше всего с загнутыми краями. Лист предохраняет деревянное дно ящика от сырости. На лист насыпают крупный сухой песок. В середине ящика в этот песок вкапывают плоскую чашку с водой таким образом, чтобы края чашки е выступали поверх песка или выступали невысоко. Устраивают террариум по-разному, в зависимости от того, каких животных предполагается туда поместить. Полезно поместить какое-нибудь живое растение в горшке, а также укрепить сухую ветку, по которой могли бы лазать лягушки, ящерицы и змеи.
Для ящериц и змей следует устроить укромное место, куда они могли бы прятаться. Для этого можно положить на песок в углу ящика крупных камней, положив их так, чтобы между ними оставались промежутки. Ящерицы любят залезать также под опрокинутый цветочный горшок, у которого на краю выбит кусок стенки. В террариумах понаряднее ставят горки из туфа с пещеркой, где могут прятаться ящерицы.
Нельзя, конечно помещать вместе животных, из которых одно может съесть другое. Ужи с ящерицами живут довольно мирно, но крупные ящерицы пожирают мелких.
Большинство пресмыкающихся питается животной пищей. Ящериц можно кормить тараканами, мухами, земляными червями. Все пресмыкающиеся и земноводные охотнее берут то, что движется. Древесные лягушки отлично ловят мух, даже когда те летают. Жабам и обыкновенным лягушкам пищу следует подносить на кончике тонкой палочки или проволоки. Таким же способом можно кормить и водяных черепах, которые охотно хватают кусочки мяса, но делают это только если находятся в воде. Наземные черепахи питаются растительной пищей: они любят капусту, салат, едят и обыкновенную траву, а также вареный картофель. Неядовитых змей - например, наших ужей - кормят живыми лягушками, тритонами, мелкой рыбой.
Само собой разумеется, что время от времени террариум нужно чистить. Если кто-нибудь из животных снесет яйца, их надо взять, сложить в коробку, выстланную мхом, и иногда вспрыскивать их водой. Из яиц могут вылупиться детеныши, которых в общий террариум пускать не следует: их там непременно съедят.
Наши хладнокровные животные на зиму погружаются в спячку. Если их держать зимой в теплом помещении, и они не засыпают, но обычно в ту же зиму погибают. Поэтому лучше предоставить им возможность спать. Для этого посадите их в особый ящик со мхом или сеном и поставьте его в холодном месте, где температура не превышает 3-4 градусов.
Очень хорошо себя чувствуют в террариумах жабы. От обыкновенных лягушек вы можете их отличить по бородавчатой коже. У глаз они имеют по одному большому бугру, представляющему из себя как бы несколько бородавок, слившихся вместе. У них короткое, толстое и неуклюжее тело; ноги короткие, отчего жабы прыгают плохо. У нас водится два вида жаб: зеленая и серая. У первой спина светло-зеленого цвета в темно-зеленых пятнах. Серая жаба серого или бурого цвета и значительно больше зеленой. Попадаются экземпляры почти в ладонь величиной. В террариуме для жаб нужно устроить какое-нибудь укромное место, куда они могли бы прятаться днем. На охоту они выходят по вечерам.
Существует мнение, что если взять жабу в руки, то вскочат бородавки. Убеждение это ошибочно, и вы можете брать их совершенно спокойно. Взяв жабу в руки, вы почувствуете, что ладонь стала влажной. Это происходит потому, что из кожи жабы выделяется едкая жидкость. Ее выделяют железы, открывающиеся на вершине бородавок и на том бугре, который находится позади глаз. Жидкость служит средством защиты. Жаб не едят ни птицы, ни другие животные именно из-за этой ядовитой жидкости. Если ее вспрыснуть под кожу собаки, собака умирает. Молодые неопытные собаки иной раз берут жабу в рот, но тотчас же выбрасывают. Сок ядовитых желез раздражает слизистые оболочки. Если он попадет в глаз, глаз может разболеться, так же и рана на руке. Но если никаких ран и царапин нет, жаба вреда не причинит.
В Германии, например, к жабам относятся весьма уважительно. Если немец, владелец сада, найдет на улице жабу, он сажает ее в фуражку и относит в свой сад.
Днем жабы прячутся под камнями и в других укромных местах, а вечером выползают и направляются в сад или огород ловить насекомых. Как они их ловят, вы можете наблюдать в террариуме. Для этого большую муху или дождевого червя на конце длинной тонкой палочки поднесите к носу жабы. Сейчас же ее рот откроется, оттуда выскочит язык и мгновенно схватит добычу.
Летом, после сильного ливня, на садовых дорожках появляется множество маленьких лягушат. В деревнях и сейчас считают, что они падают с неба вместе с дождем. Но это не так.
Жабы бодрствуют только по ночам, отчасти потому, что не выносят сухого воздуха, который бывает днем в ясную погоду. Днем они прячутся под камнями, досками и в норках. Во время сильного дождя все эти укромные места наполняются водой, и жабам поневоле приходится их покидать.
Однако появление лягушек и других животных на земле вместе с дождем не так невероятно, как может показаться. Известно, что на море нередко бывают смерчи, когда низко ползущие тучи втягивают в себя столб воды, и этот столб несется по поверхности моря, может дойти до берега и там рассыпаться. Вместе с водой втягиваются и мелкие морские животные, которые падают вниз, когда рассыпается водяной столб. Смерчи могут быть и на суше. В этом случае они втягивают песок, а вместе с ним и наземных животных. Случаев дождей с животными насчитывается довольно много. В Англии во время сильной бури вдруг посыпались сверху селедки и крабы. В Укермарке в 1814 году шел дождь из щук и окуней. Буря, разразившаяся в 1890 году в Швейцарии, сопровождалась дождем из живых гусениц.
Рассказывают, что во время одной очень сильной бури по воздуху неслись несколько кошек, своим жалобным мяуканьем перепугавших местных жителей. 
Раз мы заговорили о физических явлениях, припомним из школьного курса физики закон Архимеда, который, как известно, заключается в следующем: всякое тело, опущенное в воду, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им вода. Так как удельный вес живущих в воде животных обычно бывает близок к удельному весу той воды, в которой они живут, то они в воде почти ничего не весят. Поэтому сила земного тяготения им не мешает Они могут достигать таких размеров, какие невозможны для наземных животных.
Исполины животного царства в действительности живут в море. Это - киты, которые относятся к классу млекопитающих, потому что они дышат легкими, кровь имеют теплую, детенышей кормят молоком. некоторые породы китов достигают 20 метров в длину и 100 тонн веса. Такого исполина на суше представить невозможно. Он должен был бы погибнуть под тяжестью собственного тела.
Киты питаются мелкими животными, живущими на поверхности моря. Гоняются они и за мелкой рыбой. В погоне за добычей киты иногда садятся на мель. Если это произошло во время прилива, то с наступлением отлива кит может оказаться далеко на суше. Вот тут-то и сказывается закон Архимеда. тот вес, который кит терял в воде, обнаруживает себя на суше: мышцы кита начинают обвисать. кровеносные сосуды под давлением тела защемляются, и кит, хотя он и дышит легкими, на суше очень скоро погибает.
Можно ли представить на суше животное величиной, скажем, с ворону, у которой тело имело бы вид полужидкого киселя? Такое тело под действием силы тяжести сплющилось бы, а в море таких животных водится множество: например, медузы с прозрачным и студенистым телом. В воде они красивы, имеют очертания чашки или зонтика, опрокинутого острием вниз. Но если взять такое животное в руки и вынуть из воды, его тело начнет рваться кусками. Медуза, выброшенная волной на берег, сплющивается и умирает.
Да, каждому зверю, каждой птице, букашке и даже каждой былинке своя радость и свое горе. Уж на что орел или лев! Величают их царями животных; а ведь и на них есть управа. Сцепись, например, лев с тиг­ром или обкрути его хорошенько восьмиметровый удав, так еще неизвестно, кто кого одолеет !
Орел часто живет на непри­ступных скалах, среди высоких гор, вершины которых увенчаны снегом. Тут на каменном выступе, под от­весной скалой, устроено его гнездо. Кругом - голые утесы, среди которых ранним утром плывут гу­стые белые облака, а внизу - глубокие ущелья и цве­тущие долины, на которых мирно пасутся крестьянские стада. Над ними высоко-высоко в небе кружится орел, высматривая зорким глазом добычу пожирнее да посытнее. Посмотрите, какие у него мощные крылья, какой острый клюв, какие цепкие, сильные когти. Несдобровать тому, кого наметит он себе в жертву! Мед­ленными кругами спускается он все ниже и ниже.
В стаде почуяли опасность: заблеяли овцы, сомкну­лись теснее, прижались друг к другу; но орел вдруг сложил свои крылья и камнем полетел вниз. Еще несколько минут, и он уже расправил свои крылья, взмах­нул ими что есть силы, напрягся и медленно поднялся кверху, крепко держа в когтях, украденного ягненка... Уж подлинно хищник, смелый, нахальный, сильный хищ­ник! «Царем птиц» его величают. Но так ли это? Где его царство? Кто его подданные? Нет у него ни царства, ни подданных. Это только люди так, для красного словца, царем над птицами его прозвали. Какой он царь, коли всякий другой такой же, как и он, орел - а их миллионы! - норовит насолить ему, отбить у него добычу, потрепать его за хвост да за крылья, щелкнуть раз-другой клювом по его царской голове. И не только орлы, но и хищники чином ниже, вроде коршунов, ястребов и соколов, всячески стара­ются досадить ему: гурьбой преследуют царя, мешают охотиться, вырывают добычу, осыпают ударами своих крыльев, ног и клювов. Мы уж не говорим о том, что орлу приходится пасовать перед таким хищником, как кондор, который крупнее и сильнее его. Знаете ли вы, что если кондор развернет свои крылья, то от одного конца их до другого можно смело отсчитать метра три, если не больше? А силы-то в нем сколько! Не то что ягненка или зайца - барана может утащить в своих когтях.
А вот еще вояка бесстрашный, носорог однорогий (есть и двурогий), родственник слона, из породы толстокожих. Безобразное и страшное животное! Громадное и жирное тело его держится на четырех коротких ногах, точно на чурбаках. Толстая и твердая шкура повисла складками на боках и спереди, небольшой хвост болтается, как у свиньи, а на вытянутой, отвратительной морде сидит большой загнутый костяной рог - грозное оружие носорога. Охотиться на носорога - дело трудное и рискованное, приходится прибегать к различным хитростям, устраивать засады и ловушки. Силы у него много, а храбрости еще больше. Ростом он меньше слона; но если ему случится драться со слоном, то последний не всегда остается победителем: бывает нередко так, что и слону достается порядком от страшного рога.
Не одну, однако, силу приходится применять в борьбе с врагом, защищать себя или самому нападать. Вот, например, страус. Громадная это птица: расстояние от ног до головы почти два метра. Сильна она, правда, но глупа и трусовата. На что ей ум и храбрость? Природа наделила страуса такими быстрыми ногами, что, как пуститься он бежать по степи - на коне не догонишь!
Или возьмем одного небольшого жука. Называют его бомбардиром. Лишь только погонится за ним другой жук, покрупнее и большой лакомка, так бомбардир пустится наутек, но то же время начнет стрелять в хищника такой вонючей жидкостью, что неприятель сделав несколько шагов вдогонку, поворачивает назад. К чему бомбардиру сила, коли он и без нее хоть кого отвадит... А еж? Тоже небольшая тварь, а тем не менее собака, при всем своем желании, ничего не может с ним поделать. Свернется еж в клубок, растопырит свои острые иглы и лежит себе спокойно, ожидая, пока разозлившейся собаке не надоест лаять попусту и она не отойдет, исколовши себе понапрасну всю морду.
Не хуже ежа может обороняться от врагов и дикобраз. Взгляните, какой он потешный. Настоящий «степка-растрепка»! Растопырил во все стороны свои длинные, жесткие иглы и, видимо, очень доволен своей судьбой: знает, что к нему и подступиться нет никакой возможности, потому что вряд ли кто захочет исцарапать себе морду о его твердые, острые иглы.
Есть еще одно занятное животное, по имени броненосец. Точно древний воин, закованный в прочную броню, зверь этот заклю­чен в футляр из костяных блях; в футляре есть отверстие для головы, ног и небольшого хвоста. Зверь этот может, подобно ежу, свернуться в клубок и защищаться таким образом от нападающего на него врага.
Ну, пока об этом довольно. Только помните: цепкие когти льва, острый загнутый клюв орла, иглы ежа и дикобраза, костяной костюм броненосца, вонючая жидкость бомбардира, сила слона и удава, мягкая, неслышная поступь тигра, быстрые ноги страуса, длинный и липкий язык муравьеда - нужны этим животным в их непростой жизни - порой для нападения, а иногда для того, чтобы защититься самому.


Среди вечных снегов и зеленого лета


Теперь отправимся на дальний север и посмотрим, что там делается.
Сначала идут густые леса вековых лиственниц и елей, здесь среди них царит полумрак, и нет проходу солнечным лучам. Дальше пошли низкорослые, уродливые кустарники, беспорядочно разбросанные там и сям; еще дальше - почти одни лишь мхи да лишайники уныло оживляют бедную, умирающую природу. Наконец жизнь точно обрывается: перед нами открывается широкое, необозримое пространство, покрытое белоснежным ковром. Снег! Приюти­лась эта страна вечного снега у большого моря, такого же холодного, как и сама она. Огромные глыбы, целые ледяные горы причудливой формы и красоты плывут по воде.
А среди льдин - чудовище-великан. Это - кит, самое большое из всех живущих на белом свете животных: в длину он имеет 20-25 метров, а то и целых 30, а весит десятки тонн. Настоящий гигант! Как раскроет свою широченную пасть, в которой может сво­бодно уместиться целая лодка, да заберет в себя несколько бочек воды, так только руками разведешь и никак не сообразишь, почему это говорят, будто он не может проглотить человека или какую-нибудь крупную рыбину. А ведь это правда: человека ему не проглотить, потому что глотка у него маленькая, насилу кулак в нее просунешь. Приходится, пробавляться мелкой водяной тварью: рыбками, червяками да моллюсками-слизняками, которых он и истребляет целыми сотнями. Сила у кита непомерная: хлопнет по воде хвостом - подымется шум и волнение, и шум этот слышен иногда за несколько километров; начнет дышать и сопеть - из ноздрей вылетит целый фонтан водяных брызг, фонтан высотой в несколько метров виден издали; ударит хвостом по большой лодке, в которой сидят люди - мигом перевернет ее вверх дном, а то и разобьет вдребезги. Да, любопытное млекопитающее! Млекопитающее, а не рыба, как думают часто про кита: ведь самка кита, точно так же как и любая корова, лошадь пли собака, рождает живых детены­шей и кормит их своим молоком, пока они не подрастут и не станут самостоятельно добывать себе пропитание. 
Впрочем, в стране вечных снегов и стужи есть нечто более интересное. Что это? На одной из плавучих льдин копошатся неповоротливые увальни. Ба! Да это медведи! Обхватили они какого-то несуразного с виду зверя и стараются его не выпустить. Держи, Михайло, держи крепче, а то нырнет тюлень под лед, и пропала тогда твоя добыча!
Однако на случай такой неудачи медведю нечего особенно печалиться: вон какой белой шкурой наделила его судьба, совсем как снег. Спрячется он за льдиной - не то что тюлень, а и сам человек не скоро разглядит его и отличит от снежной глыбы. Да, легко ему спрятаться от чело­века, охотника до его белой пушистой шкуры, легко остаться незамеченным и для тюленя, до которого он сам большой охотник.
Здесь на дальнем севере, в тундре, некоторые другие животные тоже белые, так что и их не скоро разглядишь среди снега. Вот по снегу скачут зайцы. Совсем снежные шары! Хорошо, что двигаются: видно, что живые, а то трудно было бы и распознать их. А вон и снежный подорожник. Тоже так слился со снего, что трудно разглядеть его белому соколу, который до этих птиц большой охотник.
Стоит подорожнику присесть смирно где-нибудь за снежной кочкой, и сокол, не заметив его, пролетит мимо. К счастью сокола, он сам тоже же белый: налетит вдруг снежным комом откуда-нибудь незаметно, тогда подорожника поминай как звали. Легко подорожнику укрыться от хищника, но так же легко и соколу остаться невидимым для добыли.
Впрочем, зачем ходить, в страну снежных ковров и вечной стужи, когда и ближе можно найти немало таких животных, которые окрашены под цвет окружающей среды.
В голых степях с их серовато-желтой глинистой почвой, усеянной множеством камней такого же цвета, всяких животных можно здесь встретить: и ящериц, и змей различ­ных, и маленьких зверь­ков, и птиц разноперых. В какой же цвет они окра­шены? Да в такой же са­мый, как те голые степи, где они живут, и камни, за которыми они скрываются от своих врагов и выслеживают себе добычу. Чешуя у змей и ящериц, живущих тут, серовато-желтого или желтовато-грязного цвета. Перья на спине у мно­гих птиц (например, у жаворонков), живущих в степях, цветом своим очень напоминают цвет песчаной почвы. Летит над такой степью ястреб или коршун, выслежи­вает добычу своим зорким глазом и, понятно, схватит ту жертву, которая лучше видна с высоты среди кочек и камней, ту, которая цветом своей чешуи или перьев меньше всего подходит под цвет этих кочек и камней
Скрывайся, кто как может!
Выйдем летом в поле, покрытое молодой травой. Жизнь кипит здесь, и множество различных звуков сли­вается в разноголосый нестройный хор. Это кузнецы-му­зыканты и сверчки-певуны затянули свои веселые летние песни и стараются перещеголять друг друга. Поймаем-ка одного из этих надоедливых крикунов. Смотрите, какой он зелененый, совсем под цвет травы, на которой он только что сидел. Вот и другой - этот позеленее и с желтеньким брюшком. Там третий - посветлее, с крапинками на крыльях. Но ведь не все же, наконец, кузнечики зеленые? Да, не все, но тут, в зевком траве, многие таковы. И как удобно им быть зелеными: в то время как кузнечики и сверчки другой масти, например, серо-желтые, светло-коричневые и т. п., то и дело попадают в клюв различным птицам, зеленые совершенно сливаются с травой.
Приглядитесь повнимательнее к стволам и ветвям деревьев в лесу или в саду, и вы наверное увидите много различных жуков и букашек, которые цветом своих крыльев подходят под цвет коры этих деревьев. Иные так просто до смешного, словно нарочно, подражают цвету коры: если она светло-коричневая с темными крапинками, то и у насекомых крылышки так же окрашены. На что же им все это? Да затем же, зачем и кузнечикам их зеленый костюм, скрывающий их в траве от птиц. Много таких жучков водится на свете, и рассказывать о них пришлосьбы слишком долго.
Вот разве о долгоносиках рассказать поговориь немного. Эти небольшие жучки, названные долгоносиками, или слониками, потому что головки их вытянуты вперед наподобие хо­ботка, причиняют иногда много бед деревьям, на которых они поселялись. Что же они делают? Одни из них взби­раются на деревья, которые только что начинают рас­пускаться, заползают в почки и откладывают там яички; проходит неделя-другая, из этих яичек выползают малень­кие червячки (личинки долгоносиков), которые с жадностью начинают поедать почки. Другие ищут себе пищи понежнее: молодые почки деревьев им не по вкусу, и потому они пробираются в цветочные почки, то есть в такие почки, из которых должны вот-вот распуститься цветы. Тут, внутри цветочных почек яблони или груши, они откладывают свои яички, из которых, как и следует ожи­дать, в скором времени вылупляются червячки. Червячкам надо есть, ну, а пища у них тут же под руками; они принимаются за бутоны цветов, объедают, и бедная яблоня или груша остается совсем без плодов. Третья порода долгоносиков не довольствуется и цветочными почками. Эти уж совершенные лакомки: им подавай свежий, наливающийся плод или ягоду - вот куда отложат они свои яички.
Вылезшая из яичек детвора мигом принимается за плоды, которые от этого часто не дозревают и портятся. 
Словом, крохотные долгоносики, как ви­дите,- порядочная дрянь, и остается только пожа­леть о том, что они так ловко скрываются от глаз на­секомоядных птиц. Цвет их тела как нельзя лучше подходит под цвет коры деревьев, на которых они охотнее всего расселяются: птицы плохо различают их на коре и потому только немногие становятся их жертвами.
Кто видел зайца или куропатку, тот знает, какого они цвета. Куропатка живет вместе с другими куропатками, по большей части, среди скал, покрытых лишайником. Цвет ее перьев повторяет цвет камней и ли­шайников. Однако с наступлением зимы снег точно белым саваном накрывает землю. А что же наша куропатка? Она меняет свой темный костюм на совершенно бедый. Иной раз пройдешь мимо десятка таких белых куропаток, расположившихся преспокойно на снегу, и не заметишь их.
То же можно сказать и про некоторых зайцев: с наступлением первых холодов они становятся белыми и делаются похожи на тех зайцев, которых мы с вами уже встречали в белоснежных полях далекого севера, где даже такая птица, как сова, которой на роду написано носить мрачное одеяние, и та белого цвета.
Что же увидим мы, если из далекого севера пере­несемся в жаркие страны земли, туда, где царит вечная весна, где деревья не сбрасывают с себя своего роскошного зеленого наряда, где жизнь не замирает ни на одно мгновение? Здесь, в темно-зеленой листве прекрасных деревьев, скрывается множество птиц, одетых в самые яркие и блестящие наряды: вот рубиново красные и изумрудно-зеленые птицы-мухи (колибри) легко перепархивают с цветка на цветок, вот забавные говоруны-попугаи, щеголяющие друг перед другом своим пыш­ным оперением. И между тем, если присмотреться повнимательнее ко всем этим птицам, станет заметно, что в их оперении преобладает зеленый цвет; мало этого, тут есть много птиц совер­шенно зеленых. И как же может быть иначе? Ведь именно зеленый цвет скрывает их, живущих среди вечной зелени, от злых глаз ненасытных хищников. 
Но оставим пернатое царство и перенесемся с деревьев на землю.
Здесь, среди густой травы, ползают зеленые змеи, тихо и незаметно подкрадываясь к маленьким гнездыш­кам, из которых доносится только что вылупившихся птенцов; здесь быстро шныряют во все стороны зеленые ящерицы; здесь несчетное количество зеленых жуков, кузнечиков, пауков суетливо копошится, прыгает и скачет в траве. Разглядывая этих обитателей вечно зеле­ного леса, мы нечаянно задели одну из ветвей дерева, и с нее свалилась на землю небольшая зеленая-презеленая лягушка, свалилась и затерялась в зе­лени.
Да, как видите, окраска различных животных и насекомых играет в их жизни огромную роль: одни представители фауны стараются приобрести такое одеяние, чтобы стать незаметными в снегу, в траве, среди ярких цветов, зе­мляных кочек и камней и не попасться на глаза выслеживающим их хищникам; другие, выбирая свой наряд, то скромный, то пышный, стремятся оставаться невидимыми для намеченной жертвы. Конечно, не все животные непременно окрашены под цвет тех мест, где им приходится проводить свою жизнь. Не все, но многие: одни - больше, другие - меньше, одни - удачнее, дру­гие - менее удачно.
Почему же природа так несправедлива к некоторым своим детям Почему для одних она является заботливой и любящей матерью, а для других - злою, беспечною ма­чехой? Откуда взялись все эти белые медведи, белые зайцы, соколы и подорожники, живущие на бескрайних снежных просторах? Как и когда появились зеленые ящерицы, птицы и насекомые, так часто встречающиеся в жарких странах земли? Обо всем этом мы побеседуем дальше.



Светящиеся животные


Кому из нас не приходилось любоваться в теплый летний вечер зеленоватыми огоньками жучков-светляков, стрелою рассекающих воздух в различных направле­ниях? Но многие ли знают, что способностью светиться наделены не только некоторые жучки, но и другие животные, особенно обитатели морей и океанов?
Каждый, кто проводил лето на берегу Черного моря, не раз становился свидетелем одного прекрасного зрелища природы.
Надвигается ночь. Море спокойно. Мелкая рябь скользит по его поверхности. Вдруг на гребне одной волны сверкнула светлая полоска. За ней блеснула другая, третья... Их много. Заискрятся на мгновение и померкнут вместе с изсчезнувшей волной, чтобы через минуту загореться вновь. Стоишь, смотришь, как зачарованный, на мелькающие огоньки, заливающие своим светом море, и спрашиваешь - что это такое?
Загадка эта давно уже решена наукой. Оказывается, свет излучают миллиарды микроскопических животных - инфузо­рий, известных под названием ночесветок. Теплая лет­няя вода благоприятствует их размножению, и они носятся тогда по морю несметными полчищами. В теле каждой такой ночесветки рассеяны желтоватые шарики, которые и излуча­ют свет.
Но оставим поверхность моря. Погрузимся в его воды. Здесь картина еще великолепнее. Вот плывут то чинною толпою, то в одиночку какие-то странные существа: с виду точно зонты или колокола из плотного студня. Это медузы: большие и малые, тем­ные и светящиеся то голубым, то зеленым, то желтым, то крас­новатым цветом. Среди этих подвижных разноцветных «фона­риков» плывет спокойно, не спеша, медуза-великан, зонт кото­рой имеет в поперечнике шестьдесят - семьдесят сантиметров. Вдали видны излучающие свет рыбы. Стремглав про­носится луна-рыба, похожая на небесное ночное светило. У одной из рыб ярко горят глаза, у другой на морде сидит отросток, верхушка которого напоминает зажженную электриче­скую лампу; у третьей на нижней челюсти болтается длинный шнур с «фонариком» на конце, а некоторые светящиеся рыбы сплошь залиты сиянием благодаря особым органам, рас­положенным вдоль их тела подобно нанизанным на проволоку электрическим лампочкам.
Спускаемся ниже - туда, куда свет солнца уже не прони­кает, где, казались бы, должна быть вечная, непроглядная тьма. Но и здесь кое-где «горят огни»; и тут мрак ночи прорезается лу­чами, исходящими от тела различных светящихся животных.
На морском дне, среди камней и водорослей, копошатся све­тящиеся черви и моллюски. Их голые тела усеяны блестящими полосками, пятнами или крапинками - точно алмазной пылью; на уступах подводных скал красуются залитые светом морские звезды; тут же шныряет во все концы своей охотничьей терри­тории рак, освещая лежащий перед ним путь огромными, похо­жими на подзорную трубу глазами.
Но великолепней всех один из головоногих моллюсков: он весь купается в лучах ярко-синего цвета. Одно мгно­вение - и свет погас, точно выключили электрическую люстру. Затем свет появляется вновь - сначала слабый, потом все более и более яркий: сейчас он отливает пурпуром - красками закатной зари. Потом вновь гаснет, чтобы вспыхнуть опять на несколько минут цветом нежной зеленой листвы.
Рассказывая о свечении моря, мы го­ворили, что внутри каждой ночесветки при помощи микроскопа можно увидеть множество желтоватых крупинок: это светящиеся бактерии, живущие в теле ночесветок. Излучая свет, они заставляют светиться и этих микроскопических животных. То же надо сказать и о рыбе, у которой глаза словно горящие фона­ри: свечение их вызывают светящиеся бактерии, поселившиеся в клетках светящегося органа этой рыбы. Но не всегда свечение животных связано с дея­тельностью светящихся бактерий. Иног­да свет производится особыми светящи­мися клетками самого животного.
Органы свечения различных живот­ных построены по одному типу, но одни проще, другие - сложнее. В то время как у светящихся полипов, медуз и морских звезд светится все тело, не­которые породы раков имеют лишь один источник света: большие глаза, похожие на телескоп. Среди светящихся животных одно из первых мест по праву принадлежит головоногим моллюскам. К их числу относится осьминог, обладающий способностью ме­нять цвет своих наружных покровов.
Какие же органы вызывают свечение? Как они устроены и как действуют? В коже головоногого моллюска находятся небольшие твер­дые тельца овальной формы. Передняя часть этого тельца, смот­рящая наружу, совершенно прозрачна и представляет собой не­что, похожее на хрусталик глаза, а задняя, большая его часть как бы завернута в черную оболочку из пигментных клеток. Непосредственно под этой оболочкой лежат в не­сколько рядов серебристые клетки: они составляют средний слой светящегося органа моллюска. Под ним находятся слож­ные по форме клетки, напоминающие собой нервные элементы сетчатки глаза. Они выстилают внутреннюю поверхность этого тельца. Они же и излучают свет.
Итак, «лампочка» головоногого мол­люска состоит из трех различных слоев. Свет излучается клетками внутреннего слоя. Отражаясь от серебристых клеток среднего слоя, он проходит через про­зрачный конец «лампочки» и выходит наружу.
Еще одна любопытная подробность. В коже головоногого моллюска возле каждого такого тельца высится нечто подобное вогнутому зеркалу или рефлектору. Каждый такой рефлектор при «лампоч­ке» головоногого моллюска состоит, в свою очередь, из двух типов клеток: темных, не пропускающих света пиг­ментных клеток, впереди которых распо­ложены рядами серебристые клетки, от­ражающие свет.
Пока организм живет, в его клетках совершаются различные химические процессы. В связи с этими процесса­ми в организме возникают различные формы энергии: тепловая, благодаря ко­торой он согревается; механическая, от которой зависят его движения; электри­ческая, которая связана с работой его нервов. Свет - тоже особый вид энергии, возникающий под влиянием той внутренней работы, кото­рая протекает в организме. Вещество светящихся бактерий и светящихся  клеток животных, окисляясь, излучает световую энергию.
Какую роль играет свечение в жизни животных? Ответить на этот вопрос, имея в виду каждый случай в отдельности, пока не удалось. Но в пользе свечения для многих животных вряд ли можно сомневаться. Светящиеся рыбы и раки живут на такой глу­бине, куда солнечный свет не проникает. В темноте трудно различать, что делается вокруг, выслеживать добычу и вовремя ускользнуть от врага. А между тем светящиеся рыбы и раки - зрячи, имеют глаза. Способность светиться облегчает им жизнь.
Кроме того, мы знаем, как влечет некоторых животных к свету. Рыба, у которой на голове торчит нечто вроде электриче­ской лампочки, или рыба-удильщик, наделенная длинным, как шнур, щупальцем «с фонариком» на конце, использует светя­щиеся органы для привлечения добычи. Еще счастливее в этом отношении головоногий моллюск: его изменчивый, переливча­тый свет привлекает одних, устрашает других. Некоторые раз­новидности маленьких светящихся рачков в минуту опасности выбрасывают струи светящегося вещества, возникающее при этом светящееся облачко скрывает их от врага. Наконец, све­чение у некоторых животных служит средством нахождения и привлечения одного пола животного к другому: самцы таким образом находят самок или привлекают их к себе. Следовательно, свечение животных - одно из приспособлений, которыми так богата живая природа, одно из орудий в борьбе за существование.


Дармоеды и паразиты


Теперь перед нами пройдет разношерстная компания животных-дармоедов, которые присоседились к другим животным и живут за их счет. Не нужно пони­мать так, что они пользуются крохами с барского стола и побираются. Нет, все эти животные, на­зываемые обычно паразитами, доставляют много неприятностей, а нередко и страданий тем, за чей счет они живут. Нет на свете, кажется, ни одного животного, которое не носило бы на себе или внутри себя какого-нибудь паразита. Комары, блохи, клопы, вши, клещи - вот вам целый «букет» паразитов, пресле­дующих человека и часто не дающих ему покоя. А ме­жду тем, что значат они в сравнении с теми паразитами, которые селятся внутри человеческого тела, а также и внутри тела различных животных! Заведется такой паразит где-нибудь в кишечнике, в печени, в мышцах, в коже, в костях, в легких, даже в сердце и мозгу, и гложет человеческое тело, причиняя хозяину его целую уйму неприятностей и страданий, нередко вызывая болезнь и смерть. Неприятные создания. Они не сумели устроиться в жизни так, как устроились другие животные. Туго пришлось их предкам на белом свете, надо было найти способ избежать голодной смерти. И вот выход из надвигавшейся беды был найден: жизнь на чужой счет, паразитизм.
Заметим, что именно человек, а никто другой, дал приют более чем тридцати видам самых разнообразных пара­зитов. Впрочем, с человека хоть есть что взять. Но пред­ставьте себе, что какой-нибудь несчастный таракан, и тот должен носить в себе и питать таких дармоедов, кото­рые очень ловко устролись у него в кишечнике и жи­вут себе припеваючи, питаясь тем, что там находится. Про других же более крупных животных и говорить не­чего: все они дают приют одному или нескольким пара­зитам, всех их природа наградила неразлучными и не всегда безопасными спутниками.
Познакомимся же поближе с некоторыми из парази­тов и посмотрим, нет ли в их жизни чего-нибудь инте­ресного.
Мы уже говорили, что паразиты бывают разные: одни живут на поверхности на поверхности тела живот­ных - на коже, в шерсти, в волосах; другие же распо­лагаются внутри тела - в мыщцах, в кишечнике, в пе­чени, в сердце и т. п. Еще нужно помнить вот что: одни паразиты не задерживаются надолго, другие - остаются пожить некоторое время, а иные не расстаются со своим хозяином до конца дней своих. Есть, впрочем, между пара­зитами и такие, которых нельзя причислить ни к по­стоянным ни к временным. Таковы, например, комары, блохи, клопы. Это - все залетные гости; сядут они на человека или на животного всего на несколько мгновений, насосутся их крови и улетят или ускачут себе по добру по здорову с сытым, ставшим красным брюшком, если только взбешенный их укусами человек не прихлоп­нет их на месте. 
И вот еще что: многие паразиты так малы и ничтожны, что простым глазом их не увидишь: нужно воорузиться лупой или микроскопом, тогда только разглядишь этих крохотных, но очень неприятных наших врагов.
Невооруженным глазом можно увидеть собачьего клеща. Вы, возможно, видели на своих собаках это отвра­тительное членистоногое создание. Живет собачий клещ чаще всего у окраин лесов и на лесных дорожках, где-нибудь в густой траве. Шныряет он нетерпеливо с травинки на травинку, поджидая добычу. Вот бежит собака; клещ уцепился за нее своими крюч­коватыми лапками и ловко шмыгнул в шерсть. Тут уж ему раздолье. Держится он крепко за шкуру собаки и расправляет свои че­люсти, которыми  очень ловко двигает взад и вперед. Проде­лав этими челюстями глубо­кую ранку в коже, клещ за­пускает в нее свой длинный хоботок и начинает пить кровь животного. Сосет он нещадно и тут же, на глазах, толстеет, раздувается, делается совсем круглым да гладким, так что под конец и не узнаешь в нем того исхудалого, плоского клеща, который только что озабоченно бегал по траве, ища, чем бы поживиться.
Есть у собачьего клеща очень близкий родственник, жестокий враг человека, чело­веческий клещ, или, как принято называть его, чесоточный зудень. Вот уж подлинно «маленький, да удаленький»! И не увидеть его без увеличи­тельного стекла, так он мал, этот чесоточный зудень, а ме­жду тем сколько страданий может при­чинить человеку, в коже которого случайно заведется. Заберется несколько штук таких зудней в кожу, рас­плодятся там и путешествуют, прокладывая в коже ходы-галереи. Человек начинает испытывать страш­ный, мучительный зуд, который он старается унять, расчесывая до крови свою кожу; оттого-то про людей, у которых заводятся зудни, говорят, что они больны чесоткой.
А вот еще один кровопийца - комар, надоедливый мучитель людей. Несносное создание! Где только он ни водится: ни холод ни жара ему ни по чем! В некоторых странах комаров водится даже больше, чем у нас. Иногда целые тучи их носятся в воздухе, на­полняя его надеодливым писком; а несчастный человек пускается на всякие выдумки, чтобы как-нибудь избавиться от их укусов. Проныра-комар все равно разыщет-таки себе какую-нибудь щелку, доберется до человека, прозвенит весело над ухом его, сядет на лицо или руку, запустит в кожу жало, проколет ее до крови - и давай сосать ее до тех пор, пока не надуется пузырем, так что и лететь-то ему трудно становится.
Комары водятся и в холодных, и в жарких странах. Главное, чтобы поблизости была река или болото; а известно ведь, что как на севере, так и на юге, очень много болот. Весной каждая комариная самка откладывает обычно штук триста яиц, маленьких, едва заметных. Разыщет она какое-нибудь растение, плавающее в воде, и начинает откладывать свои яички. Как же она это делает? А вот как: выпустит яичко, подхватит его задними лапками и укре­пит на листе; потом еще одно, потом еще, и еще, одно возле другого, до тех пор, пока не получится целая кучка. Яички эти клейкие и потому крепко держатся друг возле друга. И вот уже листок с яичками подхватили водяные струми, и отправились они в плавание. Вскоре из яичек вылупляются небольшие личинки, вовсе не похожие на взрослых комаров. Живут эти личинки в воде, выискивая в ней для себя пищу. Несколько раз они «ли­няют», «переодеваются», то есть сбрасывают оболочку, под которой образуется новая шкурка. При последнем «переодевании» вместо длинных, щетинистых и неуклюжих личинок выходят на свет стройные комары с длинными ножками, прозрачными узкими кры­льями, с тонкой талией и небольшой головкой. Скинув свои рубашки, новорожденные комары расправляют ножки и крылышки и улетают, наполняя воздух пронзительным, звенящим писком.
Теперь не угодно ли принять к сведению, что детвора у комаров рождается за лето несколько раз и что, сле­довательно, нечего удивляться тому, что не­сметные полчища этих насекомых допекают и преследуют чело­века и животных.
Рассказывать ли о других паразитах-кровопийцах, - о мелкой мошкаре, вонючем домашнем клопе клопе, о неуго­монной попрыгунье-блохе? Не стоит: все они одним миром мазаны, все нарушают покой человека, все тянут из него кровь, просверливая сначала ранку в коже своими острыми, как игла, хоботками.
Посмотрим теперь на других паразитов, которые умудряются пробраться внутрь человеческого тела и уже там обзаводятся детворой.
Слыхали ли вы что-нибудь о трихинеллах? Плохо придется тому, кому случайно вместе со свиным мясом попадут они: человек тяжело заболевает. Отчего же это происходит? Неужели ничтожный червячок, которого можно разглядеть только в лупу, способен убить человека? Да, к несчастью, это случается; и, чтобы понять, отчего это происходит, познакомимся поближе с жизнью трихинелл.
У различных домашних животных, чаще всего у свиньи, появляются в мышцах небольшие белые червячки. Они лежат, свернувшись винтом или кольцом, по одному, редко по два и по три, в белых мешочках, которые называются коконами. Тут, в свином мясе, они могут пролежать очень долго, заключенные в свои коконы, как в темницу. Чтобы освободиться из заключения и произвести на свет потомство, этот паразит должен покинуть своего старого хозяина-свинью и обзавестись новым-уже не свиньей, а человеком. Человек сам является ему на выручку. Он убивает свинью, в мясе которой заточены трихинеллы, готовит из этого мяса ветчину и колбасу и пускает все это в продажу. Люди покупают зараженную ветчину и, не обращая внимания на то, что она усеяна внутри множеством белых крапинок (это и есть коконы), едят ее. А пара­зиту это только и нужно было: попав вместе с ветчиной в кишечник человека, трихинеллы освобождаются из коконов. Оплодотворенные самки внедряются в стенки кишечника, рождают мельчайших личинок, которые с током крови разносятся по телу хозяина. Разъедая волокна, из которых сложены мыщцы, они причиняют невыносимые страдания человеку. Так мигрируют трихинеллы из тела свиньи в тело человека, меняя одного хозяина на другого только для того, чтобы продлить свою жизнь и обеспечить жизнь своим детенышам.
Есть у человека еще один паразит, - он называется солитером, - который достается ему от свиньи, а иногда и от других животных таким же точно образом, как и трихинелла. Этот длинный-предлинный червяк иногда достигает 10 метров; только он не круглый, а плоский. Паразитирует в органах и тканях человека и тянет из него живительные соки. Хорошо еще, если в кишечнике заведутся один-два таких паразита; а то случается, что их соберется штук двадцать, и тогда плохо приходится бедному человеку. Его по­стоянно томит чувство голода: ест он за троих, но вместо того, чтобы набираться сил, он все больше и больше сла­беет и худеет. Да и по­нятно, почему пища не идет ему в прок: ведь получается, что он кормит не себя, а нена­сытных солитеров, ко­торые поселились в его кишечнике и завладели всей его пищей.
Да, любителям свинины нужно быть осмотрительней! Недаром Моисей запретил евреям есть свинину; недаром Магомет наложил такой же запрет на свинину для магометан. Исполняя заветы своих пророков, маго­метане и евреи реже других страдают от солитера.
Однако, какое отношение к этиому паразиту имеет свинья? Дело в том, что это неопрятное и обжорливое созданье, как известно всем, ест всякую гадость, а вместе с нею часто прогла­тывает яички солитера. В кишечнике из яичек появляются маленькие небольшие пузырьки; каждый из таких пузырьков вооружен шестью крючоч­ками. Выйдя из яичек, пузырьки пробуравливают своими крючочками стенку кишечника и оттуда пролезают куда-нибудь в мышцы или в печень свиньи. Тут пузырек разрастается, становится довольно большим, и на нем вырастает головка, сидящая на тонкой шейке. Дальше этому зародышу солитера уже нечего делать в свинье: надо как-нибудь попасть в кишечник человека. Попав туда вместе со свиным мясом, паразит теряет свой пузырь; остается одна головка да шейка. На головке теперь четыре присоска и двадцать четыре крючочка. Присос­ками и крючочками паразит плотно прикрепляется к стенкам кишечника человека. Теперь для него настоящий праздник: еды - сколько хочешь, просторно. Расти себе на здоровье! И он растет: становится всё длин­нее и длиннее, число чле­ников быстро увеличивает­ся, и в конце концов из небольшого паразита получается настоящий солитер лента, громадный дармоед-обжора, длина которого иногда достигает десяти метров.
Оставим, однако, человека и по­смотрим, как устраиваются дармоеды при жи­вотных.
Расскажем об одной мухе, от которой туго приходится некоторым паукам. Не все же, в самом деле, паукам завлекать несчастных мух в свои сети! Бывает и так, что паучиха со своими малы­шами попадает в просак и остается в дураках.
Муха, о которой идет речь, совсем особенная и нашим комнатным мухам не чета. Желтая, покрытая бурыми пятнами, с большой головой на длинной шее, с крепкими крючковатыми лапками,- она не подбирает крох со столов, а живет как настоящая хищница, охотясь за другими мелкими насекомыми.
Вы, может быть, знаете, что из мушиных яичек вылупляются сначала не настоящие мухи, а небольшие личинки, которые потом превращаются в мух. Так же точно из яичек нашей мухи-хищницы выползают маленькие червячки (личинки) с лапками, острыми челю­стями и щупальцами на голове; забираются эти червячки куда-нибудь в щели и прячутся там на зиму. Всю зиму они голодают в ожидании весны, когда для них сыщется подходящая пища; а пищей такой для них служат маленькие паучата. Как же они разыскивают себе эту пищу? И почему паучиха-мать, зорко следящая за своими чадами, позволяет обмануть себя и дает в обиду? Она, бедняжка, и не подозревает, что личинки мантиспы (так называется муха, о личинках которой мы сейчас говорим) ее перехитрили. Сидит паучиха в своем гнезде и караулит большой шелковистый кокон, в который сзпрятала она свои яички. Из этих яичек давно вылупились паучки, но выходить им из кокона пока еще рано, так как они еще не совсем подросли и окрепли. Ждет паучиха своих малюток, ждет терпеливо, но на­прасно: не видать ей их, потому что их съели ли­чинки мухи-мантиспы. Страшно, проголодались они за зиму, а с наступлением весны подкрались незаметно к кокону паучихи, продырявили его немножко снизу и забрались в него сами, чтобы полакомиться паучатами. Итак, все паучата незаметно съедены, а несчастная пау­чиха продолжает ждать, что вот-вот пробуравится шел­ковистый кокон и выползут из него ее крохотные де­теныши. Можете теперь представить себе ее гнев и отчаяние, когда через некоторое время из кокона появляются  не паучата, а с шумом вылетит желтая с бу­рыми пятнами муха...
А вот еще и другой такой же злодей: называется он ситарисом и допекает не пауков, а пчел.
Есть дикая порода пчёл, которые строят себе гнезда в стене или в крутых земляных откосах на дороге. Гнездо такой пчелы имеет длинный коридор, в конце которого находится несколько ячеек. Вот здесь-то, в пчелином коридоре, самка ситариса откладывает свои яйца.
Через некоторое время из ее яичек появляются ли­чинки - черные крохотные червячки с острыми челю­стями, длинными цепкими лапками и длинными щупаль­цами (усиками). Сидят себе эти червячки и ждут добычу.
Вот пробирается на прогулку через коридор, один из трутней (пчелиный самец). Улучив момент, личинка ситариса забирается на мохнатую спинку трутня и прячется в волосках. На воле трутень встречается с пчелиною самкой. Во время этой встречи личинка ситариса перебирается со спинки трутня на тело самки.
Прилетает пчела домой, в улей, и тащит вместе с собою незваного гостя. Вот остановилась она над ячейкой, в которой лежит пчелиное яичко, - и опускает туда каплю принесенного меда, чтобы было чем пола­комиться пчелиной личинке, когда она вылупится из яйца. А черненький червяк тем временем тихонько сползает со спины пчелы в ту же ячейку. Бедная ра­ботница-пчела и не чуяла, какого злодея принесла с собой! Очутившись в ячейке, личинка прогрызает пчелиное яичко и высасывает его с большим удовольствием, так как со дня рождения ей в первый раз удалось поесть. Наевшись вдоволь, червяк разбухает, шкурка его лопается, и из-под нее вместо черной личинки с лапками и челю­стями вылезает пухлый белый червяк, слепой, без ла­пок и челюстей. Белый червяк залезает в мед, который оставила в ячейке пчела, пьет его жадно и растет себе на славу до тех пор, пока из него не образуется настоящий жучок. Тогда он осто­рожно продырявливает ячейку и, пользуясь тем, что пчелы усердно заняты своей работой, а потому не обра­щают на него никакого внимания, преспокойно вылетает себе из гнезда.
Так в пчелином улье нежданно-негаданно заво­дится чужак, и из ячейки, в которую пчелиная матка кладет свое яичко, вылетает иногда жук вместо пчелы.
Расскажем еще об одном очень любо­пытном паразите. Есть небольшие насекомые, которых называют наездниками... Впрочем, прежде чем говорить о наездниках, поговорим о гусеницах, на которых наездники нападают. Всякий, конечно, много раз видел бабочек, одна из них зовется шелкопрядом.
Летом бабочка откладывает свои маленькие яйца, иногда штук 200-300, на ветках и листьях деревьев. Про­ходит несколько дней, и из яиц выходят де­теныши; но это не маленькие бабочки, а червячки с челюстями и шестью ножками. Появившись на свет, они сейчас же принимаются за еду. Едят они молодые ветки, почки, листья и растут, становятся все крупнее и крупнее; под конец шкурка, покрывающая их тело, раз­рывается, и они выходят из нее в новой шкурке. Дальше гусеницы - так называются эти червяки - снова берутся за еду и уничтожают ее с еще большим аппетитом, снова растут и снова сбрасывают старую шкурку, линяют. Наконец они совсем выросли. Теперь для них настает новая жизнь. Каждая гусеница строит себе домик-кокон и укладывается там на отдых (засыпает); гусеница шелковичной бабочки (а равно и многих других бабочек) делает для себя кокон из шел­ковых нитей, которые сама же выпускает из своего рта. Спрятавшись в кокон, гусеница последний раз ли­няет (сбрасывает шкурку) и - вот любопытная вещь:  из-под шкурки ее вместо обыкновенной гусеницы появляется какое-то странное создание, гусеница преобра­зилась в куколку. Разорвите один из коконов шелко­вичной бабочки, и в нем вы найдете куколку и высох­шую сморщенную шкурку гусеницы. Приходится подождать несколько дней, пока появится бабочка, а тем временем куколка лежит неподвижно в своей тем­нице. Но часы невольного заточения скоро пройдут; еще немного терпения, и куколка преобразится в бабочку. Одевающий куколку чехол разрывается, и из чехла вы­ходит новорожденная бабочка. Однако стены-темницы пока еще держат ее в заточении: кругом теснота и темнота, кокон еще не раскрылся, бабочка все еще взаперти. Еще одно усилие, и она будет на свободе, расправит свои усики, ножки и крылья и вырвется на свежий воздух, на вольный простор лугов и полей, где тысячи ярких цветов заготовили для нее вкусную пищу. Бабочка смачивает своей слюной передний конец кокона, проделывает в нем отверстие, высовывает сначала свои усики, лапки и голову, а затем и вся целиком вывали­вается из кокона. 
Кончилось время тяжелых испытаний, наступила пора вольной жизни! Вот весело носится она в воздухе вместе с другими бабочками, легко перепархивая с цветка на цветок и собирая сладкий сок. Но недолго ей жить на белом свете. Через несколько дней она отложит яички (если только она самка, конеч­но) и погибнет, а из яичек вылупятся такие же малень­кие гусеницы, какою была раньше и наша бабочка... 
Вернемся теперь к наездникам. Это, как уже было сказано, небольшие насекомые. Они имеют длинное, вытянутое тело и прозрачные крылышки. Брюшко у самок наездников заканчивается трубочкой, которая называется яйцекладом. Этим яйцекладом самки прокалывают в нескольких местах шкурку какой-нибудь гусеницы и вводят в нее свои яички. Из яичек выхо­дят маленькие личинки, которые живут внутри тела гу­сениц и растут там. Что же они едят? Да мясо гусениц. В конце концов получается нечто поистине неожиданное. Вы уже знаете, что из гусеницы должна образоваться бабочка; а тут из тела гусеницы выле­тает небольшой рой наездников, оставляя на месте вы­сохшую, пустую и изодранную ее шкурку. Это ли не дармоеды, коварные, зловредные дармоеды!
Между наездниками встречаются и такие артисты, которые не довольствуются гусеницами бабочек, а откла­дывают свои яички в тело личинок других наездников. То есть - преследуют своих же собратьев. Происходит это так: прилетает самка наездника крупной породы, буравит шкурку какой-нибудь несчастной гусе­ницы и кладет в нее свои яички. Из этих яичек со временем должны вылупиться личинки наездников. Но не тут-то было. Вслед за первой наездницей прилетает другая самка, не такая, как раньше, а иной породы, немного мельче. Отыскивает она гусеницу, в которой уже закопошились личинки наездников, и давай буравить ее своим яйцекладом да запускать ей под кожу свои собственные яички. Выходит, что и на паразитов на­шлась управа: пока они живут в теле гусеницы, в них самих заводятся паразиты; не успеют они откор­миться живым телом чужой гусеницы, как их собствен­ное тело уже идет в пищу другим.
Гусеницам наездники доставляют немало хлопот и неприятностей, но людям они приносят большую пользу. Они истребляют громадное количество гусениц, которые портят наши леса, сады и огороды, объедают листья и молодые побеги Поэтому наездников специально разводят и используют в сельском хозяйстве..



Жизнь обезьян

Трудно, очень трудно живется различным животным на белом свете. Сколько опасностей и страданий при­ходится переносить им! Сколько врагов и недругов, недоброжелателей и соперников окружает их! Голод, жажда, зной, холод -  все это вынуждает их быть осмо­трительными, смышлеными и сообразительными, хитрить и лукавить; словом, работать не только ногами, когтями, челюстями и зубами, но и головой. Мало того, им приходится нередко объединяться в сообщества, чтобы общими силами преследовать добычу, отбиваться от врагов. Ну, а где уж дело дошло до дружбы, там скажется и желание помочь слабому, защитить товарища, постоять за всю компанию...
Когда говоришь об уме животных, то нельзя умол­чать об обезьянах. Они так забавны и уморительны, так сметливы иногда, что, право, стоит познакомиться с ними поближе. Начнем с проказниц-мартышек.
В жарких густых лесах Азии, Африки и Америки живут целые колонии мартышек. Одна довольно большая компания таких мартышек поселилась как-то неподалеку от деревушки среди зеленых, густо переплетенных ветвей роскошного леса. Был ясный, теплый день. Одна компания мартышек расположилась на деревьях и за­нята едой: срывают молодые ветки, листья и плоды и уничтожают их с жадностью: видно, что проголодались; другие в это время осторожно крадутся между кустами, в поисках птичьих гнезд с яйцами и птенцами, до кото­рых они большие охотницы; третьи копаются среди пней и корней, доставая оттуда крупных жуков, жир­ных червяков и другую пищу, которую они уплетают с большим удовольствием. Молодежь занята на дереве играми и развлечениями. Вот одна мартышка повисла на хвосте и раскачи­вается что есть силы, стараясь ухватиться передними лапами за дальнюю ветку, ветка оборвалась и зверек ловко соскочил на землю. На нее тут же накинулось несколько ее подружек и давай тормошить - кто за хвост, кто за уши, кто за ноги; поднимается шум, визг, беготня; раздаются шлепки и пощечины, которыми рас­ходившиеся весельчаки угощают друг друга. Тут акробат-неудачник снова вскарабкивается на дерево, остальные бегут вдогонку - и затевается новая игра: мартышки начинают скакать с ветки на ветку, стараясь прыг­нуть как можно дальше и перещеголять друг друга в этом искусстве. Поднимается страшный шум. Те, кто проиграл соревнование, с досадой хватают с земли комья грязи и норовят угостить ими своих соперников. От шума и возни пробуждаются мартышки, которые только что спали мирным сном, удобно устроившись на толстых ветвях деревьев. Они зевают, почесываются и ози­раются по сторонам, словно не понимая, что это тво­рится кругом, не приключилось ли какой беды и не надо ли улепетывать от нежданного врага. Поняв, нако­нец, в чем дело, они, потянувшись раз-другой, примыкают к компании разыгравшихся мартышек. Суматоха усиливается еще больше. Только и слышно, как тре­щат ветки да раздаются тяжеловесные шлепки и затрещины, сопро­вождаемые криком, резким взвизгиванием и отчаянным ревом тех, кого особенно усердно потчуют затрещинами. Внезапно раздается грозный клич старого вожака. Только что он сидел на дереве, окруженный своими подругами, которые искали с необычайным усердием живущих в его шкуре паразитов. Поднятая мартышками суматоха, наконец, вывела его из терпения. Медленно спускается вожак с дерева, грозно поглядывая по сторонам и испуская сердитые крики. Едва сошел он на землю, как подвернулась ему под руки самая прыткая из обезьян. Он схватил проказницу за ногу и давай осыпать ее тумаками. Бедняжка подняла отчаянный рев, а осталь­ные ее подруги мигом присмирели и попрятались кто в кусты, кто между ветвями деревьев. Наградив еще кое-кого из забияк полновесными затре­щинами,-после чего покой и порядок восста­новлены окончательно,-вожак уцепился передними ла­пами за хвост мартышки, сидевшей на одной из бли­жайших ветвей, забрался по ее хвосту, как по канату, на дерево и снова уселся в обществе поджидавших его подруг. А остальные принялись мирно, как ни в чем не бывало, обчищать друг друга от шипов, вытаскивать занозы, утешать особенно пострадавших от гнева вожака, успокаивать испуганных и хныкаю­щих малышей. Вскоре все угомонились и с наступлением ночи улеглись на покой. Кругом воцарилась тишина, нарушаемая изредка храпом некоторых марты­шек да сонным урчанием вожака. Ему дремлется, но он старается не уснуть, чтобы караулить своих под­данных. 
Вдруг вблизи послышался какой-то шорох; меж кустов промелькнули два блестящих глаза: это тигрица осторожно подкрадывается к спящей мар­тышке, у которой на руках прикорнул детеныш. Вожак взревел благим матом, извещая все общество об опас­ности. Не успела тигрица опомниться, как мартышки встрепенулись и кинулись вслед за вожаком по пятам уносящего ноги хищника. Тигрица раза два огрызнулась, но почуяла, что ей несдобровать, если только она посмеет вступить в бой с преследующей ее компанией мартышек. Долго еще раздавался сердитый рев вожака и топот его рассви­репевшей команды. Наконец хищник был изгнан с позором, а преследователи вернулись к своему жи­лищу и расположились-каждый на своем месте. Опять все заснули и спали спокойно всю ночь, пока выглянувшее из-за деревьев солнце не разбудило их.
Настал новый день, принесший обезьянам и их во­жаку большое горе. Дело произошло так. Одна из обезьян отошла слишком далеко от своего семейства. Тут ей повстречался охотник. Он подстрелил обезьяну, взвалил ее на плечи и вернулся к себе в палатку, которая была разбита недалеко от деревни, у опушки леса. Вскоре он услышал какие-то странные крики. Охотник вышел из палатки-и что же он видит? Шагах в пятидесяти от его жилища расположилась целая компания, штук 30-40, мартышек во главе со своим вожаком. Все они как-то злобно посматривали на офицера, делали угрожающие гримасы, отчаянно выли. Вожак был особенно грозен. Охотник вынес из палатки ружье и показал его обезьянам - они поспешили удрать. Один только главарь остался на месте и принялся снова кричать, щелкать зубами, гримасничать. Офицер не понимал, что вожаку нужно, и, пригрозив ему кулаком, ушел в па­латку. Между тем вожак продолжал стоять у палатки и вдруг завыл - да так жалобно и горестно. Сжалился тогда охотник над вожаком, вынес из палатки труп убитой обезьяны и положил его на земл. Вожак быстро подскочил к мертвому товарищу, взял труп и потащил его в лес, где его уже поджидала вся команда мартышек...
Не все обезьяны живут обществом, как это делают мартышки. Среди обезьян есть и такие, которые пред­почитают жить отдельной семьей. Таковы, например, горилла и орангутанг.
Горилла - самая злая и несговорчивая из обезьян. Самка и самец живут дружно и горячо заступаются за своего детеныша: мать готова принести себя в жертву из-за ребенка, если только ему грозит какая-нибудь опасность. Малыш, пока он еще невелик, очень заба­вен, смышлен и даже добродушен; но как только под­растает, то делается злым, драчливым и - представьте себе! - глупеет. Вообще не мешает помнить, что все обезьяны в молодости гораздо умнее и добрее, чем в старости.
Взрослые гориллы очень сильны, дерзки, а подчас и просто нахальны. Встретившись с охотником, го­рилла старается не тревожить его; но не дай Бог, если сам человек раздразнит ее,-плохо ему придется тогда: горилла не побоится ружья, схватит камень, дубинку, ком земли-что попало, и пойдет приступом на своего врага. Если у охотника ружье не заряжено и он станет им обороняться, то горилла вырвет у охот­ника ружье, скрутит кольцом железное дуло да отшвырнет его в сторону, как щепку; а если охотник и тут не угомонится, то горилла схватит его своими передними лапам и переломает ему ребра, а то и стукнет о землю с такой силой, что тот тут же испустит дух.
Совсем не похож нравом на гориллу орангутанг. Правда, и его можно разозлить и довести иногда до бешенства, но в общем он куда миролюбивее, добрее, и снисходительнее гориллы. Орангутанга легче сделать ручным и научить разным проделкам и фокусам. Чего-чего только он ни научится делать! Вот для примера история одной такой обезьяны.
Поймали ее еще подростком в лесу и продали ма­тросам, которые повезли ее с собой на корабле в Европу. Малыш очень скоро привык к обществу людей и всю дорогу забавлял пассажиров своими проделками: по канатам взбирался на мачту лучше любого матроса, кувыркался на трапеции с таким искусством и ловкостью, точно акробат. Чтобы он не баловался очень и не бездельничал, матросы научили его перетаскивать не­большие вещи, подкладывать в печку дрова, закрывать печную трубу. Жил он на корабле в большой клетке. Утром, когда наш орангутанг просыпался, он начинал приводить в порядок свое помещение: сначала сложит тюфяк и старое байковое одеяло, потом возьмет метлу, а затем и вытрет пол мокрой тряпкой. Когда все убрано, он поднимается на палубу корабля и приступает к своим забавам: кувыркается, дурачится и катается до тех пор, пока кто-нибудь не пригрозит ему кулаком за бесчинство и приставанье. Тут он угомонится, залезет в свою клетку и на время присмиреет в ожидании, пока не дадут ему есть. Раздается звонок. Все расходятся по каютам обедать. Орангутанг тоже направляется в каюту ка­питана. Тут за столом, рядом с прибором капитана, накрыто и для него: есть глубокая тарелка, вилка, нож, салфетка, рюмка, нет только ложки. Подают обед, сначала суп с мясом. Орангутанг подвязывает важно салфетку и принимается за суп: берет в руки тарелку, подносит ее к губам, вытягивает их трубкой и выцеживает в один прием всю тарелку супа, затем с помощью вилки и ножа нарезает мясо и ест его вил­кой, а если очень голоден, то прямо рукой запихивает себе куски мяса в рот, за что ему нередко достается от капитана, который строго следит за тем, чтобы обезьяна вела себя за столом прилично. Затем капитан наливает ей в рюмку вино: обезьяна берет рюмку, чокается с хозяином, выпивает залпом и протягивает рюмку снова, чтобы ему еще налили вина. Но вот обед кончен.
Орангутанг, не совсем довольный, направляется в кухню, где прислуга потчует его остатками своего обеда, а по­вар угощает сладким киселем. С наступлением вечера обезьяна забирается к себе в клетку, стелет постель, вы­тряхивает одеяло, взбивает тюфяк и подушки, укуты­вается потеплее и засыпает блаженным сном. И так почти каждый день.
Всем был бы хорош наш орангутанг, если бы не одна страсть, которая в конец загубила его: очень уж любил выпить. Вино, водка, пиво, ром - все это со­ставляло ему истинное наслаждение.
Однажды ночью, когда все на корабле спали, обезьяна осторожно выбралась из клетки и направилась в буфет, где под столом стояла корзинка с бутылками рома. Добравшись до корзины, она вытащила одну бутылку, разбила горлышко и выпила весь ром; затем проделала то же самое с другой, третьей бутылкой. С ромом шутки плохи: быстро пьянеешь. Удивительно ли, что наш воришка, выпив целых три бутылки рома, совершенно обезумел: стал прыгать, скакать, реветь и бесноваться, словом, поднял такую отчаянную возню, что всех испугал и перебудил. Когда капитан вышел из каюты, обезьяна, как сумасшедшая, каталась по полу. Наконец она успокоилась и заснула. На следующий день ее начала трясти сильная лихорадка; бедный орангутанг охал, стонал, строил жалобные гримасы. Стали его лечить, но не помогло. Проболев несколько дней, он умер, так и не увидев стороны, куда шел корабль. Труп несчастного выбросили в море...


Они тоже умные


Кто из вас не слыхал и не читал всевозможных рассказов о житье-бытье муравьев? И что же? Разве не правда, что жизнь свою они устроили прелюбопытно? Живут муравьи в лесах, и в открытых полях, устраивая себе гнезда и под землей. Неказистое это жилище снаружи, а внутри - порядок, чистота. Тысячи маленьких комнаток расположены этажами, а между комнатками - галереи, коридоры и крытые ходы, пря­мые, наклонные, винтовые. Сколько труда, кропотливого, напряженного труда потрачено муравьями для того, чтобы выстроить это здание, правильно располо­жить комнатки, с расчетом прорыть галереи, выровнять в них пол, воздвигнуть сводчатые потолки, подпереть их, где следует, столбиками и искусно выточенными колоннами. Дружно и весело работало многотысячное население муравейника на строительстве своего дома. Одни прорывали коридоры, другие возводили потолки и стены, третьи строили подпорки, а четвертые таскали строительный материал-комочки земли, песок, глину, мелкие камешки, веточки и соломинки. А когда обще­ственное здание было готово, то зажили они в нем так же дружно, как и строили его. Тут для муравьев пошли новые заботы, новые хлопоты. Нужно сообща искать добычу, делать запасы, которые хранятся в особых кладовых, ухаживать за яичками, которые тысячами откладывают крылатые самки, кормить, обчищать, растить вылупившихся из яичек прожор­ливых малышей. 
Да, разве только в этом состоят обязанности бескрылых муравьев-работников! А устройство дорожек, идущих в разные стороны от муравейника? А рытье подземных туннелей, соединяющих мура­вейник с зелеными кустами, на которых пасется «до­машний скот» муравьев? А военные походы и набеги на соседние, вражеские муравейники? А защита род­ного гнезда от нападения различных хищников и вра­гов? Вот сколько работ выпадает на долю этих кро­хотных созданий!
И в самом деле. Муравьи имеют свой собственный «домашний скот», которым они пользуются так же, как люди своими коровами. Му­равьиными «коровами» считаются небольшие насекомые, которые называются тлями. Тли водятся на различных растениях, потому что они питаются соком этих ра­стений. У каждой тли на брюшке есть две неболь­шие трубочки, из которых время от времени выде­ляются капельки сладкого сока. Муравьи этот сок очень любят и потому всячески стараются ухажи­вать за своим «дойным скотом», чтобы тот получше кормил их. Подбежит муравей к своей «коровке» и начнет щекотать ее усиками, а тля выпустит из тру­бочки сладкий сок. Тогда муравей не только сам полакомится, но и захватит с собой небольшой запас вкусного сока и побежит в муравейник, чтобы поде­литься добытым с товарищами и детенышами. Вот и приходится муравью устраивать у себя в гнезде тлей, чтобы всегда иметь под руками вкусную еду, приходится кормить их, разыскивать для них свежий корм, устраивать им у себя в гнезде особые помещения вроде стойла или коровника. Ну, а если ему нет охоты или почему-либо неудобно перетаскивать тлей домой, то он устраивает под землею крытые галереи, идущие от муравейника к тем кустам, на которых пасется целое стадо муравьиных коровок, тлей. Кроме тлей муравей «приручил» и держит в своем хозяйстве несколько пород жуков, ко­торые выделяют время от времени капельки какой-то ароматической жидкости. Ею муравей и наслаждается - как люди чаем или кофе.
Так муравьи работают изо дня в день, не зная покоя, пока какое-нибудь несчастье не положит конец трудовой жизни.
Иногда, впрочем, муравей оставляет свои повседневные занятия и предпринимает поход на один из соседних муравейников. Тут он делается храбрым воином и даже грабителем. Когда разгорится война между жителями двух муравейников, тогда принимаются за дело и муравьи-воины, которые в мирное время по большей части бездельничают. Зачем, однако, мура­вьям .воевать? Что им нужно от соседей? А вот, видите ли, они пронюхали, что у соседей накопились большие запасы съестного, которым им хотелось бы по­живиться.
В один прекрасный день, точно по данному сигналу, выбегают из муравейника воины и подымают на ноги сотоварищей. Муравьи-работники собираются в тесные кучи. Воины озабоченно шныряют между ними, пере­бегая от одной кучки к другой. Подымается страш­ная суматоха. Вскоре, однако, вновб воцаряется порядок. Муравьи-воины выстроились в ряды. Рабочие собра­лись в одну сплошную массу длинной вереницей. Еще несколько минут-и вся армия зашевелилась, двину­лась в путь, направляясь в сторону врагов, которые не ждут нападения и потому продолжают заниматься своими обычными делами. Грозное войско надви­гается на врага все ближе и ближе. Там уже завидели неприятеля и забили тревогу. Высыпало наружу все население осаждаемого муравейника и готовится к жесто­кому бою, готовится защищать родное гнездо до послед­ней капли крови. Наконец оба войска сошлись, и началась отчаянная свалка. Обе стороны бьются с оже­сточением, не щадя жизней, пуская в ход всю силу и ловкость свою. На каждом шагу кровавые стычки. Дерутся кучками, дерутся и в одиночку. Слышно щелкание острых челюстей воинов. Отре­занные головы и ноги так и валятся на землю. Вдруг большая толпа нападающих отбивает вход в муравейник, сразив стоявших на посту караульных, и врывается внутрь неприятельского гнезда. Тут уж начинается настоящий грабеж и разорение. Точно варвары разрушают они муравейник, унося с собой из кладовых и амбаров съестные припасы... Все кончено: осаждаемые побе­ждены и разграблены окончательно, а победители, торже­ствуя, возвращаются домой, усталые, но все же довольные одержанной победой и захваченной добычей.
Много занятного рассказывают ученые и путеше­ственники про ум различных животных. 
Приведем и мы несколько таких примеров. 
Вот кошка. Она заметила, что воробьи охотно слетаются каждый день к дому, чтобы подобрать крошки хлеба, которые хозяйка выбрасывает за окно. И что же? Всякий раз после обеда кошка эта прята­лась в кусты возле рассыпанных по земле крошек, и поджидала воробьев - очень ей хотелось полакомиться пти­цей, и это животному нередко удавалось.
Однажды ночью пошел снег и накрыл крошки, поэтому они остались в неприкосновенности. Наутро кошка стала усердно разгребать снег на том ме­сте, где были крошки. Расчистив довольно большое пространство, она спрята­лась по обыкновению за кустом и стала поджидать до­бычу. Когда же слетелись воробьи, она подкралась не­заметно к одной из птиц и ловко сцапала ее...
Все это, несомненно, свидетельствует о кошачьем уме. Ло­шади же умнее кошек. И несомненно природа наделила большой сметливостью лошадь, о которой поведал один ученый. Чем же она прославилась?
Однажды, дождавшись того времени, когда конюх отправился спать, она умудрилось снять свой недоуздок, подошла к ларю с овсом, ухватилась за палки, запиравшие ларь, и выдернула их. Ящик открылся, овес высыпался на пол конюшни, и лошадь приня­лась есть. И эту хитрую уловку она пускала в ход не раз. Когда же ей хотелось пить, она отвертывала кран водопровода, а в жаркие ночи отпирала окно ко­нюшни, дергая за привязанную к нему веревку...
Теперь поговорим о попугаях. Все вы, должно быть, знаете, что попугаев легко научить говорить. Обычно бывает так, что они выговаривают зазубренные слова и даже целые фразы без всякого смысла, очень часто невпопад. Мы же рас­скажем вам два случая из жизни попугаев, и вы увидите, что эти попугаи умели, когда хотели, говорить со смыслом.
Один был положительно «гениальный» попугай. Он ужасно любил болтать, особенно когда никого не было. Он знал много фраз, умел считать, свистеть, мяукать по-кошачьи, лаять по-собачьи, распевал частенько заученные им обрывки песенок.
Вот его хозяин зовет свою собаку свистом, по­пугай сперва кричит: «Каро! Каро!» - так звали собаку, - и затем сам принимается подсвистывать.
У подъезда раздается звонок - попугай начинает усердно звать хозяйку: «Катя! Катя!», и повторяет это имя до тех пор, пока девушка не придет на зов.
Когда же кто-нибудь стучит в дверь, он отвечает «Войдите», причем по-английски.
В той же комнате сидит в клетке другой попугай - зеленый. Он очень шумлив и криклив. Нашему по­пугаю это не нравится, и он начинает унимать на­доедливого собрата. Но тот не слушает и продолжает шуметь. Тут попугай наш приходит в ярость, повышает тон и орет во всю глотку: «Подожди! Подожди!». Спускается вечер. В комнате полутьма. Хозяев нет.
Сосед угомонился, а может быть, и заснул. Попугай ласково и нежно бормочет: «Славный, хороший попка». Потом принимается быстро-быстро болтать, посви­стывать или напевать, всё тише и тише. Наконец в комнате раздаются его невнятные слова: «Спокойной ночи, спокойной ночи, попка!» И попугай засыпает...
А вот и другой попугай. Звали его Полли. Как-то раз кошка, жившая в том же доме, где и Полли, опрокинула его обед. Попугай повздорил было за это с кошкой, но скоро они помирились. Про­шло некоторое время, кошка и вовсе забыла о бывшей между нею и попугаем ссоре.
Вдруг, слышит она, кто-то очень нежно кличет ее: «Кис, кис, поди сюда! Поди сюда, киска!» Это Полли зовет свою приятельницу. Кошка беззаботно направилась к попугаю. Когда она приблизилась к столу, на кото­ром сидел попугай, Полли схватил клювом стоявшее возле него блюдце с молоком и перевернул его на кошку. Кошка опешила и чуть было не захлебнулась, а коварный Полли залился дьявольским хохотом.
Вы видите, что тут хитрит и лукавит не умник-че­ловек, а всего-навсего птица - попугай. И ведь зачем лукавит? По злопамятству, из желания отомстить, «насолить» обидчику…
Напоследок приведем еще один рассказ - о мышах. Правда, он больше походит на басню, чем на быль. Но если это и басня, то она настолько занимательна, что прочитать её не мешает, хотя бы для забавы.
Далеко-далеко от нас, среди глубоких вод океана, возвышается большой гористый остров Исландия. Тут водится особая порода мышей, которые так и называются - по названию самого острова - исландскими мышами. В этой стране очень много речек, и мышам, живущим по их берегам, приходится иногда перебираться с одной стороны на другую. Плавать они не мастера. Как же быть? Однажды небольшая ком­пания исландских мышей решила эту задачу довольно просто. Разыскали они высохшую лепешку коровьего навоза и приволокли ее к самой воде. Затем разместились на лепешке кружком, головами внутрь, а хвостами наружу. Челнок готов, можно отправляться в путь-дорогу! Задвигались в воде мышиные хвосты, точно весла, колыхнулась лепешка раз-другой и поплыла. Молодцы-мореходы только хвостами болтают да корабль свой к другому берегу направляют. Счастли­вого пути! Авось и доберутся целые и невредимые до намеченного места. А ведь хитро придумано! Не так ли?
Однажды охотник подстрелил голубя-самца и оста­вил его в поле. Голубка-самка рядом. Увидев, что друг ее убит, она начала вертеться возле убитого, как-то горестно ворковать, трогать его клювом, точно желая помочь своему несчастному мертвому другу. Отчаянию ее, казалось, не было границ. И так продолжалось несколько дней, пока кто-то не убрал убитого голубя. Только тогда голубка снова вернулась в свое покинутое гнездо.. .
Один английский писатель знал двух по­пугаев, самца и самку. Жили они неразлучно четыре года тихо, дружно, душа в душу, как говорят. Однажды с ними стряслась беда. Самка стала слабеть, у нее распухли лапки, и она еле двигалась. Слезать с насеста и брать пищу ей стало трудно. Удрученный горем самец усердно ухаживал за ней: носил ей в клюве пищу, обчищал, гладил и ласкал ее. Прошло несколько месяцев. Самке становилась все хуже и хуже, а самец продолжал неутомимо ухаживать за своей подругой. Наконец ей стало не под силу сидеть на насесте, она спустилась с него и теперь неподвижно сидела на дне клетки. Бедный самец очень страдал, он старался поднять свою подругу на насест, кормил ее. Несчастного попугая стало особенно жаль, когда он понял, что дни его подруги сочтены. Он, страшно взволнованный, то бегал бесцельно по клетке, испуская жалобные крики, то вдруг останавливался в каком-то оцепенении и молча глядел на свою умирающую подругу. Когда же она умерла, то он не надолго пережил ее: через несколько недель, тяже­лых, тоскливых недель, его тоже не стало... 
Оба случая показывают нам, как сильно могут привязаться друг к другу самец и самка. 
Не меньше любят животные и детенышей своих.
Как-то раз старая обезьяна-мать, испугавшись погнавшегося за ней индейца, оставив своего детеныша на дереве, пустилась наутек. Тогда индеец перестал ее преследовать и направился к дереву, где сидела маленькая обезьянка. Увидев индейца, обезьянка заорала что есть мочи... Старая обезьяна услыхала отчаянный крик детеныша и бросилась к нему на помощь. Послышалось добродушное урчание, которым она старалась успокоить маленького трусишку. Мать была уже близко от своего ребенка, когда неожиданно раздался выстрел. Пуля ранила старую обезьяну. Она пустилась было бежать, но тут малышка снова заревела изо всех сил. Обезьяна-мать остановилась на мгновенье... и снова бросилась на помощь к детенышу. Раздался второй выстрел... Пуля пролетела мимо. Раненая обезьяна собрала все свои силы: обливаясь кровью, бро­силась она к дереву, схватила малыша и посадила его к себе на спину... Вот еще несколько минут, и она успеет спасти детеныша. Тут раздался последний выстрел, и несчастная мать свалилась с дерева. Но даже в последние минуты жизни она все еще помнила о маленькой обезьянке и судорожно прижимала ее к себе, точно старалась спасти от страш­ного, безжалостного врага.
Что самец любит самку, а самка своих детей - в этом нет ничего особенного. А вот когда животные горой стоят за своих товарищей и готовы даже принести себя в жертву, лишь бы помочь друзьям и выручить их из беды, ну, тогда, действительно, нельзя не удивляться. Помните рассказ об обезьянах, которые отправились с вожаком к палатке офицера за трупом убитого товарища своего? Помните? А теперь послушайте рассказ одного путешественника о ласточках.
Однажды охотник ранил морскую ласточку в крыло. Она упала в море и, еле держась на поверх­ности воды, подгоняемая ветром, плыла к берегу. Охотник был уверен, что вот-вот поймает ее, как вдруг откуда-то взялись две ласточки, подлетели к раненой, схватили ее за растопыренные крылья и стремглав понеслись к ближайшим скалам. Вот они уже далеко от того места, где была изувечена их бедная подруга, можно и отдохнуть! Осторожно опустились ласточки на высокую скалу. Но здесь их поджидала новая опасность: раздосадованный своей неудачей охотник стал взбираться на скалы, желая выстрелить еще раз. Целая стая ласточек с громкими криками начала носиться над раненой, желая отвести беду от бедняжки. Заметив охотника, две ласточки снова подхватили свою подругу и понесли ее еще дальше. Охотнику стало стыдно преследовать их после этого, и он решил оставить ласточек в покое... 

Растения-хищники



Есть птицы, питающиеся насекомыми. Но мало кто видел, чтобы растения питались насекомыми. А между тем такие растения существуют и в довольно большом количестве. Чарльз Дарвин изучил жизнь насекомоядных растений и показал, как они устроены, как ловят и переваривают насекомых. Он же объяснил, почему этим расте­ниям понадобилась такая пища.
У большей части насекомоядных растений ловушками слу­жат листья, приспособленные для ловли насекомых. Кто ска­жет, что это листья?  Они похожи на трубки, мешки, кувшины - только не на листья! Присмотримся к жизни этих странных растений. На болотах Северной Америки встречается насекомоядное растение саррацения («ловчая яма»). Удивительные листья у этого растения! Собранные у основания цветочной стрелки, они лежат на земле. Каждый лист напоминает мешок, сужен­ный у нижнего и верхнего конца и вздутый пузырем посере­дине. У отверстия, ведущего внутрь мешка, торчит зеленая листовая пластинка с жилками кроваво-красного цвета. Эта пластинка, похожая на раковину, собирает дождевые капли. Отсюда дождевая вода стекает внутрь мешка и наполняет его. В мешке всегда есть немного воды даже в сухую погоду. Листья саррацении служат ловчими ямами для разных насекомых.
Приметив издали яркие цветные верхушки листьев саррацении, насекомые приближаются к ним. Здесь их ждет отличная приманка: внутри мешков, у самого отверстия, манят их прозрач­ные капли вкусного сока. Заглянув в середину, насекомое спускается все глубже и глубже и попадает прямо в воду, на­полняющую нижнюю половину ловчей ямки; обратно оно вы­браться уже не может. Дело в том, что внутренние стенки листа устланы множеством гладких чешуек, причем каждая такая че­шуйка оканчивается острым шипом, обращенным вниз. Чем ближе ко дну мешка расположена чешуйка, тем длиннее и острее ее шип. Эти чешуйки с шипами и не позволяют насекомому выбраться обратно к выходу из мешка, и насекомое тонет в жидкости, наполняющей мешок. Что же дальше?
А дальше насекомое разлагается, и остатки его всасываются стенками листа саррацении. Иной раз добрая треть листа бывает наполнена разлагающимися насекомыми...
У насекомоядной дарлингтонии, как и у саррацении, листья имеют необычную форму трубок. Насекомые проваливаются в эти трубки и гибнут в жидкости, наполняющей ловушку. Они становятся добычей растения: превращаются в буроватую жижу и всасываются стенками листа. Купол дарлингтонии имеет спе­циальное назначение: мелкие крылатые насекомые, опустив­шись в мешок, не в силах удержаться на внутренних скользких стенках, летают, мечутся, но никог­да не находят затененного куполом отверстия, через которое попали в цветок. Обессиленные, они сваливаются на дно трубки.
Саррацении и дарлингтонии охотятся на сухопутных насе­комых, пузырчатка питается мелкими водными организмами. Пузырчатка растет в болотистых местах, где много комариных личинок, водяных червячков, крошечных рачков, только что вылупившихся из икры рыбешек и т. п.
У пузырчатки стебель с ветвями (корня у этого растения нет) распростерт на воде; над стеблем возвышается цветочная стрелка с цветами. К стеблю и ветвям прикреплены листья двух видов. Нитевидные листья держат растение на воде, а листья, преобразовавшиеся в пузырьки, служат для ловли водяной мелюзги. На одном конце каждого пузырька есть тон­кая ножка (черенок), с помощью которой он держится на стеб­ле пузырчатки, на другом конце - маленькое отверстие, обне­сенное жесткими, щетинистыми усами. Отверстие накрыто кла­паном, который свободно откидывается при толчке и затем снова опускается и закрывает вход в пузырек. Клапан припод­нимается от толчков снующих насекомых, и они попадают в ловушку; вслед за этим клапан снова опускается, и добыча поймана. Напрасно пленники пытаются выйти на свободу, на­прасно бьются о дверь своей темницы: для них она захлопну­лась навсегда (клапан изнутри наружу не открывается). Итак, при помощи пузырьков пузырчатка, вылавливает из воды добы­чу, разложившиеся остатки добычи просачиваются сквозь стенки пузырьков и питают тело пузырчатки.
Гниющими трупами мелких насекомых питаются и мно­гие другие растения, в том числе цефалотус - растение, встречающееся в Австралии. У цефалотуса, как и у пузырчат­ки, бывают двоякого рода листья: обыкновенные и имеющие форму небольших урн с крышечкой. И те и другие расположе­ны розеткой в нижней части стебля, из середины этой розетки под­нимается длинная стрелка, усаженная цветами. Урны с кры­шечкой сидят ниже обыкновенных листьев, прикасаясь осно­ваниями к земле, что облегчает бескрылым насекомым доступ внутрь урн (урна - видоизмененный черешок листа, а кры­шечка - видоизмененная листовая пластинка). Назначение это­го измененного листа - ловить насекомых и всасывать разлага­ющиеся на дне урны остатки. 
В «ловчих ямах» всех перечислен­ных насекомоядных растений живут миллионы гнилостных бактерий, которые вызывают разложение пойман­ных насекомых; растениям остается только всасывать про­дукты этого разложения.
Иначе обстоит дело у другой группы насекомоядных расте­ний, из числа которых мы рассмотрим четыре: росянку, росолист, непентес и мухоловку.
На песчаной почве, а также на голых скалах Пиренейского полуострова попадается небольшое насекомоядное растение. Его длинные, похожие на тесьму листья скручены у основания стебля, на верхушке которого обычно распускается несколько довольно крупных цветов. Все растение точно усыпано мелки­ми блестящими бусами или же покрыто каплями росы. Отсюда и название - росолист. На самом же деле это не бусы и не роса, а мелкие капли липкой жидкости, выделяемой листьями росолиста, служащие для ловли насекомых. Лишь только насекомое сядет на такой лист, сейчас же все тело его обволакивается клейкой жидкостью. Затем из листьев растения выделяется сок, который действует на насекомых так же, как желудочный сок человека, то есть пере­варивает все мягкие части тела насекомого.
Чем же объясняется такой необычный способ питания у насекомоядных растений? Для того чтобы жить, рас­тение должно питаться. Если обычный способ питания оказы­вается неподходящим для растения, оно либо погибает, либо приспосабливается к иному способу питания. Вспомним, на какой почве растут пузырчатка, росянка, росолист, мухоловка и другие насекомоядные растения. Одни - на болотах, другие - на песке или среди камней и скал. Много ли питательных веществ можно извлечь из болотистой гущи или из песчаной почвы? Разумеется, немного. Поэтому у растений постепенно развивались, кроме обычных листьев, особые ловчие приспособления, при помощи которых они могут ловить насе­комых. Так появились плотоядные растения, питающиеся насе­комыми.
На торфяных болотах, а также кое-где по берегам ручьев встречается небольшое растение, известное под названием ро­сянка. На первый взгляд оно ничем не отличается от других растений. Довольно длинный стебель его заканчивает­ся небольшой метелкой из маленьких цветов, а листья, похо­жие на лопатки, венцом расположены у основания стебля и лежат на земле. Присмотревшись, однако, к отдельному тако­му листу, вы сразу заметите, что он с поверхности и по краям усеян длинными волосками красного цвета, а утолщенный кон­чик каждого волоска покрыт капельками блестящего как роса и липкого как клей, сока (отсюда и название этого растения - росянка). Проследим за тем, как ловит росянка насекомых.
Комар подлетает к росянке и опускается на лист, чтобы полакомиться капельками сладковатой «росы». Задев волоски росянки, комар вымазывается клейким соком, что затрудняет дви­жения насекомого и не позволяет улететь. Чем больше мечется и бьется комар, тем труднее становится для него отступление. Задетые насекомым волоски листа один за другим склоняются над пойманной добычей, прикладываются к ней своими голов­ками и обильно поливают соком.
Проходит час-другой, а то и больше. Волоски постепенно приподнимаются, и вскоре все они принимают свое обычное положение. А что же стало с комаром? На листе лежат лишь его жалкие останки: перепончатые крылья, панцирь, покрывающий го­лову, грудь и брюшко, три пары ножек - все остальное под­верглось действию сока, выделяемого волосками, растворилось и всосалось листом.
Вы видите, что росянка - тоже особенное растение. Она не довольствуется той пищей, которую большинство других растений полу­чают из воздуха и почвы. Она пользуется «добавочным пита­нием»: ловит и переваривает мелких насекомых. Она - насекомоядное, то есть хищное, растение.
В ботаническом саду много интересного и поучительного, но самое большое впечатление на многих производят оранже­реи. В одной из них красуется несколько сот видов орхидей, другая целиком отведена насекомоядным растениям. Среди них особый интерес и удивление вызывают служат так называемые непентесы. Их около тридцати различных видов. Все они имеют особые органы, которые похожи на кувшины, урны и пивные кружки с крышечкой и блещут красками зеленого, кроваво-красного, фиолетового, розового, синего цвета. Эти орга­ны служат для ловли и «пожирания» насекомых.
Присмотримся к одному из непентесов. Это довольно круп­ное растение. Оно раскинуло во все стороны свои ловушки, которые обвивают ветви дерева длинными усиками и располагаются то высоко, то низко над землей, занимая таким образом значительное пространство. Обратим внимание на одну из этих ловушек. Устроена она замысловато, трудно дога­даться, что это лист, но сильно измененный.
Всякий лист имеет черешок и листовую пластинку. То и другое есть и у ловушки непентеса. Его черешок, широ­кий и плоский у основания, вытягивается в длинный, местами скрученный в спираль усик, который на конце разрастается в продолговатый кувшин желто-зеленого цвета. Мясистые, сочные края кувшина бросаются в глаза своей яркой окраской. Над входом в него расположена крышечка, испещренная крас­ными крапинками и жилками,- это листовая пластинка, а лист частично наполнен жидкостью. Все это - прекрасная приманка для насекомых, мелких и более крупных, крылатых и бескрылых. Они носятся над ловушкой, привлеченные внешним видом кувшина и заключенной в нем жидкости, влетают внутрь или вползают туда по гладкой, словно натертый паркет, внутрен­ней стенке, падают в жидкость и гибнут под захлопнув­шейся за нею крышечкой кувшина. Привлекший насекомое нектар оказывается пищеварительным соком, под влиянием кото­рого от тела насекомого остаются лишь твердые роговые части, а все мягкие части перевариваются и всасываются стенками кувшина.
Мы уже говорили, что ловушки непентесов бывают различной формы и величины. В девственных лесах острова Борнео, расположенного в Индийском океане, встречаются непентесы с урнами колоссальных размеров - высотой 40–45 сантиметров. Отверстие такой урны настолько велико, что туда может свободно проникнуть голубь. Таким большим птицам там, однако, нечего делать, но маленькие птички, пи­тающиеся насекомыми, действительно попадают иногда в та­кие гигантские урны; улов растения в таких случаях бывает очень богатым.
Еще любопытнее растение, которому дано красноречивое название мухоловка. Это небольшое рас­тение встречается на болотах Северной Америки. Его, впрочем, можно увидеть в оранжерее ботанического сада. Мухоловка ловит насекомых при помощи листьев, действую­щих как клапан. Листья расположены в виде розетки у осно­вания стебля, как и у росянки, но устроены они гораздо слож­ней и действуют иначе, чем листья росянки. Каждый лист состоит из двух половинок, между которыми проходит толстая жилка, переходящая в широкий плоский черешок. Края листа зазубрены, а на поверхности его находятся небольшие железы красного цвета, выделяющие пищеварительный сок. Посредине каждой половины листа торчат три чувствительных волоска.
Теперь представьте себе такую сценку. К мухоловке подле­тает муха и садится на один из ее листьев, чтобы полакомиться соком. Ползая по листу, она задевает ножками или хоботком один из чувствительных волосков. Половинки листа мгновенно захлопываются, и муха оказывается в плену. Она бьется, ста­раясь выбраться на волю. Но чем больше жертва усердствует. тем сильней она раздражает чувствительные волоски и тем плотнее сжимаются половинки листа. Зубцы их заходят один за другой так, что попытки мухи освободиться становятся со­всем уж безнадежными. Наконец жертва успокаивается. Она вся облита пищеварительным соком, выделенным железами. Несколько часов спустя лист раскрывается, половинки его при­нимают первоначальное положение. Вместо мухи на них лишь жалкие остатки ее рогового панциря...
Дарвин написал книгу о насекомоядных растениях, где привел много опытов, которые он проделы­вал, чтобы обстоятельно изучить действия мухоловки. Он, например, хотел узнать, одинаково ли чувствительны листья мухоловки к различным раздражителям. Как действуют на них сильный ветер и струи дождя? Для этого он очень сильно дул через стеклянную трубочку на волоски листа. Вот что пишет об этом сам ученый:
«Эти дуновения были встречены с таким равнодушием, с ка­ким, без сомнения, растения относятся к жесточайшему ветру,- лист не захлопнулся. А между тем достаточно мухе задеть раз-другой волоски, и лист моментально приходит в действие. Так же «равнодушно» относится лист мухоловки к сильным ударам водяной струи: половинки его не смыкаются. Отсюда ясно, что ни дождь, ни ветер на мухоловку не действуют, и листья ее, так сказать, по-пустому, без нужды, не захлопываются; очевидно, что волоски этих листьев, очень чувствительные к прикоснове­нию жертвы, нечувствительны к такому сильному раздражению как удары дождевых капель или ветра».
Изучая работу листьев этого оригинального растения, Дарвин проделал еще более интересные опыты. Он установил, что, если положить на лист мухоловки камешек, кусочек дерева, стекло или пробку, лист бездействует, и его железы не выде­ляют пищеварительного сока. Однако если положить на него кусочек мяса или круто сваренного яйца, или даже просто комо­чек промокательной бумаги, пропитанной мясным соком, лист будет действовать: поверхность его обильно покроется пищеварительным соком. Следовательно, волоски и железы мухолов­ки «отвечают» на такие раздражения, которые вызываются ве­ществами, поддерживающими ее существование, и не откликают­ся на раздражения, не служащие этим целям.
Описанные здесь насекомоядные растения - а таких расте­ний известно сейчас более 500 видов - обычно живут на боло­тистой почве, в общем бедной питательными веществами. Этот недостаток восполняется возможностью ловить насекомых и переваривать белки, которые имеются в них.
Принято считать, что живое вещество, из которого построено тело растения, нечувствительно к различным раздражениям, что возбудимость и способность двигаться являются отличительными свойствами только животных. Это в корне неверно. По­движные волоски росянки, захлопывающаяся крышка на «кувшине» непентеса, чувствительные волоски и железы му­холовки, а также подвижные лопасти ее листьев - все это на­глядно показывает, что о возбудимости и подвижности можно говорить, говоря о растениях. Мир растений и мир животных, не­смотря на огромную разницу, в основных чертах все же сходны между собой.
Живая природа бесконечно изменчива. Ее творческие силы, способность к преобразованиям - неистощимы. Ловушки насекомоядных растений блестяще подтверждают эту мысль: ведь они не что иное, как листья, видоизмененные для выполнения определеннгой задачи.
В постоянной борьбе за существование у животных и у рас­тений постепенно вырабатывались разнообразнейшие приспо­собления к условиям окружающей их среды. Ловушки насекомоядных растений - одно из самых удачных и удиви­тельных приспособлений.


Чадолюбивые отцы



Мы привыкли думать, что все заботы о потомстве целиком падают на самку. Да и факты это подтверждают. Обычно самки высиживают яйца или вынашивают детенышей в своей утробе. Самки кормят детей, защищают, воспитывают их и учат ориентироваться в окружающей обстановке. Однако более обстоятельное знаком­ство с жизнью животных показывает, что зачастую немало забот о потомстве выпадает и на долю самцов. Достаточно вспомнить хотя бы аистов, пингвинов и многих других птиц, у которых самцы и самки чередуются в трудном деле высиживания яиц. Но не об этом сейчас пойдет речь. Хочется привести несколько примеров, показывающих, что иногда все заботы о потомстве полностью лежат на самцах, а самки проявляют в этом отношении поразительную «беззаботность» или «равнодушие». Классическим примером может служить небольшая рыба - колюшка.
Самец колюшки - задиристое создание. С другими самцами он постоянно вступает в драку, да и к самкам до поры до времени особого расположения не проявляет. Но вот приходит брачная пора. И самец колюшки преображается. Его будничная бледно-зеленая чешуя становится ярче: она отливает на спине и брюш­ке синим и красновато-зеленым цветом. Забыты драки, он больше не шныряет во все стороны, чтобы удовлетворить свое любопытство. Настали дни работы и хлопот. Колюшка-самец принимается за дело: он со­бирает корешки и стебли водяных растений и, расчистив место на песчаном дне, где вода не застаивается, строит гнездо для будущего потомства.
Через несколько дней, когда гнездо готово, самка отправ­ляется к самкам. Они обычно вертятся тут же, неподалеку. Он подплывает к одной из них, подхлестывает ее хвостом, а в случае надобности колет иглами, торчащими у него на спи­не, и загоняет в гнездо. Самка откладывает икру, а затем выби­рается из гнезда. Самец ей в этом не препятствует и отправ­ляется за второй самкой, а затем за третьей. Когда наберется до­вольно много икры, самец оплодотворяет ее и больше не подпускает самок к гнезду: это необходимая мера предосторожности, ибо самки, лишенные материнского инстинкта, охотно поедают свою же собственную икру.
Итак, икра отложена и оплодотворена. Теперь для самца на­ступают новые заботы. Он исправляет то здесь, то там изъяны в гнезде и, главное, забираясь время от времени внутрь, тихо шевелит грудными плавниками, создавая таким образом приток свежей воды, содержащей кислород, необходимый для развития икры.
Проходит десять-двенадцать дней. Вместо икринок в гнез­де уже крошечные рыбешки. Отцу прибавляется работ. Он разбирает крышу своей постройки, создавая таким образом больший приток насыщенной кислородом воды и света для на­ходящейся в гнезде молодой поросли. За пределы гнезда он ее пока не выпускает. Если же несколько рыбешек все же оказывается вне гнезда, отец обязательно водворяет их обратно, пользуясь для этого простым приемом: забирает беглецов в рот и только вернувшись в гнездо, выпускает их на свободу.
Так растут дети под наблюдением заботливого отца, становясь с каждым днем все более и более самостоятельными, пока не придет пора освободиться от опеки и зажить своим умом.
Этот факт интересен во многих отношениях. Достаточно ска­зать, что большинство рыб мечет икру прямо в воду, оставляя таким образом свою икру без надзора. Здесь же все не так: колюшка строит гнездо, заботится об икре, охраняет и воспитывает потомство. И, что особенно удивительно, все это проделывает не сам­ка, а самец.
Колюшка - не единственный представитель чадолюбивых рыб-самцов. Например, есть рыбы, обитающие в пресных водах тропиков. Самка мечет икру в виде двух гроздей яиц, связанных перемычкой. У самца на затылке есть костяной крючок, которым он хватает эти грозди и плавает с таким оригинальным украшением до тех пор, пока из яиц не разовьется молодь, способная к самостоятельной жизни. Любо­пытно, что крючок на затылке самцов появляется лишь с на­ступлением половой зрелости. У самок такого крючка нет.
Перейдем к следующему примеру. Кому из вас не приходи­лось видеть в музеях, а может быть и в аквариумах неболь­ших рыбок, которые получили название морских коньков. У сам­цов этой породы рыб имеется на брюшке небольшая сумка, ко­торую называют выводковым мешком. В брачную пору, во время спаривания, самка выбрасывает икринки, которые попадают через небольшое отверстие в вы­водковый мешок самца. Стенки этого мешка, богатые кровенос­ными сосудами, обильно выделяют слизь, обволакивающую ик­ринки. Слизь, заключающая в себе различные жи­ры и белковые вещества, служит первое время единственным источником питания для молоди. Рыбешки покидают свое вре­менное убежище и начинают жить самостоятельно только по­сле того, как достаточно вырастут и окрепнут.
Еще один пример. Самка губана во время нереста откладывает свою икру в воду, а самец забирает ее в рот. Икринки остаются в пасти губана и превра­щаются в рыбешек. Однако они не сразу покидают отца. Оставляя его на короткие промежутки, чтобы поесть и порезвиться в воде, они возвращаются в свой приют, а отец от­крывает рот и впускает их внутрь. Ему нелегко приходится в это время: пока яйца развиваются и молодое поколение продол­жает жить в своем убежище, губан не принимает пищи и бук­вально голодает. По мере того как дети растут, рот губана, бережно таскающего в своей пасти два-три десятка детенышей, все больше и больше раздувается, придавая ему уродливый вид.
Поднимаясь выше по ступеням животного царства, от рыб к земноводным, мы найдем несколько замечательных примеров родительского инстинкта у самцов. В этом отношении исключи­тельный интерес представляют два вида жаб. Одна из этих жаб по месту своего жительства называется суринамской жабой.
Когда самка суринамской жабы начинает метать оплодотво­ренную икру, самец помогает ей, подхватывая и размещая ик­ринки на спине самки. Вскоре вокруг каждой икринки кожа утолщается и разрастается настолько, что облегает ее со всех сторон. Таким образом, каждая икринка оказывается как бы в мешочке, и число мешочков соответствует числу икринок, уло­женных самцом на спину самки. Роль самца на этом кончается. Все остальное доделывается организмом самки. Стенки каждо­го мешочка обильно снабжены кровеносными сосудами, кото­рые доставляют появившемуся из икринки зародышу все, что необходимо для его питания и дальнейшего развития.
Гораздо ответственнее роль самца жабы-повитухи, то есть повивальной бабки, или акушерки. Название это получено жабой вполне заслуженно. Самка жабы-повитухи мечет в воду икринки, скрепленные вместе наподобие четок. Самец распо­лагается позади самки и постепенно наматывает себе на бедра ленту из икринок. Как только эта операция заканчивается, он выбирается из воды на сушу и ждет того момента, когда из яиц разовьются головастики. Ждать приходится долго - около трех недель. К концу этого срока самец вновь погружается в воду, а очень скоро его можно увидеть в окружении шныряющих во все стороны головастиков.
Существует несколько видов лягушек, самки которых носят оплодотворенную икру на спине. Еще дальше пошло развитие приспособлений для защиты яиц у американских сум­чатых лягушек. Расположенная на спине самки сумчатой лягуш­ки сумка открывается отверстием в ее задней части. По мере того как самка откладывает икринки, сидящий подле нее самец подхватывает их, оплодотворяет и впихивает своей задней лап­кой в сумку, где они и проходят полное развитие.
Среди американских лягушек есть вид, у которого выводко­вой сумкой наделен самец; она расположена на груди. Самец засовывает в нее оплодотворенные икринки, в сумке совершает­ся их полное развитие в лягушат.
В Южной Америке, в Чили, водится черная уродливая жаба. В пору размножения брюшко самца сильно раздувается, точно туго натянутый барабан. Из этого «барабана» на свет появляется штук десять-двенадцать совершенно развитых детенышей. Как они туда попали?
У самца чилийской жабы глотка переходит в два мешка: один служит настоящим желудком, другой - голосовым меш­ком. Когда самец задает в брачную пору концерт (его называют «болотным соловьем»), этот мешок исполняет сначала роль резонатора, а позже -  выводковой сумки. Самка чилийской жабы откладывает яйца в воду. Самец проглатывает их. Но из глотки яйца направляются не в желудок, а в голосовой (вывод­ковый) мешок, который растягивается как барабан. Когда из них разовьются маленькие жабы, отец таскает молодь, пока она не подрастет. Этот живой груз сдавливает самцу желудок и ме­шает принимать пищу, так что он голодает и страшно худеет. Это продолжается до тех пор, пока дети не покидают свою живую колыбель.
Мы остановились лишь на нескольких фактах. Но их вполне достаточно для знакомства с одним из интереснейших явлений живой природы.
Две могучие движущие силы лежат в основе развития всего животного мира: инстинкт самосохранения и инстинкт продол­жения рода (родительский инстинкт). Первый инстинкт поддер­живает существование индивида, то есть отдельной особи; второй инстинкт поддерживает существование того вида, к которому относится данная особь.
В родительском инстинкте первое место занимает инстинкт материнский, а второе - инстинкт отцовский. Мы познакоми­лись с несколькими примерами отцовского инстинкта, наиболее яркими и сложными его проявлениями. Мир животных изобилует примерами очень простых и чрез­вычайно сложных случаев проявления отцовского инстинкта, который развился из стремления вида сохраниться, то есть воспроизвести потомство и оградить его от опасности, поджидающих на первых порах жизненного пути.


Шелковичный червь



Тутовый шелкопряд известен людям с незапамятных времен. Неизвестно, в какой стране впервые стали заниматься разведением шелкопрядов и выделкой шелковых материй: в Китае или в Индии. Достовер­но только одно, что шелк в Китае стали выделывать почти 5000 лет назад. Из Китая это искусство перешло в другие стра­ны. В Европе долгое время не имели никакого понятия о шел­ководстве: ткани получали из Китая и Индии (то есть из Азии). Жители Азии, считая шелководство прибыльным занятием, дер­жали все в строгой тайне. Однако тайна в конце концов была открыта.
Византийскому (греческому) императору Юстиниану мона­хи привезли в подарок тростниковые посохи. Внутри пустых по­сохов были запрятаны яички шелкопрядов, вывезенные тайком из той страны, где шелководство было заведено с давних вре­мен. С той поры шелководство распространилось в Греции, Ита­лии, Франции и в других государствах Европы.
В России разведение шелковичных червей впервые нача­лось в 1596 году в селе Измайлове под Москвой. 
Как протекает жизнь шелковичных червей и как за ними ухаживали?
В апреле или в мае, когда на тутовых деревьях уже распус­тились почки, шелковод приступал к выводу шелковичных червей из запаса яичек шелкопряда от прошлого года. Эти яички называются греной. Шелководу нужно оживить грену, то есть из яичек вывести гусениц. Это, разумеется, может произойти и без помощи шелковода: в теплой комнате или на солнце яйца разовьются, и из них выйдут шелковичные червячки. Этим обыкновенно и пользуются в мелких кустарных хозяйствах.
В больших образцовых хозяйствах грену рассыпают на по­лочках, помещают в особый шкаф, в котором воздух равномер­но нагревается при помощи ламп. Через восемь или десять дней из яиц начинают выползать червячки’: маленькие, темно-бурые, с блестящей черной головкой, тело их покрыто пучками длинных волос. Новорожденные гусеницы сейчас же начинают есть свежие листья тутового дерева. Вместе с листьями червовод переносит гусениц на другие полочки. Каждая полочка состоит из деревянной рамы, на которую натянута мелкая нитяная сет­ка. Все полки с червяками расположены на деревянной стойке. 
Получив пищу, червячки с жадностью едят листья дня четы­ре подряд. С каждым днем аппетит гусениц растет: на второй день после выхода из яиц они съедают вдвое больше, чем в первый, а на третий день и того больше. Проходит четвертый день. Гусеницы значительно подросли. На пятый день они вы­глядят уже не так, как раньше. В их жизни произошла какая-то перемена. Гусеницы не обращают больше внимания на корм, а бро­дят по полке. Вот одна из них остановилась, плотно обхватила задними ножками лист, приподняла высоко переднюю часть тела и в таком положении замерла. Червь точно окаменел; он «заснул». Сон этот длится 24 часа, а иногда 36 часов. Вот сон уже на исходе: голова червя склонилась на грудь, а грудные ножки вытянулись вперед. Червь пробуждается, медленно рас­прямляется, все больше и больше вытягивается вперед. Чув­ствуется, что он старается от чего-то освободиться. Он делает последнее усилие и вытягивается, как палка. Шкурка его не выдерживает и лопается позади головы. Червь начинает «раз­деваться» - медленно вылезает из старой шкурки, которая по­степенно сползает назад. Под нею уже выросла новая, молодая, очень нежная шкурка. Сбросив старую, червь успокаи­вается - он отдыхает. Отдых длится несколько часов, после чего червь вновь принимается за еду.
Так проходит первая полоса в жизни шелковичного червя: пять дней он ест, шестые сутки спит и под конец сна линяет. За первым сном и первой линькой через четыре дня наступа­ет второй сон, который длится ровно сутки. К концу второго сна происходит вторая линька, и этим заканчивается второй возраст а жизни шелкопряда.
Через четыре с половиной дня после второй линьки червь засыпает на сутки в третий раз и вновь линяет. Это время на­зывается третьим возрастом шелковичного червя. Ему остается пройти еще два возраста: четвертый и пятый. Четвертый воз­раст длится шесть с половиной суток, прожив которые червь засыпает и линяет в четвертый раз. Настает затем и пятый воз­раст. Теперь червя ждет новая участь.
Приглядимся к нему внимательнее. Он стал уже со­всем большим и во многом изменился. Новорожденный червь был темно-бурого цвета, был покрыт пучками длинных волос, а выросший червь молочно-белый; он почти голый, лишь кое-где виднеются короткие, едва заметные волоски. Наконец, взрослый червь име­ет длину 6-8 сантиметров, тогда как новорожденный по крайней мере в двадцать пять раз короче; по весу же взрослый червь почти в девять тысяч раз тяжелее, чем только что вы­лупившийся. Разница, как видите, большая.
У взрослого червя восемь пар ног: три пары настоящих (грудных) и пять пар ложных (брюшных). Ложные ножки совсем не похожи на настоящие они мягкие и толстые, словно обрубки, и на конце каждой такой ножки имеются мелкие когот­ки. Голова у червя большая; на ней сидят коротенькие усики. Имеются две пары челюстей, из которых особенно хорошо развита верхняя пара, или жвалы. У шелковичного червя двена­дцать маленьких глаз, которые сидят кучками, по шесть с каждой стороны. Есть у него желудок и кишечник, есть сосуды, по которым движется кровь; есть и другие внутренние органы.
Шелкоотделительные железы помещаются внутри тела шел­ковичного червя. Такие железы имеются у многих гусениц, но особенно велики и хорошо развиты они у гусеницы шелковичной бабочки. У нее две железы. Каждая из них - длинная извитая трубочка, средняя часть которой не­сколько расширена, а передняя тонкая. Внутри завитков нахо­дится особая клейкая жидкость, из которой и образуется шелк. Эта жидкость из завитков каждой трубки притекает к расши­ренной ее части. Здесь она собирается иногда в большом коли­честве. Это резервуар, из которого «шелковая жидкость» выхо­дит наружу. Резервуар каждой железы переходит в длинный тоненький проток (трубочку). Оба протока сходятся в голове и открываются отверстием на нижней губе шелковичного червя. Когда ему нужно приготовить шелковину, он выпускает из же­лезы жидкость. Две струйки выходят из резервуаров, текут по обеим выводным трубочкам, выходят наружу, вытягива­ются и застывают; из них образуется шелковина - тоненькая парная шелко­вая нить.
Шелковину выделяет не только взрослая гусеница, но и молодая. Как только шелковичный червь вылупится из яиц, он уже может выделять шелко­вую нить. Всякий раз, когда червю гро­зит опасность свалиться, он мигом выпускает шелковину и повисает на ней, точно паук на паутине. Если попытаться столкнуть червя осторожно с пол­ки или с ветки, на которой он кормится, и вы увидите, что червь не упадет, а по­виснет на шелковой нити, один конец которой он прикрепляет к тому месту, где только что сидел.
Шелковая нить нужна червю и для другой цели. После каждого сна червь сбрасывает с себя свою шкурку, то есть линяет. Перед тем как заснуть, он каж­дый раз окутывает свои ножки шелко­виной и прикрепляет их к тому предме­ту, на котором засыпает. Когда же, про­снувшись, он начнет линять, то шелко­вина. придерживая его за ножки, тем самым помогает ему вылезть из старой шкурки.
Что же происходит с шелковичным червем в пятом возрасте? После четвертого сна червь линяет и опять принимается за еду. Но с каждым днем он ест все меньше и меньше и, наконец, перестает брать пищу. Шелко­вичные железы его переполнены жидкостью; из сосочка на нижней губе обильно выделяется шелк: червь беспокойно ползает по полке, а вслед за ним по листьям волочится длинная шелковая нить. «Ну, пора!» - и шелковод раз­мещает на полках кормовой этажерки вдоль ее боковых стенок пучки из древесных прутьев - коконники.
Червь быстро вползает на коконник, останавливается и сей­час же начинает работу. Уцепившись покрепче брюшными ножками за один из прутиков, червь закидывает голову то впра­во, то влево, то назад и прикладывается нижней губой к раз­личным местам коконника. Вскоре вокруг червя образуется довольно густая ткань из шелковины, которую он все время вы­пускает. Но это еще не постройка: это основа будущей построй­ки. Червь помещается посередине, шелковые нити поддерживают его в воздухе; они служат тем местом, к которому можно будет прикрепить готовый кокон. И вот червь начи­нает завивать кокон. Он быстро вертит головой и выпускает шелковую нить. Нить кольцами ложится вокруг его тела. Одно кольцо тесно прилегает к другому. Работа быстро продвигается вперед. Еще немного - и кокон почти готов. Но стенки его пока чрезвычайно тонки. Сквозь них можно различить, как червь-шелкопряд безостановочно продолжает свою работу. Стенки ко­кона становятся все толще и толще. Один слой шелковых петель располагается под другим. Работника уже не видно. Прошло три дня и три ночи с тех пор, как он трудится без передышки; проходят и четвертые сутки. Кокон совершенно готов. Тогда червь засыпает. Это его последний сон. Как он отощал! Да и не­мудрено: ведь он выпустил из своего тела шелковину длиной от 800 до 1000 метров.
Легкое ли дело отделить такое количество шелка - целый километр! А сколько раз для этого нужно было мотнуть головой! Если на каждую петлю кокона приходится по четыре сантимет­ра шелка, то червяку нужно сделать двадцать четыре тысячи петель, чтобы свить только один кокон. А сделать двадцать че­тыре тысячи петель - это значит столько же раз мотнуть голо­вой. Ну, как тут не устать и не отощать?
Спит червь в своей шелковой колыбели, а тем временем с ним происходит большая перемена: сменив кожу в пятый раз, червь выходит из старой шкурки уже не гусеницей, а куколкой. Он совсем не походит на гусеницу. Это скорее некоторое подо­бие бабочки, но далеко еще не бабочка. Куколке, в свою оче­редь, предстоит претерпеть целый ряд новых изменений, прежде чем она сделается бабочкой. Когда бабочка уже готова, ей нужно сбросить с себя шкурку, которая прикрывает куколку. Но вот и это свершилось. Теперь в коконе сидит живая бабочка.
Недолго, однако, остается бабочка в своей темнице. Могучий инстинкт жизни, руководивший всеми поступками маленькой гусеницы, пять раз менявшей кожу, устроившей прочный ко­кон, с новой силой проявляется в насекомом. Бабочка стремит­ся на волю. Но чтобы выйти на свободу, нужно продырявить кокон. Будь у бабочки такие же острые челюсти, как у гусени­цы, это было бы нетрудно сделать. Но дело тут обходится без челюстей. Отверстие в темнице пробито. Кокон опустел. Бабоч­ка очутилась на свободе. Как же это произошло?
В то время как она сидела в коконе, в ее теле накопилось много едкой жидкости. Бабочка смочила этой жидкостью кон­чик кокона изнутри, шелковинки размякли в этом месте и рас­ползлись: образовалось окно, и пленница оказалась на воле. Одновременно с нею вышли бабочки и из других коконов. Одни из них самцы, другие - самки.
Вскоре у них начинается брачная пора. Тогда шелковод са­жает пары в особые мешочки, сшитые из марли. В мешочках каждая самка откладывает от 300 до 600 яиц.
Только что отложенное яичко светло-желтого цвета; затем оно темнеет и принимает пепельный цвет. Содержимое яичка также меняется. Недели через три после того, как яичко было отложено, в нем можно уже заметить маленький зародыш. Это будущий шелкопряд. Всю зиму зародыш остается без измене­ний в яйце. Весной же он превращается в гусеницу, которая, как мы уже знаем, проклевывает скорлупку яйца и выходит наружу. Такова жизнь тутового шелкопряда: яйцом этот круг начинается, яйцом же и заканчивается.
Шелковичных червей разводят из-за коконов. Когда все ко­коны готовы, их снимают с коконников. Большая часть коконов идет на шелк, а меньшая остается для выведения шелковичных бабочек.
Коконы отличаются и по форме, и по величине, и по цвету. Коконы имеют самую разнообразную форму: овальную, круг­лую, с острым концом или с перетяжкой посередине.
Жизнь этих бабочек дубового шелкопряда, как и всех бабочек вообще, коротка. Едва появившись на свет, самка вступает в брак с самцом и дня три спустя начинает откладывать яйца. Кладка яиц продол­жается три дня, и за это время откладывается - то кучкой, то врассыпную - 200 яиц. После этого самка вскоре погибает.
Через 8-10 дней в теплую погоду (при температуре 26-28°С) из яиц выходят крошечные черные гусеницы, покрытые волосками. С этого момента начинается довольно длительный и кропотливый уход за ними. Гусеница растет долго, месяца полтора, пока не достигнет предельного роста (длина взрослой гусеницы 7-8 сантиметров). За это время она линяет столько же раз, сколько и тутовый шелкопряд, но, в противоположность тутовому шелкопряду, после первой линьки она бывает не бело­го, а ярко-зеленого цвета, с большой бурой головой.
Питается эта гусеница дубовыми листьями. В Китае, как только гусеницы народятся, их вместе с дубовыми листьями кладут в корзины и несут в рощицы из дубового кустарника, где они и живут на поле под присмотром сторожей, которые следят, чтобы червей не поклевали птицы и чтобы они всегда имели в достаточном количестве свежие, еще не тронутые листья.
Когда приходит пора вить коконы, дубовый шелкопряд ведет себя не так, как тутовый. Для него не надо готовить осо­бых коконников: он устраивается с коконами тут же, на увяд­ших кормовых ветках. Прежде чем начать вить кокон, дубовый шелкопряд скрепляет шелковинкой края двух-трех сухих листь­ев, из которых получается нечто вроде гнезда, где и закладыва­ется первая редкая основа кокона, а затем выводится и самый кокон.
Жизнь в коконе длится дней десять. За это время гусеница превращается в куколку, а куколка в бабочку, которая, проде­лав в коконе отверстие, выходит на волю. При выходе она выглядит неважно: мокрая, со смятыми крыльями, совсем не похожая на красивого дубового шелкопряда. Чтобы подсохнуть и расправить крылья, бабочки взбираются на верхушки веток. Едва успев оправиться, шелкопряды начинают спариваться, а затем откладывают яички. Такова жизнь дубового шелкопряда.
Когда-то таким трудоемким способом вырабатывался шелк. Теперь на смену шелкопряду пришли машины, а настоящий шелк заменили искусственным. 

Архитекторы животного мира

Мы часто говорим о строительном искусстве животных. о постройках кротов, бобров и рыб, о разнообразных гнездах птиц, о сложных сооружениях муравьев и термитов. Мы удивляемся строительному инстинкту, кото­рый проявляется у всех этих животных. Кое-кто готов даже по­верить, что не только инстинкт, но и разум определяет выбор места, материала и тех приемов, которыми пользуются млекопи­тающие, птицы, насекомые, возводя свои постройки. Но животные не только строят, но и шьют.
В одном из музеев можно увидеть удивительное гнездо. Это - небольшой яйцевидный кошель, искусно сложенный из хлопка и овечьей шерсти, аккуратно устланный внутри конским волосом и тонкими волокнами растений, а снаружи плотно покрытый двумя крупными листьями, края которых были простеганы нит­кой. Кажется, хранители музея нарочно сшили эти листья ниткой, чтобы гнездо сохранило свою форму. Но подле гнезда на веточке закреплено чучело небольшой длинно­хвостой птички, похожей на нашу камышевку, а под чучелом сделана надпись: «Длиннохвостая портниха». Ясно, что гнездо это не только сложено, но и простегано его обитатель­ницей. Как же сооружается такое гнездо?
Гнездо «портнихи» висит невысоко от земли на ветке рас­тения с довольно большими листьями. Выбрав два крупных, крепких листа, висящих рядом, портниха стягивает их по кра­ям, иглой служит тонкий острый клюв. В этой работе ей помо­гают подвижные гибкие лапки. Нитку, подобранную где-нибудь на земле или скрученную ею самою из хлопка, портниха держит в клюве. Проколов края листьев, она продевает нитку в отвер­стие сначала одного листа, а затем другого и стягивает их края. Один стежок готов. За ним следует другой, третий, пока листья не будут прошиты полностью снизу вверх до самого края их у черешка. Это наиболее важная и ответственная часть работы длиннохвостой портнихи. Все остальное - выкладка гнезда хлопком, конским волосом - не представляет особых трудностей, хотя и требует много времени.
Но шить умеет не только длиннохвостая портниха. Этим ис­кусством обладают некоторые виды муравьев. Эти насекомые, полу­чившие название ткачей, пользуются при по­стройке гнезд своими собственными личинками. Личинка му­равья выделяет тягучую липкую жидкость. Эта жидкость, застывая в воздухе, превращается в длинную шелко­вистую нить. Вот этим-то и пользуются муравьи-ткачи, соору­жая гнезда из листьев. В то время как одна партия рабочих, стянув края листьев, крепко поддерживает их челюстями, дру­гие держат наготове по личинке. Держа в челюстях личинку, муравей прикасается ее головкой к стянутым листьям и скреп­ляет их края нитью, образовавшейся из выделенной личинкой жидкости.
Целая группа муравьев работает одновременно, и благодаря их совместной работе листья, предназначенные для жилья, ока­зываются в конце концов прочно затканными «шелком». Все это могло бы показаться невероятным, если бы не подтверждалось многократными наблюдениями натуралистов над работой живу­щих в Индии и Бразилии муравьев-ткачей.
Некоторые ученые насчитывают свыше пяти тысяч видов муравьев, которые отличаются друг от друга величиной, цветом, строением тела, образом жизни, повадками и т. д. Таковы, на­пример, муравьи черные, красные, рыжие, желтые лесные, луго­вые, муравьи-листорезы, муравьи-ткачи и т. д. Все они искус­ные строители.
Иной раз, расколов гнилой пень, можно увидеть тысячи ма­леньких «комнаток» с тонкими перегородками, между комната­ми узкие проходы, столбики, подпорки, галереи. Все это сделали муравьи-плотники своими крепкими и острыми челюстями. От гнезда идут дорожки, посыпанные песком и выложенные мел­кими камешками. Кроме таких открытых дорожек при всяком гнезде есть и подземные ходы, которые иной раз тянутся до­вольно далеко от гнезда.
Среди других насекомых также встречается немало искусных строителей, получивших такие красноречивые названия, как трубковерты, плотники, шерстобиты, корзинщики. Это уже не муравьи, а пчелы, осы и жуки.
Строительный инстинкт проявляется в очень разнообразной форме в зависимости от тех условий, в которых он вырабаты­вался. В одних случаях он прост, ничем особенным не пора­жает; в других, наоборот, чрезвычайно сложен и вырабатывал­ся, надо полагать, веками. Сколько неприспособленных должно было погибнуть, прежде чем развились приспособленные «счаст­ливцы», у которых нужный им в жизни инстинкт укрепился окончательно.
Возьмем такой пример. Перед нами небольшой жук золо­тистого цвета с ярко-синим брюшком. Это тополевый трубко­верт. Ему - точнее его самке - нужно свернуть из то­полевого листа трубку, в которую будут отложены три-четыре яичка. Работа кропотливая и, главное, долгая - целый день уходит на приготовление одной трубки. Самка работает непре­рывно и днем и ночью, но за сутки ей удается свернуть лишь два листа.
Голова у самки вытянута в хоботок, расширенный на конце лопаточкой, с острыми челюстями. Лопаточка, челюсти и нож­ки - таковы ее «орудия производства». Самка сворачивает мо­лодые листья деревьев (тополя, ореха, березы). Сначала она прокалывает черешок листа, отчего приток соков к листу умень­шается, и он вянет, становится податливым для работы. Тогда жучок пускает в дело и лопаточку и ножки; ножками медленно сворачивает лист, а лопаточкой приглаживает его края, как портной разглаживает шов. На зубчиках листа имеются вали­ки, которые при нажиме выделяют клейкий сок. Надавливая ло­паточкой на валики листа, неутомимая работница выжимает из них клей, которым скрепляются края. В результате этого напря­женного труда получается жилище для потомства.
Бабочка-мешочница тоже строит «хижину», кото­рую гусеница не покидает, пока не сделается бабочкой. Стро­ится эта хижина из травинок, которые сверху прикрепляются и широко расходятся книзу. Изнутри она подбита шелковис­той подкладкой. Каждый мешочек состоит из трех слоев: внут­реннего - чрезвычайно тонкого, прилегающего прямо к неж­ной коже гусеницы; среднего - из ткани, смешанной с де­ревянистыми частичками, и, наконец, внешнего слоя - из прутиков.
Теперь обратимся к пчеле по прозвищу «плотник». Своим острым жалом она долбит ствол старого дуплистого дерева или бревна, просверливая в нем галерею. Когда галерея готова, пче­ла разбивает ее на несколько ячеек с перегородками, которые она сооружает из лежащего тут же материала, то есть из опилок, склеивая их своей слюной.
Другая пчела - «корзинщица» - устраивается более затей­ливо. При выборе места для постройки эта изящная сероватая пчелка пользуется сначала чужим трудом - пробирается в опус­тевшую галерею других насекомых или даже земляного червя. Очистив и подправив такую галерею, она устраивает в ней свои ячейки или «корзиночки» из отрезков листьев, собранных с си­рени, белой акации, боярышника, розового куста.
Еще затейливее работа пчелы, прозванной «шерстобитом». Эта пчела тоже пользуется как базой для своей постройки по­мещением, оставленным другими насекомыми. Свои ячейки - тонко сработанные мешочки - она выделывает из ваты.
Только что сделанный ватный мешочек представляет собою самое изящное из гнезд насекомых, особенно когда он свит из ярко-белой ваты. Ни одно из птичьих гнезд не похоже на него по тонкости материала, по обработке и изяществу формы.
Впрочем, и среди ос встречаются мастерицы, которые могли бы смело конкурировать в строительном искусстве с пчелой-корзинщицей и даже с пчелой-шерстобитом. Такова, например, оса эвмен.
Выбрав для гнезда небольшой куст с тонкими раскиди­стыми стебельками, эвмен прикрепляет к ним несколько своих ячеек. Материалом для постройки служит земляная пыль и бле­стящие песчинки желтого или белого кварца. Инструментами для работы здесь, как и у шерстобита, оказываются лишь че­люсти да лапки. Челюстями оса наскабливает пыль, превращая ее при помощи собственной слюны в некоторое подобие цемен­та, из которого сначала скатывает комочки, а из комочков делает изящные кувшинчики величиной с маленький лесной оре­шек или крупную вишню. Затем, когда многослойный цемент­ный фундамент возведен, эвмен обкладывает всю внешнюю по­верхность каждого кувшинчика кусочками блестящего кварца. Особенно нарядно выглядит такой кувшинчик тогда, когда эв­мен покрывает его снаружи крошечными ракушками.
Большинство видов ос обра­зует, подобно пчелам, большие семейные общины; этих ос назы­вают бумажными осами за то, что они строят для себя гнезда из особого материала, ко­торый похож на плотную, тол­стую бумагу. Такие гнезда стро­ятся большей частью на ветках дерева или кустарника.
Наметив подходящее место для гнезда, оса, отковырнув несколько кусочков древесной ко­ры, пережевывает ее, смешива­ет со слюной и закладывает основание первой ячейки, затем второй, третьей и т. д. Вскоре небольшое гнездо готово. Оса откладывает в каждую из ячеек по одному яйцу и снова прини­мается за постройку, увеличи­вая таким образом свое гнездо. Как только в гнезде появляются юные осы, они тоже начинают строить ячейки. Проходит не­сколько месяцев, и оса-мать де­лается родоначальницей много­численной семейной общины. У нее уже тысяч 10-15 детей. Смотрите, какое роскошное гнездо они соорудили. Это мно­гоэтажное помещение, напоминающее большое яйцо. Сна­ружи гнездо покрыто материа­лом, похожим на картон, внутри расположены в несколько эта­жей соты со множеством ячеек. В одних ячейках - мед для по­вседневного питания, в дру­гих - яйца, личинки, куколки либо сами осы.
Не менее замечательны постройки (гнёзда) термитов, ино­гда их ошибочно относят к муравьям. Особенно боль­шие постройки воздвигают ратные, или воинственные, термиты: высота гнезда иногда превышает два метра, ширина примерно таких же размеров. Снаружи гнездо покрыто толстым слоем су­хой грязи, как будто оштукатурено. Гнездо сделано так проч­но, что человек может встать на него и не провалиться.
Особенно интересны сооружения песочных термитов, живу­щих в Америке по берегам реки Амазонки. Они строят целые городки с крытыми галереями от одного термитника до другого.
Есть особая порода термитов, которые устраивают свои гнез­да в древесных стволах. Это термиты-резчики. Они прогрызают в древесных стволах ходы и множество камер различной вели­чины, так что внутренность ствола представляет собой скопле­ние пустот, прикрытых тонким слоем коры.
Все виды термитов, особенно резчики, причиняют людям не­мало бед и неприятностей. Термиты часто появляются в огромных количествах в населенных людьми местностях и производят разрушения: уничтожают домашнюю утварь, книги, платья и обувь, подтачивают деревянные части домов - балки, пол, рамы окон, двери и т. д.- и делают это удивительно быстро. При та­ких набегах они делают галереи от нижних этажей до чердака.
Можно привести огромное количество примеров, показываю­щих, как разнообразно проявляется у животных, особенно у на­секомых, строительный инстинкт.


Борьба и взаимопомощь в природе

При поверхностном взгляде на природу кажется, что для населяющих землю растений, животных и насе­комых характерна спокойная, беззаботная жизнь. Так ли это? Ведь птицы питаются насекомыми и семенами. А сами они становятся жертвой различных хищников. Всюду пытливый взор человека замечает следы побед и поражений.
Волнующаяся синева морей и океанов, густой лес, необозри­мая гладь степей и лугов, мрачные утесы скал, глубокие ущелья и долины, окружающий нас воздух, подземные пещеры и по­верхностные слои почвы - все это арена «борьбы за существо­вание», а населяющие нашу планету растения и животные - невольные и вольные ратники на этом обширном «поле брани». Борьба с себе подобными и чужаками, а также с беспощадными стихиями природы - закон жизни для представителей расти­тельного и животного мира.
В силу этого закона в ходе борьбы за существование создаются разнообразнейшие орудия нападения и самозащи­ты - приспособления к условиям, в которых обитают животные и растения. Кто лучше приспособлен, тот и выжи­вает. Растение, не имеющее средств защиты от засухи, вянет. Животное, не приспособленное к зимней стуже, гибнет. Такова жизнь животных и растений: в ней постоянно идет отбор - приспособленные остаются жить, неприспособленные исчезают с лица земли. Речь идет лишь о мире животных и растений. На человеческое общество эти законы не распространяются. Крупная ошибка ставить знак равенства между законами мира животных и растений и законами человеческого общества.
Чем, однако, вызывается эта ни на мгновенье не ослабеваю­щая борьба за существование? Что создает ее, усиливает или ослабляет?
Всем известно, какое множество плодов и семян производят травы, кустарники и деревья, какое множество яиц отклады­вают ежегодно насекомые, рыбы и черви. Ведь у многих из них количество отложенных яиц и икринок превышает сотни тысяч и миллионы. Птицы и млекопитающие оставляют после себя многочисленное потомство. Вспомните все это, и вы поймете, почему жизнь служит ареной никогда не прекращающейся борьбы. Земля не в силах прокормить всех, к тому же на ней просто не хватит места всем, кто рождается на ней. Если бы все они продолжали жить, то через несколько лет на земном шаре  не осталось бы  ни одной пяди земли, не занятой животными и растениями. Ими заполнялись бы все моря и океаны. В этом главный источник борьбы за существование. В этом же и одно из противоречий жизни: размножение, источник жизни, являет­ся источником борьбы, ведущей к смерти, к вымиранию по­давляющего большинства рождающихся организмов. Такова диалектика природы.
Однако борьба за существование и связанное с нею вымира­ние неприспособленных вызываются и другой важной причи­ной. Растительные и животные организмы постоянно подвер­гаются опасным воздействиям - это и мороз, и засуха, и ветер... Разгорающаяся на этой почве борьба животных и растений за существование не имеет никакого отношения к чрезмерной плодовитости организмов. Наоборот: чем плодовитее организм, тем больше у него шансов сохранить часть своего потомства. И тут, как видите, природа выявляет свои противоречия: чрез­мерная плодовитость, будучи источником борьбы и смерти, обеспечивает в то же время дальнейшее существование жизни на земле.
Есть в живой природе еще одно в высшей степени важное противоречие, благодаря которому жизнь не только сохраняет­ся, но и развивается на нашей планете. В чем оно заключается, увидим на отдельных примерах.
Перенесемся мысленно в Африку, на берег реки Нил, где водятся крокодилы. Один из них, плотно позавтракав, лежит на отмели. Вдруг, откуда ни возьмись, подлетает к крокодилу небольшая птица трахилус, садится на голову страшилища и безбоязненно лезет ему в пасть, которую тот сам разинул во всю ширь. Так и кажется, что вот-вот захлопнется эта бездон­ная пасть и от птицы останется одно лишь воспоминание. Но пасть не закрывается, и птица усердно копается у кроко­дила в зубах, очищая их от остатков пищи. Великолепная живая зубочистка! Сама лезет в рот и чистит крокодилу зубы. Понят­но, почему нильское чудовище так терпеливо относится к этой птице: она очищает пасть крокодила не только от остат­ков разлагающейся пищи, но также от сидящих там пиявок и других паразитов. 
Другой пример не менее интересен. В муравейнике можно встретить жучков, живущих в дружбе с муравьями. Муравьи держат в чистоте, кормят и оберегают от хищников. Вы спросите - почему? Ответом пусть служит следующая любопытная сценка, которую не раз приходилось наблюдать ученым, изучающим жизнь муравьев.
Небольшая группа муравьев обступила одного из своих любимчиков. Настойчиво постукивают муравьи по телу жучка щупальцами. Жучок выпускает каплю светлой жидкости, а му­равьи мигом ее подхватывают и проглатывают.
Что это за жидкость? Муравьиная пища? Нет, не пища, а душистый, возбуждающий напиток, действующий на муравьев примерно так же, как действует на нас вино, чай или кофе. Неудивительно, что муравьи относятся к жучкам так бережно и заботливо. Существуют пять разновидностей жучков, снаб­жающих муравьев душистым возбуждающим напитком. У этих жучков утолщенные усики. Муравьям приходится часто пере­таскивать с места на место свои «живые сосуды» с возбуждаю­щим напитком, хватая их за усики; поэтому в процессе есте­ственного отбора у жучков выработались прочные и сильные усики.
Еще один пример такого же «содружества». В морях живет рак-отшельник. Передняя часть его тела покрыта твердым панцирем, а задняя часть панциря не имеет. Это опасно для такого забияки: того и гляди противник откусит незащищенную часть тела! Но от такой беды рак оберегает себя очень оригинально: найдя в море пустую раковину, он за­совывает в нее заднюю часть своего тела, да так и путешествует по дну морскому вместе со своей «кельей»; отсюда и название его: рак-отшельник.
На раковине отшельника можно видеть актинию. Это полип, очень простое по строению животное. Актиния по­хожа на катушку для ниток: на верхней части тела находится рот, обнесенный густым венцом длинных, подвижных щупалец, а нижняя часть его несколько расширена и прикреплена к под­водной скале, на которой актиния обычно неподвижно сидит в ожидании добычи и только изредка и очень медленно перепол­зает с места на место. Если снять актинию с раковины, отшель­ник забеспокоится, начнет метаться во все стороны, разыщет своего компаньона, схватит клешней и водворит на прежнее место - на раковину. Если же отшельник, не успевший еще обзавестись актинией, приблизится к ней, то она сама сползет с камня и расположится на раковине отшельника.
Союз тут, как видите, прочный. Можно сказать, что компаньоны друг без друга жить не могут. Что же их свя­зывает?
Отшельник - существо подвижное, юркое: бегает по дну морскому проворно, таская вместе с собой и актинию. Для нее это очень удобный и выгодный способ передвижения, ибо, сидя на одном месте, гораздо труднее находить добычу, чем путеше­ствуя по морскому дну. Есть тут для актинии и другая выгода: она часто пользуется остатками пищи своего прожорливого компаньона. А какая польза раку от актинии?
Щупальца актинии обжигают, как крапива, всякого, кто прикоснется к ним. Когда какой-нибудь хищник нападает на отшельника, хватает его за ноги или клешню и старается выта­щить из раковины, потревоженная актиния направляет на обид­чика свои щупальца. Получив несколько сильных ожогов, на­падающий оставляет отшельника в покое.
Существует несколько видов отшельников и несколько ви­дов живущих на них актиний. Так, один отшельник из рода эвпагурусов обычно выбирает себе маленькую раковину, служа­щую ему скорее для связи с актинией, чем убежищем. Убе­жище же ему сооружает актиния адамсия. Вот как это проис­ходит. Очутившись на раковине, занятой эвпагурусом, актиния отращивает подошву, которая расползается по поверхности раковины, а потом и по телу самого отшельника, так что рак оказывается заключенным в прочный, но гибкий футляр. Этот футляр растет вместе с раком, устраняя для него необходимость часто менять свою «квартиру». Если все же приходится ее ме­нять, отшельник пересаживает актинию на новую раковину. Актиния не съеживается, не защищается жгучими «стрелами» своих щупалец, а терпеливо переносит это и даже легко отщеп­ляет свою подошву от старого жилья.
Можно привести десятки примеров такого содружества между животными различных семейств и даже видов.
В числе приспособлений, возникших в ходе борьбы за суще­ствование, огромное место занимает содружество на почве взаи­мопомощи. Не нужно только думать, будто такие союзы создаются сознательно. Союзы по большей части завязываются непроизвольно. Если случайная связь между различными жи­вотными окажется полезной в борьбе за существование, она как новое орудие борьбы, как новое полезное приспособление сохраняется и постепенно закрепляется в ряду дальнейших поколений. Сожительство на почве взаимозависимости распространено среди растений и даже между животным и растением.
Лишайники - особый вид растений. Их можно увидеть на стволах и пнях деревьев, на глыбах камня, на бесплодных ска­лах. Одни считают их мхами. Другие принимают за особые грибы. Это - большая ошибка.
Отколупните кусочек лишайника с камня, сделайте тонкий срез и рассмотрите его под микроскопом. Вы увидите густую, спутанную, точно войлок, ткань из длинных, членистых, бесцветных волокон, а в петлях между волокнами - круглова­тые зеленые тельца, собранные в виде четок или бус. Бесцветные волокна - это грибница простейшего грибка, а зе­леные тельца - простейшие водоросли. Лишайник состоит из грибка и водоросли, образующих особое сожительство на почве взаимопомощи (взаимозависимости). Один из членов этого союза - зеленая водоросль - делает то, что не может делать гриб: она изготовляет из воды, углекислого газа и минеральных веществ, растворенных в воде, довольно сложный питательный материал, часть которого идет на питание грибка. Грибок, обво­лакивая своими нитями зеленые тельца водоросли, защищает их от солнца - не дает им терять много влаги, и, кроме того, он невольно «отдает» сожителю часть своего запаса влаги: благо­даря такой «поддержке» водоросль редко чувствует недостаток в воде. Так вот и живут в постоянном и прочном «содруже­стве» различные грибки и водоросль, образуя особый класс растений, называемых лишайниками.
То, что растения могут помогать друг другу в жизненной борьбе, кажется удивительным. Но еще удивительнее такие содружества, которые установились между некоторыми живот­ными и растениями. Например: гидра и водоросли. В теле гидры живут микроскопические одноклеточные водоросли. Гидра «на­деляет» водоросль необходимой ей углекислотой, а водоросль «снабжает» гидру кислородом. Кроме того, водоросль в теле гидры защищена от животных, питающихся мелкими рас­тениями.
Другой пример «содружества» между животными и расте­ниями особенно красноречив по своему размаху. Он охватывает два мира, одинаково богатых формами: это цветы и насеко­мые - бабочки, жуки, пчелы, мухи и т. д. Как великолепно приспособились они друг к другу! Цветы своими красками, за­пахами, обилием цветочной пыльцы и нектара влекут к себе насекомых, которые, собирая с растений нектар и цветочную пыльцу и перелетая с цветка на цветок, способствуют пере­крестному опылению растений. Эта полезная взаимозависи­мость между цветами и насеко­мыми настолько сильна, что в строении цветка и насекомых постепенно выработалось много особенностей, которые важны лишь постольку, поскольку они обеспечивают взаимопомощь между ними. 
Можно привести еще один пример взаимопомо­щи между растениями и насе­комыми. В Южной Америке, где встречаются небольшие рощи деревьев, называемых цекропиями, живут муравьи-листорезы. В ясный жаркий день они высыпают из своего муравейника и, выстроившись шеренгами в колонну, направляются к цекропии. Взобравшись на ствол, му­равьи добираются до листьев и приступают к работе. Каждый из них своими острыми, как ножницы, челюстями выгрызает лоскуток листа. В ре­зультате дерево почти оголяет­ся. Грабители же идут обратно. По дороге, ведущей к муравей­нику, ползет, извиваясь, уже не темно-рыжая, а зеленая лента: каждый муравей высоко подни­мает кусок зеленого листа и словно под зонтом шествует до­мой. Вот почему листорезов называют еще зонтичными му­равьями.
После того как листья на солнце подвянут, листорезы втаскивают их в кладовые муравейника и кромсают на мель­чайшие кусочки, которые затем складывают в небольшие кучки. Со временем на них развиваются грибки; листорезы употребляют их в пищу.
Однако у цекропии оказались совсем неожиданные защит­ники - муравьи, называемые ацтеками. Жилищем для себя они избирают цекропию, в стволе которой и помещаются гале­реи общинного гнезда. Кора ствола цекропии испещрена мно­жеством отверстий, служащих входом и выходом для ацтеков. В тех случаях, когда на цекропии живут ацтеки, они защищают ее от разбойничьих набегов листорезов.
Не следует, однако, думатть, что муравьи-ацтеки сознательно защищают цекропию от нашествия листорезов. Муравьи защищают свое жилище, потомство и запасы пищи, которую они в изобилии получают от цекропии. Возле входных отверстий в жилища муравьев-ацтеков образуются сочные мяси­стые натеки из тканей дерева, которые идут в пищу ацтекам. Кроме того, у каждого черешка листьев цекропии образуется небольшая подушечка, покрытая волосками, между которыми сидят беловатые тельца. Эти тельца - прекрасная пища для ацтеков. Перед нами два организма, имеющие между собой мало об­щего: растение и муравей. Муравьи, руководимые инстинктом вражды к муравьям другого вида, а также инстинктом само­сохранения и сохранения потомства, защищают цекропию от губительного натиска листорезов. Цекропия же служит им жильем и источником питания.
Взаимопомощь проникает глубоко в недра живой природы, пронизывая весь многообразный мир организмов. Представители зеленого мира поглощают из воздуха углекислый газ и выде­ляют кислород, которым дышат животные, а представители животного царства, поглощая кислород, выделенный растениями, выдыхают углекислоту, служащую пищей для зеленых растений. Из углекислоты, воды и растворенных в ней минеральных веществ зеленые растения вырабатывают в листьях такие слож­ные продукты как жиры, крахмал, сахар и белки, без которых животные существовать не могут; они получают их в готовом виде, питаясь разной зеленью. С другой стороны, отбросы и трупы животных удобряют почву, обогащают ее нужными для жизни растений веществами. Такова прочная естественная связь (взаимозависимость) между растительным и животным миром. Так бессознательная взаимопомощь проникает во все уголки живой природы.
Мир растений и мир животных живет, изменяется и развивается под знаком двух могучих процессов: борьбы за суще­ствование и взаимопомощи. Взаимопомощь возникла как одно из надежнейших орудий в борьбе за суще­ствование. Выдвинутая на арену жизни борьбой за существо­вание, она «ополчилась» против самой борьбы. В природе среди растений и животных борьба и взаимопомощь слиты воедино: борьба рождает взаимопомощь, взаимопомощь становится ору­дием борьбы. В этом своеобразная диалектика природы.

Содержание

Кудесники алхимии
Волшебный прибор Левенгука
Опыты русского врача
Таинственный мир
Могучая сила клетки
Путь от амебы к человеку
Течение жизни на Земле
Эволюция человека
Размножение животных и растений
Цветы и насекомые
Жизнь в море
Когда собаке жарко
Среди вечных снегов и зеленого лета
Светящиеся животные
Дармоеды и паразиты
Жизнь обезьян
Они тоже умные
Растения-хищники
Чадолюбивые отцы
Шелковичный червь
Архитекторы животного мира
Борьба и взаимопомощь в природе